Узник зеркала (СИ) - Муратова
Люди всегда неравнодушны к мезальянсам, а уж союз Оливии и Того-Кто-Живет-На-Холме, который раньше никогда не появлялся на публике и который, очевидно, принадлежал к другому социальному сословию, чем все гости, собравшиеся под куполом церкви, был вовсе фантастичным. Нет, не потому, что удивлял, в конце концов для рядового зрителя все было очевидно: история знает много случаев, когда красота покоряла и не такие вершины, — а потому, насколько он был ярким и показательным. Для девушек судьба Оливии стала наглядным примером того, что счастье поджидает тех, кто умеет ждать, и не нужно спешить с замужеством, когда, возможно, завтра сам принц постучится в дверь и предложит свою руку. Это была мечта, ставшая явью. Они завидовали Оливии, но и любили ее, думая, что раз чудо случилось с ней, то же самое может произойти и с ними. Для женщин визит Колдбладов был лишним поводом вспомнить молодость, обсудить наряд Оливии и не без злорадства подумать, что очень скоро с ней случится то же, что случилось и с ними: цветок ее красоты увянет, ибо он недолговечен, особенно в браке. Пусть только дождутся появления потомства… Для мужчин случай был интересен тем, что, оказывается, Тот Кто Живет на Холме не только реален, но и, вероятно, обыкновенен, поскольку нет ничего странного в том, чтобы мужчина выбрал в жены такую гордую красавицу, как Оливия Хаксли. Каждому было, что сказать на этот счет, и Оливия знала, что их появление станет главной темой сезона и затмит собой другой очевидный мезальянс: свадьбу ее непутевой сестры и конюха.
Впрочем, гости успокоились, когда под органную музыку, под руку с мистером Хаксли в церковную залу вплыла Хэлли, юная и хорошенькая, точно ангел, в скромном белом платье. Ее жених, волнуясь, переминался с ноги на ногу у алтаря. Это был высокий и красивый юноша с щеками такими же красными, как и у Хэлли, и нервно подрагивающей нижней губой. Испуганный вид молодоженов вызывал столько умиления, что публика растаяла, мгновенно забыв и про Оливию, и про ее статусного супруга.
Священник прочитал строки из библии и короткую проповедь, молодожены обменялись клятвами и под восторженное «а-а-ах», донесшееся со скамей, подарили друг другу робкий поцелуй.
Колдблад протянул Оливии платок, чтобы та вытерла увлажнившиеся глаза. Она сама не ожидала, что это зрелище ее так растрогает. Она-то думала, что ей дела нет до ее глупой сестренки, а тут разрыдалась, неожиданно для себя самой, что точно не прошло незамеченным для присутствующих. Оливия вспоминала собственную свадьбу, холодность и угрюмость Колдблада, который стоял у алтаря со скучающим видом. Он оказался не столь ужасен и не столь непроницаем, как она думала о нем в самом начале. У него было сердце, только спрятано оно было так глубоко, что для того, чтобы добраться до него, Оливии долго пришлось блуждать в лабиринте.
После венчания гости были приглашены на скромный прием, организованный в саду семьи Хаксли, украшенном разноцветными лентами по такому случаю.
Оливия взяла с серебряного подноса два бокала шампанского и протянула один Колдбладу.
— Я думала о нашей свадьбе, — призналась она, отводя его в укромный угол между разросшимися пурпурными азалиями и кустами роз сорта буль-дэ-нэж.
— Да? — насторожно переспросил лорд Колдблад, пригубив шампанского. — И что именно?
— Я тогда совсем ничего о вас не знала… Мне было непонятно, чего вы хотите от меня, и, в глубине души, я вас боялась.
— Я подозревал, — кивнул он, отступая в тень, поскольку заходящее солнце било ему прямо в глаза.
— Вы казались мне очень странным… Помните, тогда в оранжерее вы сказали мне так зловеще: «ты полюбишь меня». А я подумала: какая наглость! Да ни за что на свете! — она засмеялась, для храбрости касаясь рукой пурпурных лепестков. Эти азалии мистер Уилкинс высадил тридцать лет назад, еще до ее рождения: почему же раньше она никогда не замечала, насколько они яркие и прекрасные? Почему ее трогали лишь слова, которые она читала в книгах, а реальная жизнь оставляла такой безучастной?
— Мне нужно было твое сердце, — пустился в объяснения лорд Колдблад. — Для Себастьяна. Я понимал, что мне нечего и рассчитывать на то, что ты согласишься отдать его добровольно, но думал, если ты сумеешь полюбить меня, оно и так достанется мне.
— Я знаю, — кивнула Оливия. — Но вы убедили меня принести добровольную жертву, так что моя любовь оказалась вам ни к чему.
— Теперь я понимаю, как глупо и самонадеянно было с моей стороны думать, что мне удастся зародить в тебе это чувство… — покачал головой Колдблад, опуская свои льдистые глаза, как если бы впервые признавая свою слабость. — У меня были превратные представления о любви и браке. Сейчас мне стыдно за это. Я прошу у тебя прощения. Как и за то, что полагал, будто ты не способна на великую жертву. Ты оказалась гораздо лучшим человеком, чем я думал о тебе в начале. И то, как ты любишь сестру… Я теперь даже думаю…
— Довольно, — не выдержала Оливия. — Столько добрых слов от вас я слышать не привыкла, — она сделала большой глоток шампанского и поморщилась, когда жидкость попала ей в нос. — Не хватало, чтобы я снова разревелась на потеху зрителям. Они и так с нас глаз не сводят.
— Это потому, что ты прекраснее этих роз, — серьезно сказал лорд Колдблад, кивком головы указав на буль-дэ-нэж.
Оливия выдохнула, чувствуя, как краска заливает ей лицо. Да что с ним такое, в самом деле? Шампанское в голову ударило? Или… весна?
— А что насчет роз в вашей оранжерее? — хмыкнула она, пытаясь преодолеть неловкость..
— Прекраснее всех роз в мире вместе взятых, — с улыбкой заверил ее Колдблад, щурясь на солнце.
— Ох, Финнеган… — прошептала она, впервые в жизни назвав его по имени. — Я… я так не могу. На самом деле…
— Тс-с-с, — приложил он палец к губам. — На нас смотрят. А кое-кто даже, кажется, прислушивается. Давай, ты скажешь мне потом то, что хотела сказать, чем бы оно ни было, а сейчас ты позволишь мне пригласить тебя на танец?
Оливия, колеблясь, приняла протянутую руку, но, следуя за графом к танцующим парам, заметила, что на самом деле все это время они были довольно далеко от толпы, и никто не проявлял к ним интереса. «Он
