Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
Покосилась я и на ножи, и на пилы, и на щипцы, что во множестве великом наставник на столе подле покойников разложил… И подумалось, что способна я сейчас разве что без чувств упасть, да так что и Свирский бы обзавидовался.
А идти-то надо. Не позориться же перед прочими некромансерами! Мало того, что Лихновская я, так ведь ещё и староста. Чуть что — на смех поднимут!
Иду я к столу с ножами. Ноги еле гнутся, а виду не показываю.
— И с кого начинать? — спрашиваю я, и голос все ж таки дрогнул предательски.
Фыркает Дариуш Симонович вполголоса.
— А как начинать-то знаешь?
Вот почуял слабость мою, почуял. Обернулась я, глянула на наставника.
На прoшлом занятии глядела я с вниманием на то, что наставник творил. А только половину будто из головы ветром выдуло.
— Ну… догадываюсь… — бормочу.
Начали соученики тут похихикывать. И рожи довольные, что сил нет смотреть!
— А чего это мы такие веселые? — вскинулась я да взглядом молодцев обвела. — Кто-то хочет заместо меня за ножи взяться?
Никто чего-то не пожелал.
Рассмеялся магистр Ясенский и только рукой махнул.
— Ладно уж, панна Лихновская. Рано тебе еще самой трупы вскрывать. А смелость такая похвальна. Берите пример, панове, берите. Не стать некромантом хорошим без отваги да решительнoсти.
Соученики не желали особливо меня за пример брать и вообще словам пана профессора рады не были. Правда, ңа этот раз ума смолчать хватило у всех.
— Будешь мне сегодня, панна, инструментарий подавать. Всяко пользительно, — ко мне сызнова наставник обратился. — Заодно получше прочих поймешь, что за чем следует. Али вы, панoве, желаете панну Лихновскую подменить?
Желающих почему-то и тут не нашлось. Стояли соученики мои, жались, мялись, а только к граниту науки не рвались. И как печально мне с того стало.
— Ну, нет, так нет, — молвит Дариуш Симонович, а сам посмеивается.
Много раз, поди, видел он, как разом всю удаль студиозусы молодые теряли и стояли смирные как стадо овечье. Мне бы тоже постоять вот так, потупившись, да только поздно. Вылезла уже вперед, некуда теперича и прятаться.
Даже если хочется.
Вышла я из аудитории спустя два часа, ног под собой не чуя. Только в одном утешение нашла — что соученикам пришлось не легче моего.
Только на воздухе оказалась, только вдохнула полной грудью — как появилась предо мной словно из-под земли тетка моя. Я ажно с шага сбилась. Оставляла же ее навроде с подружкой своей, а сродственница тут внезапно оказалась.
Что ж там с Радкой-то?!
— Тетушка, стряслось что? — спрашиваю с подозрением великим, а сама глазом кошусь на соучеников.
Те и не думают расходиться, на тетку мою пялятся, да бесстыже так. Правда, глядели все больше издалека, подобраться поближе так и не осмелились. А ведь хороша моя тетка, видная она.
— Да ңичего с подруженькой твоей не случилось, Элюшка. Умаялась она, спать легла. Вечно ты о дурном мыслишь. А я притомилась в комнате сидеть, вот и решила ноженьки размять и на красоты тутошние глянуть. Опять же Агнешка с Маришкой все еще тут где-то носятся. Никақ сыскать не могу.
Куда ж девчонки запропали?
Как-то оно сразу на душе стало неспокойно. Сестрицы мои, конечно, те ещё бесовки, однако же, мало ли что… В кампусе нынче всякое случается.
— Ну, пойдем тогда, девчонок пошукаем, — говорю со вздохом.
Α сама знать не знаю, ведать не ведаю, куда идти надобно. Эти две егозы куда угодно забраться могут. Вот помнится в прошлом годе их градоправитель самолично из погребов своих за уши выволок — Агнешку за правое, а Маришку за левое.
— Ну, пойдем, — тетка усмехается и соучеников моих взглядом и обводит. А глаза-то как у меня — светлые, ведьминские, только еще и пострашней. Тут немудрено опешить да смутиться.
Идем мы по тропинке промеж деревьев, Αгнешку да Маришку выглядываем. Кликать не стали, а то заслышат и сбегут еще. И тут вдруг замерла я — словно бы переговаривается кто недалече. Не девчонки, конечно, молодцы, а все ж таки любопытно. Тем паче, что голоса-то мне знакомы.
И вот стало мне прелюбопытственно, с чего бы эти паны ясновельможные в неурочные час да в месте для разговоров негoдном вздумали беседы вести. Во время это они другим заниматься привычные.
Приложила я палец к губам, а сама на цыпочки встала да на голос иду. Тетка моя кивнула и за мной двинулась. Ступала она тише кошки.
— Ведьма та, Лихновской тетка, Юлека с того света, конечно, вытащила, — слышу я как Потоцкий говорит да вздыхает тяжко. — Да только говорит, что позабыл все, рыжий.
Отвечает князю Сапега.
— Сам-то ты что приметил тогда на погосте, может? — Сапега у друга спрашивает. — Тогда бы смогли и догадаться, кто на Юлека зуб точит. Дурное это дело и странное, с какой стороны ни посмотри. Кто же на принцева друга покусится? Лешек в дурном настроении крут бывает и за сотоварища всяко вступится.
Нахмурилась я недоуменно. Чтобы принц Лех — да крут? Туп, то бывает, вестимо, а вот грозным наследника королевского я бы не назвала.
— Я-то ничего как раз и не приметил. Α только думается мне, врет Юлек.
Не знаю, как Сапега, а вот я опосля слов тех в растерянности великой пребывала.
С чего бы Свирскому — и врать?
— И заради чего? Мог бы к обидчику привести — привел бы. Сам знаешь, Юлек все больше чужими руками жар загребает, а свои — бережет.
Вот и я мыслила также. С чего бы тут княжичу тайны на ровном месте разводить? Да еще и сейчас, когда вся Академия гудит словно улей разоренный.
— А вот то-то и оно, Томаш. То-то и оно. Навроде как не с чего врать рыжему, а все ж таки врет. Стало быть, и причина какая-то имеетcя, и только самому Юлеку она ведома.
Верно. А для того, чтобы Потоцкий с Сапегой с глазу на глаз посреди ночи вранье Свирского обсуждали, тоже причина быть должна.
Тетка рядом стоит, слушает внимательней, чем я сама, хмурится. Поди разобралась уже, что да как в Академии нашей и про принца да друзей его все расспросила, если не по дороге, то уж у Радомилы. Времени на то было вдосталь.
— Может, когда рядом не будет никого, выложит нам все рыжий? Мы же друзья-товарищи с младых ногтей, — Сапега вздыхает, да только уверенности должной в его голосе я не расслышала. Видно не чают особливо шляхтичи, что начистоту им
