Мой личный шеф - Надежда Мельникова
— Нет! Я просто задумалась, Марат. — Дёргаюсь, понимая, что он поймал меня с поличным.
Неловко признаваться, но он прав. Я непроизвольно, совершенно бессознательно хочу подняться втроём в лифте. Он, я и Алёна. И полюбоваться на то, как они с дочкой легко и весело общаются.
И я не знаю, зачем мне это надо.
Я так хорошо начала. Была такой гордой стервой, когда он пришёл в нашу школу, а сейчас совсем расклеилась.
— А где моя дочь? — открыто интересуется Султанов.
Он, видимо, тоже в прострации. Вроде не глухой, но явно ничего не соображает. Детей не видно, но слышно, они периодически визжат и смеются.
Смотрим друг другу в глаза.
— Куда убежала моя дочь?! Где Алёна? — и если до этого он говорил почти шепотом, флиртуя и соблазняя меня, то эти слова он произносит громко, в полный голос.
— Я тут, — тихо говорит дочка, выглядывая из-за столба. И ведь обычно ничего не слышит, если надо идти писать прописи, но обязательно прибежит, если можно смотреть мультики или кто-то раздаёт сладости. Так и тут — то, что я предпочла бы донести до неё в другой обстановке, она разобрала сквозь весь гомон.
Не могу ничего предпринять. Опять парализовало. День бесконечных потрясений. Мне бы сказать, что дядя Марат шутит. Но я просто двигаюсь ей навстречу на деревянных ногах. И Султанов идёт к ней.
— Алёна, послушай. Мы давно хотели…
Господи, холл санатория, какие-то люди с чемоданами, администратор, развесившая любопытные уши, уборщица, включившая пылесос… И мы втроём со своими гиперважными признаниями.
Я боюсь её реакции, но… Очевидно, зря! Она заглядывает ему в лицо, и в её глазах столько радости, как будто только что маленькая девочка нашла самый настоящий клад.
— Да, я твой папа! А ты моя дочка.
Пять, десять, пятнадцать секунд, полминуты…
— Уи-и! — взвизгивает малышка и, подпрыгнув, не раздумывая, тут же бросается ему на шею.
Дети, они совсем другие. У них всё проще и честнее. Это мы придумываем миллион причин, чтобы быть или не быть вместе. А Алёнка, она ещё такая юная, наивная, добродушная. Ей сказали, что понравившийся ей человек её настоящий папа, и она безумно рада. Как будто Дед Мороз оставил щенка под елкой. Или в шкафу оказался тайный проход в Нарнию. Алёна крепко-крепко обнимает Султанова, а я не могу сдержать текущих по щекам слёз.
Глава 40
Дочка не отпускает руку отца.
— Я всегда хотела папу! — улыбается от уха до уха Алёнка.
Мы втроём заходим в лифт, а я чувствую, как в груди горит сердце. Не надо даже прислушиваться, чтобы уловить его оглушительный стук. Каждое её слово словно контрабас для моей души — звучит густым, низким и очень сочным тембром.
Султанов подхватывает дочь на руки, не забывая придерживать один из чемоданов. Теперь, когда Алёнка не отлипает от него, шеф, понятное дело, не может нести оба сразу. Поэтому я тащу наш самостоятельно, буквально захлёбываясь слезами. Никак не могу успокоиться. Тут и стыд за то, что молчала, скрывая от неё отца, и радость от того, что малышка так счастлива.
— А папа теперь с нами будет жить? — наивно интересуется наш ребёнок, когда, добравшись до нужного этажа, мы замираем каждый у своей двери.
Меня и так грызёт чувство вины, а тут ещё подобные вопросы.
— Всё не так просто, Алёнка, — начинаю я издалека в надежде на помощь Марата.
Однако Султанов в очередной раз заставляет меня закатить глаза: он ставит дочку на пол и смотрит на меня с пылом и влечением во взгляде.
— Я очень хочу жить с вами, но мама против. Давай уговорим её вместе.
Округлив глаза, матерюсь на него зрачками и ресницами. Вот же гад, решил использовать ребёнка ради достижения своей цели.
— Ну и чем ты лучше Родиона?
— Всем, — дочка поддерживает отца, обнимая его за пояс двумя ручонками и крепко-крепко прижимаясь к его ногам. — У нас в саду только у Вики папа не живёт с мамой, а все остальные дети живут с папами и мамами! Значит, и мы так будем! Я же думала, ты мертвый где-то валяешься или космонавт. Вот у меня когда хомяк Боня умер, он перестал жить с нами. А раз ты здесь и не упал в ведро в кладовой, как Боня, значит можешь жить с нами.
И тянет его к двери, куда я уже вставила ключ.
— Алёнка! Мама и папа сами решат, как им быть. Это сложный вопрос, и так просто он не решается! Есть много разных проблем, которые не дают взрослым людям быть вместе!
— Назови! — капризничает Алёна и смотрит на меня, как индейцы команчи на апачи. — Ну хоть одну назови! Это из-за того, что я в комнате не убираюсь? Так я буду. Я обещаю!
Султанов смеётся и нежно гладит её по голове.
— Доченька, маме нужно время, чтобы подумать. — Присаживается перед Аленой на корточки, улыбается, наматывая косичку на палец, с нескрываемым трепетом разглядывает её лицо. — Ты так похожа на свою бабушку. Я познакомлю тебя с ней обязательно.
— У меня уже есть бабушка. Я не могу ей сказать, что она больше не бабушка. Она обидится.
Султанов снова хохочет.
— Нет, теперь у тебя две бабушки. Мамина и папина.
— Ой, я что-то напутала. Точно. Мы в садике про это стихи учили. Просто мама же одна, вот я и подумала, куда мы нашу-то бабушку денем.
— Она забавная, — поворачивается ко мне Султанов и смотрит снизу вверх.
А у меня от этой картины сейчас инфаркт случится, я переполнена восторгом, нежностью и очередной накатившей порцией умиления. Голова кружится. Приваливаюсь к стене. Слишком много эмоций.
— Ты в порядке? — Встаёт с корточек Султанов и трогает меня за плечо, тут же мрачнеет. Переживает за меня.
А Алёнка начинает прыгать по ковру, как будто играет в классики. С клеточки на клеточку, потом идёт на носочках по полосочкам и снова перескакивает квадратики.
Я более-менее прихожу в себя, когда из лифта вываливаются Валентина с мужем.
— А чего вы в номер не заходите? — по-простецки интересуется Валентин, открывая дверь.
Подруга же смотрит на нас с нескрываемым интересом. И тут Алёна выдаёт:
— Теть Валь, представляешь, а дядя Марат — мой папа! — И снова отвлекается на свои ковроклассики.
Хорошо, что тут нет никаких других наших сослуживцев. Иначе я бы точно грохнулась в
