Плетения Судьбы. Не потерять себя - Татьяна Мираббилис
Лоб Эристела снова украшала россыпь крупных капель. Я взяла губку и осторожно собрала испарину. Смочила полотенце в свежей воде и обтерла его лицо, и треугольник груди, выглядывающий из разреза рубашки. Наверное, именно эта постоянная испарина так не нравилась Касторкину. Иного ответа я не видела. Серый степной загар совсем не шел Эристелу. Он никак не скрывал нынешнюю бледность кожи. Наоборот, делал ее грязной на вид.
Вздохнув, взяла плоский гребень и расчесала черные пряди волос. Вычленила седые прядки и осторожно заплела в косичку. Красиво. Потом подумала и осторожно коснулась губами к щеке. Все эти дни хотела. Эристелу не помешает, а мне…
— Зира…
Я резко отпрянула, будто меня застали за воровством конфет. Но Эристел все так же пребывал в беспамятстве. Это немного успокоило, но и расстроило. Я так хочу, чтобы он очнулся, что мне уже и голос причудился. Глупо то как. Как же хочется, чтобы он просто открыл глаза. Я сказала бы ему «привет», а он крепко бы меня обнял. Хочется. Я так соскучилась. Но как же страшно. Вдруг он меня не узнает? Или после таких подвигов, о которых говорят все, я стану ему не по статусу…
Но ректор молчал. Видимо, и правда, послышалось. Я так скучала по его голосу, что он везде мне слышится. Ну что ж, в каждом моменте нужно искать плюсы. Мои плюсы в этой ситуации — я могу целовать Эристела без стеснения. И даже в губы. И никто об этом не узнает. А там будь, как будет.
А вечером ректора посетила целая процессия — мэтры Эскул и Гарэд Совел, профессор Ситале и наши классные дамы. Но на этот раз я не ушла. В голове, словно эхо, звучал голос: «Зира, зачем они здесь?
А, действительно, зачем? Да еще всем скопом. Я подошла вплотную к кровати и взяла Эристела за руку.
— Вас слишком много, господа мэтры, для одного посещения, — услышала свой голос со стороны. Касторкин недовольно взглянул на меня, поцокал языком, проверил назначение, но нового ничего не добавил. Развернулся и ушел. Посетители проходили по одному. Немного постояв, тихо уходили прочь. Он что, прощаться всех привел? Я до боли переплела наши с ректором пальцы: «Не отпущу, козлы чешуйчатые! Даже дамы!»
Декан боевого факультета был последним в очереди. Он долго стоял перед открытой дверью, расставив ноги на ширину плеч и переплетя на груди руки. Стоял, как постамент, с непроницаемым взглядом, и словно мысленно беседовал с ректором. Буравил Эристела взглядом, приводя меня этим в тихое бешенство. Но меня он игнорировал, от слова совсем.
Затем мэтр отмер, подошел к кровати, и все повторилось снова, словно палате не хватало личного изваяния. А теперь оно само пришло и ищет наилучший ракурс для размещения. Стиснув зубы, посчитала до ста — не дело грубить декану боевки, даже неадекватному.
Постояв у изголовья кровати, мэтр отметился у окна, взирая оттуда куда-то вдаль. Стало даже интересно, куда дальше пойдет? Теперь он стоял, сцепив руки за спиной. Я видела побелевшие костяшки пальцев. А ведь Гарэд Совел смугл от природы. А теперь, после этой ужасной вылазки, стал черен, как мавр. Неожиданно мэтр оторвался от созерцания пейзажа за окном и посмотрел на меня. В упор. Тяжело. Твердо. Решительно.
Видимо, на моем лице что-то отпечаталось. Мэтр цыкнул сквозь зубы, развернулся и ушел. Но спокойствия мне это не добавило. Меня потряхивало от пережитого напряжения, и что скрывать, страха. Таким я мэтра боевки не видела и видеть не хочу. Вот, что им всем от меня надо?
Ближе к ночи проведать ректора пришла госпожа Кадю. Этому посетителю я была рада. По крайней мере, она так не напрягала. Дама взглянула на ректора от двери. Вздохнула. Покачала головой. И на этом ее визит закончился. Так я полагала. Но после приличествующих ситуации охов-вздохов, вопросов о самочувствии ректора и моем, госпожа Эсфирь потянула меня в коридор, где шепотом ошарашила:
— А я, собственно, к тебе, Зира.
О, и эта ко мне! Это уже перебор. От предыдущих гостей еще не отошла. Мне, конечно, приятно, что госпожа Кадю обо мне не забывает, но помня, какой она бывает… болтушкой… Ситуация двузначная.
— Ко мне?
— Да! Ты же ко мне, так, по-дружески, и не помнишь поди, когда забегала. Совсем вы меня с адепткой Лозой забыли. Ай-яй-яй!
От недоумения я потеряла контроль над челюстью. Сказать в ответ мне было нечего. Не понимает она что ли, что не до нее сейчас?
— Вот я и решила — сама навещу.
— Спасибо, — осторожно покосилась на библиотекаршу. По правде говоря, госпожа Кадю была женщиной строгой. В принципе. С другими. К нам же пару раз проявила даже дружеское участие, но говорить о дружбе — явный перебор. Вроде бы и книг никаких не задолжала. Что думать, я не знала.
Но, как оказалось, госпожа Кадю была не только библиотекарь, но и женщиной в полном смысле этого слова. Женщиной, закрытой в четырех стенах между пыльными фолиантами и обделенной общением, от чего она невыносимо страдала. Несравненный господин Ситале появлялся крайне редко в виду загруженности, а забегавшие адепты доверия ей не внушали. Но нас с Сенти, госпожа почему-то выделила и едва ли не в ранг близких подруг записала. А потому и решила, что я незаслуженно обделена информацией. А ведь она, информация эта, касалась меня напрямую.
— Слышала об адепте Милане? — госпожа Кадю пустила пробный шар, проверяя уровень моего незнания о произошедшем.
Отрицательно мотнула головой. На лице женщины мелькнула нечитаемая эмоция, которая напрямую относилась к нерадивости моих друзей, не озаботившихся проинформировать меня в столь деликатном деле. Затем эмоция плавно сменилась на слегка напыщенное выражение, и она выдала:
— Никогда не любила этого говнюка!
— Да?? — крайне недоумение сияло неоновой вывеской у меня на лбу.
— Да! Странно, да?
— Еще как!
Странно — не то слово, судя по отношению к нему других нагинь-мэтров, да и многих адептов. Хотя одного преподавателя, конкретно не любящего этого адепта, я знала лично.
— Ну, знаешь! — вспыхнула библиотекарь. — Парень он, конечно, видный, обходительный. Когда ему нужно. Но внутри… Как бы это сказать?
— Гнилой? — рискнула подсказать хранительнице мудрости.
— Нет, не то. Он как та жидкость, что меняет формы. То тверд и ядовит, то может быть пластичен, как вода. То настойчив и идет напролом, то обходит бережно и аккуратно, словно в петлю берет.
— Вода? Так он и есть водный.
— Не вода. Я сравнила бы его с ртутью. Вода может и льдом стать, что
