Серебряная герцогиня - Анастасия Разумовская
— Трогайте, конечно, — надменно отозвалась девушка, отцепила хвост и бросила незадачливому ухажёру.
Она незаметно скользнула на винтовую лесенку, наполовину спрятанную в нише стены, и поднялась на широкий пустой балкон, захватив с собой бокал с тинатинским вином. Облокотилась о балюстраду и стала смотреть на творящееся внизу безумие.
«Собственно, меня тут тоже ничего не держит. Я могу уйти в любой момент, используя всеобщую анонимность», — решила она.
Люди, озарённые морганием свечей, не могли снизу заметить её фигуру, теряющуюся во тьме сводов. Здесь можно было прийти в себя и отдышаться без назойливой компании. Но лучше было бы вернуться в особняк и как следует выспаться, ведь завтра — свадебный обряд в храме богини. Потом пир, а потом, по традиции, знатнейшие дамы и кавалеры стерегут сон молодожёнов. А, значит, следующей ночью ей предстоит малоприятное бдение.
Джайри отпила из бокала, и вдруг услышала позади мягкий, певучий голос:
— Ты счастлива?
Бокал выпал из её рук, упал и разбился, только чудом никого не задев. Джайри отпрянула от перил.
Глава 18
Подслушанный разговор
— Ты счастлива?
Сердце зашлось, и Джайри не сразу смогла произнести хоть слово в ответ. Эмоции — яркие, мощные — нахлынули, и сразу куда-то исчез воздух. Она пошатнулась, и он поддержал.
— Нет, — прошептала девушка. — Мне плохо, Шэн. Ты обещал вернуться.
— Ты его любишь?
— Да.
Лис молчал, и Джайри тоже молчала. А потом испугалась, что он сейчас просто уйдёт. Так же незаметно, как пришёл.
— Но и тебя я тоже люблю.
Короткий выдох позади.
— Невозможно любить двоих.
— Но это так. Ты меня презираешь?
— Нет.
Джайри закрыла глаза, набрала побольше воздуха и мужества и задала самый важный вопрос:
— Ты меня всё ещё любишь?
— Да. А кого любишь ты, Джайри? — тихо спросил он, наклонившись к её уху.
— Обоих, — упрямо ответила она.
— Нет. Только одного.
— Но…
— Ты ошибаешься. Одного из нас ты не любишь. Только думаешь, что любишь. Но это — заблуждение.
«Кого? Уль или Шэн? Может быть, я не люблю Уля? И мне только кажется, что люблю. По привычке. Потому что эта любовь со мной давно, и кажется, что она была со мной всегда. Или наоборот? Может ли быть так, что любовь к Шэну я придумала тогда, когда мне было плохо и страшно? И очень одиноко? Так легко влюбиться в спасителя! Ведь он тогда был единственным, кто относился ко мне хорошо…».
У неё не было ответа на этот вопрос.
— Я не знаю. Но я не хочу тебя потерять.
— А его?
— И его тоже не хочу.
— Женщина, — шепнул Лис, и в его голосе прозвучала ирония, тепло и нежность.
— Ты мне нужен. И нам надо поговорить.
— Я приду. Позже. Как только смогу.
Руки разжались, но Джайри словно застыла. Почему-то ей стало страшно обернуться. Когда девушка наконец смогла это сделать, то балкон снова оказался пуст.
Шэн… Он всё же жив. И всё-таки пришёл к ней.
Навалилась бесконечная усталость. Надо было что-то решать и на что-то решиться. Ещё раз всё взвесить и понять. Идущий двумя путями не пройдёт ни один. Страшась потерять одного из двух мужчин, она потеряет обоих.
Джайри спустилась вниз, незаметно пересекла зал, выскользнула по парадной лестнице в сад и внезапно заметила знакомое рыжее пламя справа от съезда для карет. Дьярви! Девушка приветливо улыбнулась своему юному рыцарю, но тот даже лицом не дрогнул, мрачно и сурово глядя в пустоту перед собой. Джайри поняла, что, видимо, её вчерашняя холодность задела парня. И, возможно, надо было что-то сказать, что растопило бы его по-детски непосредственную обиду. Но вот только сил на всё это совершенно не было. И, забираясь внутрь кареты, герцогиня подумала, что устала быть взрослой и отвечать за всё происходящее.
«Пусть идёт, как идёт», — устало подумала она, закрыв глаза, и распорядилась доставить её домой.
Спать. Всё завтра. Все мысли, судьбоносные решения, вся самокритика и анализ своего сердца и разума — завтра. А сегодня — спать.
* * *
Ильдика задыхалась от злости. Собственные эмоции раздражали её ещё больше.
Нет! Она не ревнует своего жениха! Да пропади он пропадом! Обычный политический брак, ничего большего. А что насчёт фавориток… Ну так они у всех же есть, разве нет? Даже у пожилого Амбруса, её отца. Причём Амбрус ещё и меняет их регулярно, чем подрывает благосостояние королевства. Так что — с чего бы?
Какое ей вообще дело до случайно подсмотренной сцены на балконе? И до той глубокой нежности, с которой её жених прижимал к себе фаворитку? Мужчины они вообще же такие: сегодня люблю-умру, а завтра: уйди, постылая. И вот когда «люблю-умру», то он готов на подвиги и преисполнен нежности. Но это ни о чём никогда не говорит!
Одна фаворитка сменяет вторую, а королева остаётся. И именно её дети восходят на трон. Так что с чего бы ей злиться?
Ильдика прижала руки к груди и передёрнула плечами. В саду было прохладно и зябко после дождя.
— Иди, знаешь куда, Уль? — прошипела принцесса злобно.
К богу Смерти в подземные чертоги, вот куда.
Нет, она не ревнует. Вот ещё! Конечно, легенды про обаяние златокудрой сволочи достигли даже Гленна и говорили, что в очаровашку-наследника не влюбиться просто невозможно, но… Ильдика слишком умна для подобных глупостей. Просто её бесит, что у него есть право иметь любовницу, а она должна будет довольствоваться лишь им одним, да ещё и в порядке очереди.
Она шла мимо зарослей сирени, и внезапно ощутила её запах. Распускается? Уже? Потянула носом, свернула с тропы и коснулась мокрых широких листьев. Сад был залит лунным светом и потому казался призрачным.
Илика пошла между кустом, чутко вдыхая аромат. Глематис говорил, что у принцессы обоняние как у собаки. Конечно. Это было не так, но… «Хочу найти цветущий куст. Если найду, он в меня влюбится без памяти. И я, конечно, его жестоко отвергну», — злорадно загадала она.
— … дело-то нехитрое, — донёсся до неё низкий мужской голос, — а как при побеге убьют? Что если так?
Девушка замерла, вслушиваясь. Из-за журчащих струй фонтана тихий диалог был едва слышен.
— Нет.
— Вырыть подкоп?
— Долго.
— Перебить стражу, ворваться
