Единственное желание. Книга 3 (СИ) - Надежда Черпинская
— Я видела его тёмную сторону, — Настя спокойно взглянула в кошачьи глаза леснянки. — Безумную ярость, когда он убивал… Это не выразить словами! Но тогда я ощутила такой животный ужас…
— Я тоже видела это. Ведь я читала его душу, — напомнила Сатифа. — И потому мне тем более удивительно, что ты хочешь оправдать его в моих глазах. Ты, которая знает о нём больше чем любой из твоих спутников. Или дело в том, что для тебя он значит больше чем другие?
Настя передёрнула плечами, поёжилась, как от холода, несмотря на жар трепетавшего рядом огня.
— Он был похож на зверя тогда. Но он защищал меня. Так было всегда, с тех пор, как я узнала его. Он может быть жесток, но ради тех, кто ему дорог. И он умеет любить! Разве этого недостаточно? Я знаю. Я видела это. Даже дочь Старшего, столь светлое существо, разглядела в нём это и смогла полюбить. Разве это не достаточное оправдание? Я тоже верю в свет в его душе…
— Дочь правителя Лэрианора влюблена в этого смертного? — хмыкнула Сатифа. — Я видела, как он благодарен ей, как восхищён, но не нашла в нём ни глотка её любви. Не думала, что бессмертная лэриани оскорбит честь своего народа такой связью. Может, мне всё-таки следовало покарать его за такую дерзость? Как смертный разбойник посмел разделить ложе с целительницей рода лэгиарнов? Как посмел ради страсти своей, ради похоти, нарушить законы мироздания?
— Я говорю о любви, а не о похоти! — Романова густо покраснела. — Не было между ними ничего, кроме любви возвышенной и чистой! Миланейя хранит обет безбрачия. А он смотрит на неё, как на великое чудо. Разве в этом есть что-то грязное или дурное? Любовь всегда свята, Мать Сатифа! Если ты не знаешь такой простой истины, то в чём же твоя мудрость?
— Я знаю эту истину. Простую и вечную, — сурово бросила леснянка. — Но я не могу поверить, что этому смертному проходимцу она тоже может быть известна. Вифрийский Ворон способен преклоняться перед женщиной? Удивительно! О, Мать Мира, щедры дары твои!
— Но… я думала… — Настя совсем смутилась. — Я думала, что ты пощадила его как раз из-за этого? Эл сказал однажды, что любовь к Миланейе — это единственное, что будет его оправданием перед Великим Небесным. И я слышала твои слова… О той, что будет ждать его возвращения. Любовь, в которой нет и капли корысти… Но теперь ты изумляешься! Разве ты не о ней говорила, не о сестре Наира? Я не понимаю, Мать Сатифа…
— О, дитя, вы, люди, порой бываете так слепы и глупы! Если уж говорить о любви… Так неужто ты очевидного не видишь? — покачала головой Сатифа. — Не смотри так на меня! Ах, как с тобой тяжело! Ладно, значит, ещё не пришло время…
Сатифа прикрыла глаза и устало вздохнула.
— Благодарность Ворона бессмертной — это всё пустое. Любой за спасённую жизнь будет благодарен — чему тут дивиться? Та, что ждёт его… дитя. Я говорила о ребёнке, о девочке, которую он пожалел. То, что их связало, превыше всего зла в его душе. И превыше всего зла, что встанет ещё на его пути. А ведь испытаний достаточно будет, и немало дорог, пока он верную отыщет. Ведущую туда, куда должен прийти, чтобы остаться навсегда… Довольно! Я забегаю вперёд, — Сатифа махнула рукой. — Это уже попытка указать будущее. Смертным не стоит знать, что им уготовано. Только тогда они сами способны создать что-то стоящее.
Свет пламени горел в кошачьих глазах, и чудилось, что они мерцают, как угли.
— Иди к нему!
Настя сначала не поняла, потом вскочила и без лишних слов двинулась к Первому Древу. С каждым шагом всё быстрее и быстрее…
В тёмный проём дупла она почти вбежала.
27 Мать Сатифа
Никаких лампад или свечей, но полость внутри дерева, размером с небольшую комнату, светилась тускло, как фосфор.
В этом призрачном зелёном сиянии Эливерт смотрелся ещё бледнее. Исхудавшее, посеревшее лицо. Непривычная щетина на подбородке. Тёмные тени вокруг глаз.
Руки в бинтах. Обе. Покоятся поверх той самой шкуры, в которую закутала атамана Сатифа. Под мохнатым одеялом почти не уловить слабого дыхания.
Спит?
Настя тихонько опустилась на пол рядом с его ложем.
Ресницы дрогнули. Тихая улыбка осветила лицо. Потрескавшиеся сухие губы разомкнулись с трудом.
— Пришла…
— Как ты? — осмелилась спросить Настя. — Лучше?
Понимала в глубине души, глядя на полуживого разбойника, что вопрос этот звучит, по меньшей мере, глупо.
— Чувствую себя помолодевшим лет на семь… — ответил он хрипло, чуть слышно, но постарался выдать язвительную ухмылку прежнего Эливерта.
— Почему? — не поняла Романова.
— Меня тогда Миланейя так же по кускам собирала… — пояснил атаман. Добавил, словно вспоминая и сравнивая: — Хотя сейчас, пожалуй, даже паршивее.
Нет, вы только на него гляньте — ещё и шутит!
— Сколько раз ты уже умирал, Ворон? — покачала головой Рыжая.
— По-настоящему, признаться, впервые…
Настя протянула руку, осторожно коснулась его волос.
— Обещай, не делать так больше… в ближайшие лет сто!
— Дэини…
— Сатифа сказала, теперь всё будет хорошо, — перебила его Романова, стараясь говорить бодро и решительно. — Она подлатала тебя, как могла. Срастила и подлечила всё, что ты умудрился сломать и отбить. Кости восстановятся. Безусловно, время нужно… Но, ты знаешь, это самое настоящее волшебное дерево! Оно жуть какое целительное. Оно тебя своей чудесной магией будет лечить… И ты обязательно поправишься.
— Да, я прямо чувствую эту силу могучую, — улыбнулся Эливерт. — Вот увидишь — утром в путь сорвусь!
Настя отвела взгляд.
— Эл… Мы завтра уезжаем. Все так решили. Ты должен остаться здесь, — она подняла сияющие от слёз глаза, заговорила быстро, страстно: — А я так боюсь тебя оставить! Особенно, после всего этого… Мать Сатифа обещала помочь. Но я так боюсь! Вдруг она нарушит слово, вдруг леснянки тебя убьют? Вдруг тебе станет хуже? А мы даже не узнаем об этом. Я не знаю, что делать! Нельзя тебя тут бросать одного. Нельзя…
— Ну что ты… — Эливерт с трудом протянул к ней правую руку, поймал дрожащие пальцы. — Всё хорошо будет! Ты меня уже вытащила из Бездны… Теперь чего бояться? Знаешь, и Сатифе я верю. Даже смешно, что я про неё думал.
