Подарок для герцога. Вернуть отправителю! - Елена Княжина
В ущелье опустились сумерки, снег стал густо-синим. Лишь крупные сатарские звезды освещали нам путь.
– Я уж передумал, богини ведают…
– Я должна успеть, – попросила я, выглядывая из окошка. Указала вперед. – Осталось немного, вон последняя скала. А там побыстрее будет, объезд найдем.
– Ваша правда. В Сандере ночевать безопаснее.
Остаток пути я продремала. Очнулась, лишь когда экипаж затормозил и четыре харпии синхронно заржали, рассчитывая на щедрое угощение.
Харпемейстер соскочил с козел и размял шею. Стражи восторженно поглядели на шатры, разбитые вокруг длинного, коренастого замка. Там жгли костры, шумели, звякали кружками, сверкали рогами… Батюшки!
По другую сторону от Сандер-Холла за кованой оградой плыл туманный сад, возле золотой калитки стояли четыре чаши для подношений.
Приехали.
Мы приехали!
Вдохнув сладкий запах ночи, я сбросила с плеч плед и с помощью Раина вылезла из экипажа. Моя стража ломанулась к своим, к бойцам сатарской армии, что приглядывали за демонским воинством. А я устало ввалилась в имение «ненужных жен».
Не так тут и плохо, призрачная бабушка не соврала.
У парадной двери меня встретила заспанная горничная. Она представилась Марьяной, чуть не уронила себя в книксене и сообщила, что покои герцога давно прибраны, купальня наполнена, а сам он ждет не дождется свою герцогиню… и так сладко зевнула, что меня опять потянуло в сон.
Сколько можно дрыхнуть, Лизавета? Самое интересное проспишь!
Я подробно выспросила, где найти те расчудесные покои – с купальней и свежим бельем, – и отпустила бедную прислужницу в кровать. За окном уж рассвет собирался. А мне надо умыться, увидеть спящего Габа и успеть сделать подношение для Сато. Каждый голос, даже тихий, сонный и иномирский, имеет значение.
На ватных ногах я поднялась на второй этаж роскошного, пусть и немного пыльного имения, и нашла дверь с золотым драконом. Глаза у него были выточены из грайнита: даже удивительно, что это спальня Габа, а не Галлеи.
Я толкнула дверь разок, другой… Она не поддалась. То ли была заперта, то ли я последние силы в экипаже оставила.
– Габ, открой! – покричала я и размашисто постучала по драконьей морде. – Га-а-аб!
Меня наконец услышали: с той стороны что-то зашуршало, заскрипело, заворчало, скрежетнуло… и передо мной предстало помятое лицо Сиеллы, обрамленное разлохмаченными рыжими волосами. В руке у нее был крошечный ключ – золотой, с зеленым грайнитовым глазком.
– Ааа… моя герцогиня, – признала меня леди Ротглиф. – Вы, верно, перепутали покои. Для ненужных жен – чуть дальше по коридору.
– Это шутка такая? Габ! – рявкнула я в глубину темной спальни, но оттуда ответа не поступило. Переведя взгляд на рыжую стерву, я, задыхаясь, прошептала: – Позови его. Немедленно.
– Он сейчас занят.
– И когда… когда он освободится?
Забыв, как дышать, я хватала ртом пыльный воздух Сандер-Холла.
– Со мной ему пяти минут точно не хватит. Вам, моя герцогиня, придется подождать снаружи, – Сиелла надменно вздернула бровь и указала ключиком в темноту коридора.
С невозмутимым видом она ждала, пока я попрощаюсь. Качалась на пятках, терла сонное лицо и даже не пыталась запахнуть полупрозрачный желтый халатик.
Он же обещал… Обещал! Что никогда-никогда! За что Габ со мной так?
Выходит, моя поездка в Сандер – лишь дань уважения Ахнету? А у Габриэла на волшебную ночь другие планы?
Это все из-за опухшей лодыжки? Из-за чертовой подвернутой ноги?
Нет, невозможно… Он не стал бы выжигать во мне чувства. Или стал бы, чтобы не рисковать?
– Как ты здесь оказалась, Сиелла? – спросила я сиплым, свистящим голосом.
Перед глазами темнело. Я впервые за эти недели ощутила тошноту – да с такой силой, что впору искать ведерко.
– Габ дал мне ключ. И портальный камень, – она поискала что-то в темноте, потянулась к комоду у стены и продемонстрировала мне разряженный кристалл. – Не вру, моя герцогиня. Клянусь нитями Сато, это было его решение.
– Портальный камень?
Я ошалело отступила. Мы добирались из Грейнхолла целые сутки, по уши закопавшись в сугробы, а Сиелле выдали камешек?!
– Знаю, дорого. Нужды армии и все такое. Удивительная растрата… Но уж если моему герцогу что приспичит… – леди Ротглиф томно охнула и прогладила желтый шелк на бедре.
Нет-нет… Это мой герцог, мой!
***
Я не помнила, как выбежала из замка… Зато хорошо помнила, почему.
Издевательский, самодовольный взгляд Сиеллы хлестал плеткой и гнал подальше от всего, что связано с Габом. Она победила. Он выбрал бесчувственность. Простенько, вкусно и никакого риска.
Живот жгло нарастающей болью. Почти ничего перед собой не видя, я упрямо пробиралась по темному Сандеру… Куда? Куда-то. Куда вели ноги. Казалось, они лучше знают, куда мне нужно попасть.
Умные ноги обогнули экипаж с дремлющим на козлах харпемейстером, завернули к шатрам, резко взяли вправо… и привели меня ровно к четырем избирательным чашам.
Золотая калитка поблескивала в рыжих рассветных лучах. За ажурной преградой плыл густой туман, не давая рассмотреть, какие они – судьбоносные Сады.
Над урнами парили лепестки, снежинки, сухие листья и бутоны вергиний, намекая, какой богине принадлежит тот или иной сосуд. Избирательный сезон еще не закончился, у меня было минут десять или пятнадцать, чтобы сделать подношение.
Правда, все, что заготовила для Сато, я забыла в экипаже, в вещевом мешке.
Габи, Габи, Габи-би-би… Тонкий детский голосок мне просто почудился. Но навел на совсем уж горькие мысли. Нашему малышу тоже придется забыть слово «папа», чтобы герцог Грейнский не боялся навещать наследника?
Габ такой сильный, такой смелый. Рвется в любой бой, побеждает в любой войне. Кроме той, что касается чувств. Он никогда не отважится полюбить… Я понимала: проклятие. Самой страшно – вдруг оно рабочее, и я, получив признание, упаду замертво, как Солея? Но как жить без его любви? Как?
Усмешка Сиеллы выворачивала внутренности. Гадина, стерва, мерзавка… Как страшно мне было открыть сердце после предательства. После Темы, после кисунь, после арабских духов и лживых командировок… И в итоге я пришла туда, откуда вышла.
Габриэл – бесстрашный генерал! Но он никогда не осмелиться сказать мне три чертовых слова.
Три. Чертовых. Слова.
Ворошилов бормотал их постоянно. И мне, и кисуням командировочным, и всем подругам до нашей помолвки… Говорил их так часто, что признание перестало что-либо значить. Оно ощущалось пустым, бессмысленным, голым.
Мне было плевать на слова. До момента, пока я не встретила этого мужчину. Винторогого, зеленоглазого. Несогласного их произнести даже один раз – для своей законной жены.
Нет, Габ не просто боялся сказать – Габ боялся чувствовать в полную силу.
