Ирина Лакина - Арабские сны
– Но кто же его избранница? О ком он тоскует?
– Посмотри сюда, – я жестом указала ему на фигуру Эфсуншах.
Джахан, не веря своим глазам, смотрел то на сестру, то на молодого монгольского хана. На его переносице пролегла глубокая складка, губы сжались, а расслабленная до этого момента ладонь больно сжала мою руку. Я решила подкинуть еще немного дров в этот огонь:
– Насколько мне известно из разговоров, которые ходят в гареме, Алтан-хан ведет успешную войну на границе с Китаем. Еще немного, и он заключит выгодный мирный договор. Брак твоей сестры и его сына откроет для тебя двери на китайский рынок. Ты сможешь наладить торговлю специями, золотом и драгоценными камнями, взамен покупая в Китае ткани, фарфор и порох. Разве не сама судьба бросает тебе в руки этот козырь?
Он пристально посмотрел мне в глаза. В его взгляде я прочла неподдельный интерес и уважение. Мои аргументы пришлись ему по вкусу.
– Я назову тебя Рамаль-и-азам – мой прекрасный мудрый визирь, паша моего сердца! Ты тысячу раз права! И как мне самому это не пришло в голову?!
На лице правителя появилась широкая улыбка. Он развел в стороны руки, а затем заключил меня в крепкие объятия.
– Любовь к тебе научила меня видеть то, что обычному человеку недоступно. Ты учишь меня мудрости, Джахан, – прошептала я ему на ухо слова лести.
В ответ он лишь сильнее прижал меня к себе, так, что я грудью встретила радостный стук его сердца.
Одна ночь – и два таких важных решения. «То ли еще будет!» – подумала я и прикрыла глаза, предвкушая скорую встречу с еще одной новоиспеченной невестой, которой, в отличие от Эфсуншах, совсем не понравится идея о замужестве. Что ж, Валиде, я только защищаюсь.
Глава 38
Едва на моей шее щелкнула застежка нового изумрудного колье – подарка повелителя в честь беременности, как я на уровне интуиции уловила в воздухе что-то странное и постороннее.
Сначала мой нос почувствовал терпкий запах муската, разбавленный ароматами ландыша и лаванды, а затем я услышала шелест дорогой ткани. Не сговариваясь, мы с Джаханом обернулись на этот шорох.
На террасе, горделиво задрав подбородок, стояла валиде. Ее строгое лицо сковала ярость. Карие глаза искрились гневными молниями, уголки рта слегка подрагивали, а на тонкой шее, украшенной массивным золотым колье, пульсировала голубая венка.
Очевидно было, что она пришла сюда из-за письма падишаха, полученного накануне вечером.
– Джахан, сын мой, – заговорила она, стараясь сохранять спокойствие, – что это значит?
Ее рука вынырнула из складок сиреневой атласной юбки и протянула повелителю бумажный свиток.
– Валиде, я не думаю, что к моему письму нужны какие-то дополнительные разъяснения, – ответил он, скептично приподняв брови.
– Пусть она уйдет, – бросила она с отвращением, даже не удостоив меня взглядом, – почему в такой час она все еще здесь, и к тому же так бесстыдно одета? Что скрывает эта накидка? И это женщина падишаха, мать будущего наследника!
Я машинально поправила края накидки, из-под которой выглядывал мой эротичный наряд.
– Рамаль никуда не пойдет, пока я ей не разрешу, – жестко парировал мужчина, загораживая меня своим телом, словно опасаясь, что разъяренная мать набросится на меня с кулаками, – а вот почему вы позволяете себе входить в мои покои без предупреждения? Это недопустимо! Даже для валиде! Я прикажу наказать охранников, которые впустили вас внутрь без моего на то разрешения.
Эти слова больно ранили его мать. Она поникла, опустила плечи, а на ее лице отразилась печаль. Мне стало жаль эту женщину, которая вынуждена оправдываться перед собственным сыном. Я посмотрела вниз, на свой живот, и прошептала будущему малышу: «Даже не думай так со мной разговаривать!»
– Ты хочешь, чтобы она видела мое унижение? – с болью в голосе спросила валиде. – Что ж, пусть будет так, – ее плечи резко дернулись, как от порыва холодного ветра, – за что ты наказываешь меня? Чем я заслужила этот арест?
– Вы позволяете себе вмешиваться в мою личную жизнь. Более того, – Джахан поднял вверх указательный палец, – вы решаете, кто будет спать в моей постели! Это неслыханная дерзость! Вы пытаетесь управлять мной, манипулировать! Я не позволю вам этого делать. Ваша забота – порядок в гареме! Ни больше, ни меньше. Не забывайтесь!
– Я лишь хотела порадовать тебя! В моих мыслях не было пытаться управлять тобой или как-то влиять на твою личную жизнь! Я ни на шаг не заступила за черту моих полномочий, выбрав для тебя одну из самых прекрасных наложниц в гареме! Напротив, это ты позволяешь себе нарушать вековые традиции, пренебрегая остальными девушками и оказывая знаки внимания одной-единственной рабыне!
Голос матери Джахана звенел, как натянутая стрела. Казалось, еще немного, и из ее глаз хлынут слезы обиды.
– Вы лукавите, когда отрицаете свою вину, – падишах поморщился, словно увидел плохую игру актера на театральных подмостках, – и я не могу понять, откуда у вас столько сил и энергии на все эти интриги? Не мог понять до вчерашнего вечера. Теперь мне все ясно.
Валиде склонила голову набок и удивленно приподняла брови.
– И что же ты понял? – с ухмылкой спросила она, отведя глаза в сторону и начав рассматривать убранство шахской террасы, словно дела, о которых шла речь, ее и вовсе не касались.
– Вместо того, чтобы отталкивать от себя мою любимицу, вы должны быть благодарны ей, – сказал Джахан, разделяя слова, на что лицо валиде лишь сильнее скривилось в ухмылке, – Рамаль любит вас и желает вам добра. Она открыла мне глаза на источник вашей печали и, как следствие, чрезмерного усердия в вопросах моей личной жизни.
Женщина украдкой бросила на меня испепеляющий взгляд, заставив припечататься спиной к балюстраде.
– Валиде, – ласково произнес Джахан, сменив тон, – все наши беды от любви. А ваши – от ее отсутствия. Я знаю о ваших чаяниях и надеждах и готов исполнить их. Все для того, чтобы вы, моя прекрасная и величественная мать, смогли обрести свое счастье!
– О чем ты толкуешь, Джахан? – с плохо скрываемым испугом в голосе воскликнула женщина.
– Не беспокойтесь, матушка, я уже все решил! – падишах прошел к дивану, сел на него и жестом пригласил ее присоединиться. Она недоверчиво посмотрела на него, но приглашение приняла.
Не обращая на меня никакого внимания, точно я была мебелью или предметом обстановки, она, выпрямив изящную спину, повернулась лицом к сыну.
– Сын мой, объясни наконец, что ты задумал? Я теряюсь в догадках!
Джахан улыбнулся и накрыл ее руки своими ладонями.
– Я знаю о той глубокой скорби, в которой вы пребывали после смерти моего отца и вашего любимого мужа падишаха Исмаила. Но также я знаю о том, что вы еще молоды и полны сил и в вашем сердце еще есть место для любви.
