Ирина Лакина - Арабские сны
Бахар-калфа поклонилась и в таком сгорбленном состоянии попятилась к выходу. Через минуту двери за ней закрылись, и я услышала гул удаляющихся шагов в коридоре.
Джахан плавно раздвинул шторки балдахина и стянул с меня шелковое одеяло. Я жутко хотела его, но еще сильнее я хотела узнать, что он написал своей матери. Поэтому я поспешила выведать все, что только можно, пока он не набросился на меня с поцелуями и объятиями.
– Ты решил за что-то наказать валиде? – спросила я, робко моргая ресницами и изображая святую простоту.
– Это не должно тебя интересовать, – ласково, но вместе с тем довольно твердо ответил он. Его горячая ладонь легла мне на колено, и он начал плавно продвигаться к бедру, поднимая вверх невесомую ткань пеньюара.
– Прости мне мое любопытство, но я невольно стала свидетелем твоих слов о заточении валиде, это правда? – я закончила фразу с закрытыми от удовольствия глазами и почти шепотом, не в силах противиться его ласкам.
– Да, – сипло ответил он, прикоснувшись влажными губами к внутренней поверхности моего бедра, – она вмешивается туда, куда ей не положено, поэтому проведет в своих покоях неделю.
– Просто она несчастлива, – на выдохе сказала я, запустив пальцы в его мягкие волосы.
– Что?! – воскликнул он, резко отстранившись от меня и усевшись на углу кровати с округленными от удивления глазами. – У нее есть все, о чем только можно мечтать, – власть, деньги, положение, слуги и огромные покои, украшения и драгоценности, мягкая постель и вкусная еда. Чего же ей, по-твоему, не хватает для полного счастья?
Я привстала и с улыбкой посмотрела в его широко распахнутые синие глаза.
– Любви, Джахан! Твоей матери не хватает любви. Она молодая, красивая и умная женщина, которая слишком рано стала вдовой. Она засыхает без любви, как розы в твоем саду без дождя. Она ничем не может заполнить ту пустоту, которая образовалась в ее сердце с уходом твоего отца, и поэтому занимает себя ненужными, а порой и совершенно лишними заботами.
Я пустила в его сердце острую стрелу. Оставалось верить, что она попала точно в цель. Джахан выслушал меня, не перебивая. Лишь его лицо, на котором медленно, точно негатив фотопленки, проявлялось искреннее изумление, говорило со мной.
– Я и мысли такой не допускал, Рамаль… – наконец заговорил он, ссутулившись, точно провинившийся школьник, – а ведь тебе, как женщине, действительно открыты все тайны ее души. И наверное, ты права. Валиде так молода и так красива, а я так эгоистичен…
Внутри я торжествовала. Сработало! Осталось лишь несколько финальных штрихов.
– Все можно исправить, Джахан! Ты мудрый правитель и добрый сын. Осчастливь свою мать, подари ей вторую жизнь, выдай ее замуж! Поверь – ты не увидишь более счастливого человека во дворце, чем она.
Он наклонился ко мне и нежно поцеловал в губы, вызвав тысячи микроскопических молний по всему телу.
– Какая ты добрая и заботливая, Рамаль, – прошептал он мне на ухо, цепляя губами его мочку, – но за кого я могу выдать свою мать? Она достойна самого лучшего!
Мне до безумия хотелось уже завершить этот разговор и отдаться во власть его горячих рук и ласковых губ, но дело нужно было закончить.
– Я невольно заметила, как загорелись ее глаза при встрече с бейлербеем Карадагского ханства Ансар-пашой, когда он приезжал сюда по делам и случайно встретился с валиде в саду. Он достойный паша, и этот союз укрепит границы нашего великого государства.
Ему вновь пришлось отстраниться от меня, ибо речь зашла о серьезных делах, и у меня вырвался разочарованный вздох.
– Но я уже обещал Ансар-паше Эфсуншах в качестве жены. Как же быть?
– Эфсуншах-ханум еще так молода и так неопытна в любовных делах, а Ансар-паша видный и взрослый мужчина, ему нужна такая женщина, как валиде. Я уверена, для любимой сестры падишаха Персии найдется более достойный муж, и более подходящий по возрасту и статусу.
Джахан задумался на несколько секунд, словно взвешивая на своих внутренних весах совести мои слова, а затем широко улыбнулся.
– Рамаль, если бы ты была мужчиной, я назначил бы тебя своим главным визирем! Ты облегчила мои сердечные муки насчет матери и сестры. Завтра же объявлю валиде о моем решении. Свадьбу назначим на начало осени. Времени на подготовку должно хватить! – Он был так возбужден, что, казалось, вот-вот начнет хлопать в ладоши.
«Посмотрим, как теперь ты запляшешь, кобра дворцовая», – подумала я, одарив его самой лучезарной из своих улыбок.
– А теперь довольно слов, – его глаза загорелись огнем, и он наклонился ко мне, обдав мое лицо жаром своего дыхания, – я хочу обладать тобой!
Он пальцем поддел бретельку моего пеньюара и потянул ее вниз, оголяя плечо, ключицу, а затем грудь. Я жадно глотала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, в то время как его жаркие руки без зазрения совести шарили по моему телу.
На несколько секунд он встал, чтобы скинуть с себя одежду, при этом не сводя с меня вожделенного взгляда. Я лишь бесстыдно извивалась на шелковых простынях в ожидании продолжения ласки, чем вызвала его похотливую улыбку.
Он, словно обезумевший, набросился на меня, накрыл всем телом, сдавил руками бедра и впился поцелуем в набухшие от возбуждения губы.
Когда его палец добрался до тугого узелка удовольствий в моей промежности, я выгнулась ему навстречу, истекая влагой и издавая непристойные звуки. Мне хотелось его всего – немедленно и без остатка, поэтому, вконец осмелев, я сильно толкнула его в грудь, заставив упасть на лопатки, и забралась на него сверху.
Не давая ему опомниться, я ввела его член во влагалище и начала двигаться, постепенно ускоряя ритм. Он рычал и хрипел от удовольствия, словно дикий зверь, сильно сжимая пальцами мои розовые соски и вызывая в моем теле горячие волны наслаждения.
Все кончилось так же стремительно, как и началось. Я упала ему на грудь, растекаясь кисельной сладкой лужицей, ощущая томительные вибрации во всем теле. Он тяжело дышал и гладил меня по спине.
Я приручила тебя, необузданный дикий лев. Я приручила тебя, правитель Персии, Ирана, Омана и Аравии.
Легкая улыбка появилась на моем лице. Улыбка мышки, обхитрившей кошку.
Глава 37
Я положила ладонь на то место, где должен был спать Джахан, и почувствовала ровную холодную гладь простыни. Резко подняв голову с подушки, я осмотрелась, ища глазами любимого мужчину. В комнате его не было.
Подобрав с пола сброшенную накануне атласную накидку, я вышла на террасу. Падишах сидел на низком диване с резной деревянной спинкой, покрытой серебром, и пил чай из армуда – небольшого стеклянного стакана с широким горлом, напоминающим по форме пышное женское тело.
