Анна Гаврилова - Путь магии и сердца
— Прекращай.
Я была серьёзна и предельно зла, и до подруги наконец-таки дошло. Кажется.
С тяжким вздохом Милли встала из-за стола и направилась к платяному шкафу. Вытащила с верхней полки коробку конфет и снова ко мне вернулась.
— Шоколад — лучшее средство от всех бед, — со знанием заявила она.
Неспешно вскрыла упаковку, водрузила коробку на стол.
— Ешь, Эмелис.
— Не хочу.
Милли глянула как на умалишённую, но спорить не стала. Подхватила конфету и небрежно отправила в рот. Тут же слопала вторую, блаженно прикрыла глаза.
— Кайф… — она не говорила, стонала.
Я невольно поморщилась. Сленг, принятый в среде магов, в светском обществе считается жутким моветоном. И так как после академии мне предстоит не с магами общаться, а со знатью, я последние три года все эти словечки из себя выжимала. Видимо, чуть-чуть перестаралась, потому что слово вызвало неприязнь.
— Знаешь, Эмелис… я просто обожаю шоколад!
Взглянув на счастливую физиономию подруги, я смягчилась. Сказала тихо:
— Знаю.
А Милли продолжала:
— Я так люблю шоколад, что сил нет!
— Да, это мне тоже известно…
Подруга третью конфету съела, опять глазки прикрыла.
— А самое интересное знаешь в чём? — спросила она.
— В чём?
Милли открыла глаза, одарила очень внимательным взглядом и лишь после этого призналась:
— Я пыталась его бросить.
О Всевышний!
Я застонала и закрыла лицо руками. Нет. Нет у Милли совести. Вернее — ни совести, ни ума!
— Эмелис, да я не про Кира! — возмутилась подруга. Так натурально получилось, что я почти поверила. — Эмелис, ну правда не про него! Я про шоколад!
— Хорошо, — спорить я не стала. Просто сил на сопротивление не осталось. Добила она меня. Напрочь! — Про шоколад, так про шоколад. Но в последний раз.
— В самый последний! — заверила Милли. Шумно вздохнула и продолжила вещать: — Так вот, я обожаю шоколад. Люблю до умопомрачения. Но в один чудовищно ужасный миг я решила его бросить. И знаешь, что случилось?
— Что?
— Ломка! Первые три дня ещё ничего, а дальше… я только о шоколаде и думала. Чего только не перепробовала — и леденцы, и сахарную вату, и медовые хлопья, но!
— Но? — поддержала я. Исключительно для того, чтобы зеленоглазая побыстрее договорила и отвяла.
— Но мне не помогло!
— Какой кошмар… — каюсь, прозвучало издевательски. Но Милли было плевать.
— От ломки спас тот же шоколад, — заявила сокурсница гордо. — И знаешь, что самое интересное? После того, как я сказала себе — можно, Милли. Всё можно! Меня перестало заботить, сколько у меня плиток и конфет осталось. Я перестала дёргаться, если не успела съесть конфету перед завтраком или забыла шоколадку дома. Мне стало всё равно, какой он сегодня — горький, молочный или белый. Главное, что он есть! И последствия нашей любви заботить перестали — ну, подумаешь, растолстею. Как растолстею, так и похудею, верно?
Я всё-таки не выдержала. Отставила чашку, подхватила газету и направилась к двери. Ну её, Милли эту…
Вот только подруга не успокоилась, она добить решила.
— Эмелис! Не запрещай себе любить Кира! — выскочив вслед за мной в коридор, воскликнула Милли. — Чем строже запрещаешь, тем больше хочется! Это не только я говорю, это все знают! — И уже в сторону, замершим на ходу сокурсницам: — Девчонки, ну поддержите!
Девчонки не поддержали, а я обернулась, чтобы совершить поступок, недостойный леди. Я зеленоглазой занозе жест показала. Неприличный!
При этом пришлось закусить губу, потому что… ну смешно, честное слово.
Шоколад, Кир… Тролль. Дохлый!
В свою комнату вернулась в куда лучшем настроении, но до настоящего благодушия было далеко.
Вот ведь… Милли! Это же надо такое придумать. Впрочем, неудивительно. Со стороны наш с Киром разрыв действительно странно выглядит. Нет, дело не в причинах, о которых большинству, вероятнее всего, уже известно. Дело в другом…
Синеглазый наглец не называет имени рода, и титула своего не раскрывает, но не надо быть гением, чтобы понять — Кир не из простых. Он породистый, и семья точно не бедствует, иначе не носил бы камзолы с золотой вышивкой и колье с аквамаринами не разбрасывался. К тому же Кирстен… ну почти бог в боевой магии. Он лучший.
А я?
Я тоже имени рода не раскрываю, но платья мои отнюдь не из ситчика, да и манеры происхождению соответствуют. С лицом и фигурой всё в порядке, а нехватку в росте с лёгкостью компенсируют каблуки. В том, что касается дара к защитной магии… Кир правильно сказал: здесь, в дурборской академии, есть лишь один достойный противник.
Только при всех моих плюсах есть одно глобальное но. Вернее, два но. Первое — я верилийка, второе — мой отец в опале.
Я верилийка, то есть в Дурборе я никто. А так как папа в числе неугодных, имею все шансы стать нищенкой и беженкой. При столь шатком положении разбрасываться отношениями с таким парнем, как Кир, — верх глупости.
Ну подумаешь, бои запретил! Что такого-то?!
Спорю на ящик бонтейского, большинство уверено — девочка, как выражаются в народе, зажралась. Понять мою обиду способны только два факультета — родной и факультет боевой магии, и то не сразу.
Эти, скорее всего, просто не верят, что Кирстен способен запретить тренировки. Думают, синеглазый погорячился или пошутил. Ведь он как никто другой знает, что жизнь без боя… ну это как лето без солнца — бессмыслица полная.
Я же, в отличие от коллег, иллюзий не питаю — Кир не из тех, кто обещаньями разбрасывается. Сказал «запрещаю», значит, всё. Он, вероятно, уже и с Морвеном договорился, и с Кангом, и с госпожой Флессой.
Почему преподы должны послушаться студента? О Всевышний, да какая разница! Меня куда больше другой вопрос заботит: что делать?
Одно знаю точно: я на милость победителя не сдамся. Запретят бои под куполом — иную возможность найду. А Кир… да пропади он пропадом!
Я не сразу сообразила, что стою, привалившись спиной к двери, и нещадно мну изъятую у Милли газету. И что шипение исходит не от пробравшейся в комнату гадюки, а… в общем, это тоже я.
Чтобы хоть чуть-чуть успокоиться, пришлось подойти к окну, распахнуть одну из створок. Холод пробрал до костей едва ли не сразу: в Дурборе не только осень, но и зима куда злее, чем у нас.
— Знать тебя не желаю, — выдохнула я. — А завтракать, обедать и ужинать теперь с Тэссианом буду!
После чего закрыла окно, уселась в кресло и снова в изучение «Дурборского вестника» погрузилась — чтение очень здорово от ненужных мыслей отвлекает. Проверено.