Дикая. Дочь каганата - Лика Вериор
— Спи, любимая… спи…
На рассвете, когда им нужно было отправляться, они были уверены в своих действиях. Заручившись поддержкой лорда Сайонта, пообещавшего отомстить за сына, они покинули поместье, со всех сторон окружённое воинами. Никто не покинет эту тюрьму, а Малый Дворец теперь стал именно ей.
Записи о перемещениях императрицы за последние две недели очень помогли. Они уже отчаялись хоть что-то обнаружить, когда глаз Хадаан зацепился за фразу: «И.К. вышла в парк. Оставив слуг у фонтана со львами, она прошла по дорожке дальше. Время около четырёх, через полчаса И.К. вернулась к фонтану.» В тот день и Хадаан была в парке, и в тот день она впервые встретилась с Ноксом. Именно он находился в беседке, к которой ушла императрица. И никого другого рядом не было.
Мысли об этом занимали девушку до самого начала приёма. Её одевали в традиционный наряд бойхайской жены, красный и многослойный, с золотой вышивкой фениксов, волосы собрали в высокую причёску, украсив множеством драгоценных шпилек, но в голове набатом билось: «Как всё не вовремя». Праздновать совсем не хотелось, в душе скреблись кошки, они разрывали сердце сомнениями и страхом. У них есть всё, чтобы арестовать предателя, но этого недостаточно, чтобы навсегда от него избавиться. Им нужны показания других участников заговора, и именно их сейчас добывали дознаватели. Каким образом добывали, Хадаан думать не хотелось.
Вошедший Амадей на секунду забыл обо всех проблемах, восхищаясь величественным образом жены. Красный был ей очень к лицу…
— Дорогая супруга, — он протянул бархатный футляр с подарком, и девушка с благодарностью его приняла. — С днём рождения тебя.
— Спасибо, — прозвучало нерадостно, но улыбка, промелькнувшая на напряжённых губах, была искренней. — Очень красиво.
— Как твои глаза — в тени тёмные, почти чёрные, а на свету как дикий мёд.
— Ты поэт, — она передала футляр Диане и нежно коснулась губ мужа в поцелуе. — Как ты себя чувствуешь?
— Всё отлично, заживление проходит хорошо…
— Я про другое, Амадей.
— Тоже хорошо. Смерть отца подготовила меня ко дню, когда нас покинет и мать. Я лишь надеюсь, что она уйдёт без боли.
Хадаан промолчала, не зная, что ответить, только взяла мужчину за руку и крепко сжала.
— Идём. Ты виделась с бойхайской делегацией?
— Нет. Нам всем дали время на приготовление, и официальное приветствие состоится на приёме.
— Хорошо, ничего не пропустил в этих подвалах.
Ладони потели, но в зал девушка вошла с гордо поднятой головой. Под торжественную музыку они прошли к тронам, где их встретил Самор. Он поцеловал руку невестке, кивнул брату и только после этого величественно сел. Яркие праздничные краски были словно бельмо на глазу, раздражали. У Хадаан мигом разболелась голова, и мысль о том, что празднество будет длиться ещё не менее четырёх часов, заставляла её беззвучно выть.
— Всё хорошо? — Самор был заботлив, но это нисколько не облегчало ситуацию. Ещё все эти напудренные рожи, смотрящие с холодным любопытством и злорадством…
— Да.
Парадная дверь вновь открылась, и в проёме показалась бойхайская делегация. Хадаан не слушала, как их представляют, она с жадность рассматривала частичку родины, что посетила её в это нелёгкое время. Даже встала, не контролируя свои чувства, ей хотелось подбежать к кузену и крепко обнять, вдохнуть запах бойхайских благовоний, почувствовать родственное тепло, но, сдержавшись, она лишь приложила кулак к груди и кивнула.
— Приветствую великого императора Марка Дементия Самора, — поклонился Хасар почтительно. — Амадей Дементий Марк, хо-каана, — бойхайец снова поклонился.
— Рад приветствовать вас на нашей земле, — Самор встал, как и Амадей. Бойхайец говорил на родном языке, но в этот раз они подготовились лучше, и старушка Бертэ сидела за тронами, переводя каждую фразу дикаря. — Раз главные гости здесь, мы можем начинать?
— Да, ваше величество, — Хадаан кивнула. Ей бы хотелось, чтобы они уже закончили…
Девушка вежливо улыбалась, когда император произносил церемониальную речь, улыбка не сходила с её лица и тогда, когда гости преподносили подарки. Брат привёз множество даров, но самым важным оказалось письмо, переданное ей прямо в руки. Она не могла прочитать его прямо сейчас, лишь убрала во внутренний карман верхнего платья, но взгляд Хасара был красноречив — в письме что-то очень важное.
— Что же, — Самор улыбнулся, — теперь и моя очередь.
Повинуясь его жесту, слуги вынесли невероятно красивый музыкальный инструмент.
— Цитра, — прошептала девушка.
— Вы ведь не откажете сыграть нам, Хадаан?
Хо-каана нахмурилась, с непониманием уставившись на императора. Играть сейчас? Едва ли она выдаст что-то воодушевляющее, в голове только печальные мелодии.
— Сыграйте, Хадаан. То, что у вас на душе. Поделитесь этим с нами, вам станет легче, — девушка перевела взгляд на мужа, и он кивнул, поддерживая.
— Я давно не слышал игру хо-кааны, боюсь, не услышу ещё дольше. Наградите наш слух, прошу, — Хасар смотрел с мольбой покорного слуги, но Хадаан это не обмануло. Наглец, хочет, чтобы владычица его развлекла.
Гости расступились, освобождая место посередине зала, Хасару принесли малый трон, как представителю власти каганата. Хадаан опустилась на подушки и коснулась струн послушного инструмента. В голове тут же всплыли любимые строки матушки: Забери тревоги, забери печали, цитра нежная, что душой играет.Именно каана учила играть на цитре свою единственную дочь, вытирала слёзы усталости на девичьих щеках и сажала её рядом.
— Душа тоже должна отдыхать, дорогая, — говорила мать, показывая своей малышке правила игры. — Струны цитры — это струны твоей души, твоего сердца, ей ты можешь плакаться, с ней можешь делиться печалями.
И сегодня Хадаан плакалась, перед сотней враждебно настроенных придворных, перед мужем, перед императором и перед своим кузеном. Она плакала, не пролив и слезинки, но звуки, выходящие из-под её пальцев, стоны натянутых струн, пробирались до самых тайных глубин души
