Невидимый враг - Анна Снегова
Но внутри мягких кошачьих лап всегда прячутся острые крючья когтей. Хорошо бы мне об этом помнить.
Трусливо ретируюсь с кухни под предлогом, что не выношу вида крови. Ну, почти и лукавить не пришлось, в принципе.
Очень скоро в мою комнату, двери которой я захлопнула и впервые пожалела, что на них нет хотя бы засова, проникли ещё и настырные ароматы жарящегося мяса. Кажется, с очагом на моей кухне… а судя по всему и с тонкими веточками приправ, подвешенными к потолку, чужак разобрался быстро.
Поделиться никто не предложил. Ну и отлично. Я все равно бы отправила куда подальше с таким предложением.
Но вот что не предложил совсем — обидно.
Хожу туда-сюда по собственной спальне, босиком, неодетая — потому что боюсь раздеваться даже на секунду, даже чтоб влезть в какую-нибудь нормальную одежду. А тапки потеряла где-то на кухне, и теперь ничто на свете меня не заставит пойти поискать. Прислушиваюсь к звукам, что доносятся из-за стены. С завистью представляю, как там сейчас тепло — от печки-то. Ночи в предгорьях уже холодные. Я жутко мёрзну, а в кровать, под одеяло, лезть не решаюсь тоже.
Уютное потрескивание пламени. Шипящий жир на углях. Посвистывание… Какого беса он на моей кухне готовит, меня оттуда предварительно выжав, и ещё и свистит, как у себя дома⁈
Зачем-то нервно приглаживаю волосы. Переплетаю косу. Умываюсь, поплескав на ладони из кувшина на подоконнике. Вода ледяная, от этого мёрзну ещё сильнее. Снова плотнее запахиваю шаль.
И застываю в испуге, когда дверь медленно отворяется.
— Молодец, что отказалась. Мне досталось больше. Не скажу, что наелся… но за косулями бегать как-то было лень. Не до конца ещё восстановился. Надо выспаться, пожалуй!
И не удостоив меня даже взглядом, котяра наглая гибким движением укладывается на мою постель.
Мою! Постель!
Разлёгся ровно посередине, потянулся сладко так, до хруста костей, и закрыл глаза, подложив руки под голову.
От наглости такой сначала я решилась дара речи. Потом поняла, что взрываюсь.
— То есть… предлагаешь мне уйти, да⁈ Из собственной спальни⁈
— А это как тебе заблагорассудится. — Котяра приоткрывает один глаз, в хитром прищуре мелькают серебряные искры. — У меня-то есть предложение получше. Но ты почему-то отказываешься.
— Ну… это уже… ни в какие ворота!! Вот и отлично! Вот и спи! А завтра… чтоб…. духу твоего здесь не было! Я уж на кухне как-нибудь. На половичке, у печки… да где угодно, лишь бы не видеть твою нахальную физиономию!!
От злости не сразу замечаю, что перешла на недопустимо фамильярное «ты». Но мне всё равно уже. Пусть попробует только завтра не убраться отсюда! Даже моё безграничное терпение и не менее безграничное сострадание такого не вынесут.
Веником отсюда вымету.
О том, что будет, если кот не захочет выметаться, решаю пока не думать.
Разворачиваюсь на замерзших пятках и решительно топаю к двери.
Ох, а надо было медленно и осторожно, не делая резких движений. Какая же я дура, что забыла!
Догоняет в два прыжка, хватает, прижимает к себе. И тащит — понятно, куда. Брыкаюсь, как будто от этого зависит моя жизнь. С нулевым, конечно же успехом. Вон у зайцев несчастных так же примерно получилось, когда горло им перекусил одним укусом.
— Да стой ты… бешеная, — ворчит на ухо темнота. Как назло луна ушла за облака, и в комнате стало темно, хоть глаз выколи. — Идём досыпать, рассвет скоро. Донимать не буду, просто согрею. Вся как ледышка.
Затихаю обречённо. Лапы тут же перехватывают поудобнее.
— Точно не будешь? — спрашиваю недоверчиво. И правильно не доверяю, потому что мурчание кошачье хитрющее слишком. И довольное подозрительно — ещё больше, чем когда зайчиков бедных слопал. И лапам этим не доверяю тоже. Потому что, когда держат так, и прижимают вот эдак, тоже доверия не прибавляется совершенно.
— Если не станешь трепыхаться и сбегать, — задумывается ненадолго темнота. — Но ты уже поняла, чем это заканчивается?
Кажется, вариантов у меня никаких.
Меня подхватывают на руки, жмурюсь от секундного ощущения полёта… потом небрежно плюхают на постель, вжимают в мягкую перину.
Как только могу двигаться, отворачиваюсь, отползаю подальше, сворачиваюсь в комок, радуясь, что шаль хотя бы осталась… её тут же с меня сдёргивают и отшвыривают куда-то.
— Эй! Я же замёрзла! — возмущаюсь было. Но возглас возмущения застревает где-то внутри, потому что сзади ко мне всем телом прижимается большое, горячее, дышащее… пахнущее тем самым запахом, от которого мутнеет в голове и путаются мысли.
— Я согрею, не бойся.
И наступает тишина.
Сверху на нас обоих натягивает одеяло — укрывает, заставляет сердце сорваться в бешеный ритм от того невероятного, неправильного, слишком уютного… слишком опасного, что происходит. Меня придавливает небрежно тяжелая рука… я ощущаю спиной мерное движение его грудной клетки.
Подношу стиснутые кулаком пальцы к губам, чувствую даже в темноте, как жутко и неудержимо краснею. Кончики ушей и щёки горят. Согрелась я замечательно и на раз, мда… Не выдерживаю этой рвущей меня на части тишины.
— Хм. Слушай! Мне как-то знаешь, было спокойней, когда меня котик грел. А ты можешь обратно в него?.. И вообще, может расскажешь, как у тебя это получается? Ты родился таким? Или это эликсир какой-то? Рецептом поделишься?
Темнота позади меня рассмеялась, горячее дыхание пошевелило волосы, выбившиеся из косы от той ретивой не в меру прыти, с какой меня плюхали и валяли по кровати.
— Слишком много вопросов задаешь. Спи уже.
Но мне жизненно необходимо хоть как-то заполнить чересчур смущающую паузу. Приходит в голову, что в таком положении, как сейчас, неплохо бы, по крайней мере, уже и познакомиться!
— Зовут тебя хоть как? Меня вот — Ива…
— И-ва-а-а… — повторяет за мной задумчиво, будто катает буквы моего имени на языке.
О, а вот и мурашечки! Воскресли, родимые!
Дружной толпой потопали по моей несчастной шее. Там, где в меня выдыхают моё собственное, так странно звучащее сейчас имя.
— Красиво, — выносит вердикт темнота. У меня дёргает что-то в животе. Подбираю коленки и на всякий случай, скрещиваю руки на груди. Во избежание. А то кто их знает, хищников, когда там у них снова голод просыпается.
— Ну так что? Тебя как?
—
