Никогда прежде - Марьяна Сурикова
– Равка! – Я ужасно обрадовалась крыске. – А ты как здесь? Тоже заблудилась?
Крысява негромко, но весьма красноречиво фыркнула.
– Ты что, можешь находить дорогу? Равка! – Я протянула ладони и схватила соседку под лапы. Внушительное пузко, откормленное на мясе, свесилось почти до земли. – Равка, выведи меня к послу. Важный разговор имеется.
Соседка, которой дано было отлично понимать человеческую речь (наверняка натренировалась, выживая в жестких условиях Кончинки и воруя у кого ни попадя), побежала по тропинке. Я следовала за ней. И скажу, кабы не вера в крысявку, ни за что бы не выбралась из сетей индигийца. Мне постоянно казалось, будто я иду не туда, все вокруг ужасно неправильно и непременно нужно свернуть. Это было такое внутреннее сопротивление и напряженная душевная борьба, что хотелось побить обладателя пространственных чар. Однако Равка не подвела. Я увидела гамак и мирно спящего в нем посла, едва ли не умилившись идиллической картине. Птицы поют, ветерок приятно овевает лицо, ручеек журчит, падая с камней и рассеиваясь в воздухе радужной завесой… просто зависть берет. У него здесь мир и покой среди тенистой зелени, а в моем доме абсолютный бедлам.
Я подошла осторожно, вместо того чтобы приблизиться и попросту перевернуть гамак. Помня о влюбленности кузена Саба, устроилась поверх круглого камешка и принялась созерцать посла. А в целом завораживающая картина. Только когда Равка забралась на мое колено и пискнула, я поняла, что почти погрузилась в созерцательный транс. Все пыталась понять, что же не так в его внешности. Вроде обычный облик, невнятный, нечеткий. Присмотришься внимательнее, и мужское лицо будто меняется: представляется практически идеально гармоничным и совершенным. Но даже тогда остается ощущение неправильности. Равка куснула за палец, и я снова очнулась.
– Ай, – я встряхнула ладонью, а господин посол чуть заметно вздрогнул и открыл глаза.
– Доброе утро, – сладко прошептала, постаравшись произнести это еще и с придыханием.
Он повернул голову и, кажется, вздохнул.
– А ноги не мерзнут? – Я указала на его босые ступни, поддавшись искушению уточнить этот момент. По мне, так ноги вечно мерзнут по ночам, если не укрыть их одеялом.
– Доброе утро, Саб. Значит, ты привела? – Вопрос адресовался не мне, хотя я чуточку напряглась. Раян перевел взгляд на Равку и покачал головой. Крысявка же шустро сбежала. Вот еще сидела на моих коленях, а через секунду только кустики качнулись, и соседки след простыл.
– Чем обязан? – Его индигийшество даже умудрился подпереть ладонью щеку, оглядывая меня.
– Красиво здесь стало, – ляпнула я невпопад, поскольку всегда очень напрягалась от таких его взглядов.
– Да, красиво, – он все еще смотрел вопросительно и выглядел до жути мило со сна. Отчего мне снова стало не по себе. Может, поменять тактику? А то их индигийское обаяние – опаснейшая вещь.
– У меня полный дом девиц в откровенных платьях, – я кивнула в сторону собственного жилища.
– И?
– В каком смысле «и»?
– Знакомься, – посол сделал широкий жест рукой.
– Знакомиться? – Я даже прищурилась. Ах вот как! Все же он это специально. Настроил, так сказать, точку выхода, еще и припомнил, как я канючила «познакомь». Но ведь не один посол здесь самый умный.
– Эх, – я вздохнула печально, – поздно. Мое сердце уже занято. Не мог бы ты теперь направлять их всех обратно к забору?
– Занято? – прищурился индигиец.
– Да, занято безвозвратно после той чудесной ночи… – Я вынула из кармана лист кувшинки в форме сердца: – Вот, кстати, подарок тебе сделал. Можно повесить под лягушку, отлично будут смотреться.
Выдержка посла восхищала. Его даже не перекосило от моих слов. Он просто перевел взгляд на кувшинку и обратно к моему лицу. Неужто заподозрил, что издеваюсь?
– А можно полежать в твоем гамаке? Он выглядит очень уютно.
– Я бы не стал этого делать, – покачал головой индигиец.
– Не понравился подарок? – Меня разбирал смех, и было очень непросто состроить несчастное лицо. – Или я тебе не нравлюсь?
Надо было слез в голос добавить, чтобы он начал подрагивать, но я оказалась не столь хорошей актрисой.
– Нравишься, – заявил посол, отчего я едва с камня не свалилась.
– В смысле?
– А какой ты смысл вкладывал в вопрос? – спросил индигиец и легко перемахнул через край гамака.
Я забывала периодически, с кем я имею дело. Ему ведь любую фразу извратить – раз плюнуть. Едва начинало мниться, будто я могу влиять на ситуацию, как он тут же все переворачивал. Адан вон в доме от меня прятался, а этот…
Посол мягко приблизился к валуну и, клянусь, если бы не остановился в шаге от него, я бы с визгом припустила обратно к дому, провалив собственное задание. Очень напрягалась, когда он так делал. У меня сразу возникало ощущение, будто я вот-вот снова окажусь в ловушке.
– Исключительно в дружеском смысле. А ты в каком? – ответила и сползла с валуна на обратную сторону, чтобы камень оказался между нами. Еще и кувшинку выставила на манер щита. За манипуляциями индигиец наблюдал, молчаливо приподняв брови. Оставалось надеяться, что он спишет все на растерянность кузена от смущающего влечения.
– Полагаю, в платоническом, – огорошил индигиец. И пока шестеренки в мозгах ворочались, стараясь интерпретировать этот ответ и переложить его на наши взаимоотношения, Раян пояснил: – Прежде не испытывал тягу к представителям своего пола.
Кто-то дернул меня за язык уточнить:
– А сейчас?
Никак сказалось желание понять – я его в любом виде устрою? Даже кузеном Сабом? То есть это влечение конкретно ко мне? Почему мне никогда не приходило в голову спросить, что папа испытывал к маме, пока она парнем притворялась?
– А тебе точно не страшно узнать ответ? – с усмешкой спросил Раян и сделал еще один шаг. – Переступить черту порой сложнее, чем представлялось прежде.
– Сложнее? – только и смогла пролепетать я, резко вытянув руку, чтобы он не вздумал еще сократить расстояние. А кувшинка уперлась ему прямо в грудь. Индигиец вытащил ее из моей ладони. Вероятно, хотел рассмотреть подарок, и замер. Его взгляд сосредоточился на вещице, изучая пристально, напряженно, а меня от выражения его лица холодный пот прошиб. Просто так ярко накатили воспоминания о той ночи, что я принялась размышлять, смогу ли без Равки