Хроники Драконьей империи. 2. Не единственная (СИ) - Углицкая Алина

– Нет, – отвечает Моран и награждает кого-то за моей спиной убийственным взглядом. – Мы им не по вкусу. Идемте, светлейшая льера, вам тут не место.

– А Дарион? Ты видел его?

Взгляд парня тускнеет.

Глава 27

Воющую мантикору оттаскивают от толпы. Бросают в клетку с толстыми прутьями, которая все это время стояла незамеченной. Один из всадников, в котором я узнаю коменданта Аргена, объявляет:

– Эта тварь убила семь наших воинов и ранила еще пятнадцать. Завтра в полдень с ней будет покончено.

– Лейр д’Авенлок, – обращаюсь к нему, – вы не знаете, где мой муж?

Мантикора с воем бросается на мой голос, но решетка останавливает ее голубыми разрядами, похожими на электрические.

Арген натянуто улыбается:

– Светлейшая льера, вы бы держались подальше от опасных существ. По-видимому, эта тварь чувствует на вас запах лаэрда, это же он ее пленил.

– Где мой муж? – повторяю, повысив голос. – Почему он не вернулся?

Улыбка сползает с губ коменданта. Он бросает на меня раздраженный взгляд:

– Лаэрд Лемминкейра остался в пустыне Праха командовать войсками до прихода подкрепления.

– И когда он вернется?

– Льера, не позорьте вашего мужа и нашего лаэрда, – шипит за спиной женский голос. – Дайте ему исполнить свой долг!

Оборачиваюсь. Позади, сверкая глазами, стоит невысокая женщина в темном плаще. Капюшон скрывает ее лицо. Я не могу разглядеть ее черты, но меня охватывает странное чувство. Как будто я ее знаю.

– Займитесь вышиванием, если больше нечем, и не лезьте в мужские дела, – язвительно добавляет она, когда наши взгляды встречаются.

От такой наглости у меня пропадает дар речи. Стою, раскрываю рот как рыба, вытащенная из воды, а незнакомка между тем исчезает в толпе. Так быстро, что я не успеваю спросить ее имя.

Ко мне пробирается Нериль.

– Идем, Ани, тут ничего интересного больше не будет, а нам еще последнюю партию мыла надо проверить.

– Ты знаешь ее? – киваю в ту сторону, куда ушла незнакомка.

Нериль пожимает плечами:

– Первый раз вижу. Наверное, прибыла с последним обозом.

Все это очень странно. Ощущение тревоги сдавливает мне грудь. Но я послушно покидаю площадь вслед за Нериль. Хмурый Моран вышагивает рядом.

Мимо нас проносят носилки со стонущим раненым. Совсем молодой мальчишка. Чуть старше Морана.

Провожаю его глазами, и в голове начинает оформляться новая мысль.

– Думаю, мыло подождет, – обращаюсь к Нериль, – Наша помощь нужна в другом месте.

– Ты о чем? – она непонимающе хлопает ресницами.

– Я иду в лазарет. Ты со мной?

Теперь она смотрит на меня как на больную.

– Ани, там достаточно целителей и служанок. И вообще, ты же жена лаэрда!

Усмехаюсь:

– То есть абсолютно бесполезное существо?

 Оставляю Нериль с ее мылом и отправляюсь в лазарет. Моран неодобрительно пыхтит, но идет за мной. А куда он денется? С него Дарион шкуру спустит, если парень оставит меня одну.

В лазарете меня встречают без радости. Целители косятся, один даже возмущается, что не пристало «светлейшей льере» прикасаться к чужим мужчинам. Да и сами раненые словно боятся меня.

Недоумеваю, пока одна из женщин, которые меняют повязки, не поясняет:

– Вы же супруга лаэрда! Никто из даргов не смеет к вам прикасаться.

Оглядываю забитую до отказа палату, смотрю на тех, кто лежит в коридоре. Раненых слишком много, даже целители не успевают подойти ко всем.

– Вот именно, – делаю акцент, – я супруга лаэрда. Так что не надо перечить. Лучше скажите, чем вам помочь.

– Н-но…

– А с мужем я сама разберусь.

Надеюсь, Дар не прибьет меня за самоуправство. И вообще, он сам виноват!

***

До вечера кручусь в лазарете. Обмываю раны, меняю повязки, поддерживаю защитников крепости добрым словом. Что угодно, лишь бы не думать о Дарионе. Мало мне беспокойства за сына, так теперь еще и о нем переживай: как он там, что с ним, ел ли он, спал ли он. Пошли вторые сутки, как его нет в крепости. И как не сойти с ума в такой ситуации?

Когда он вообще успел стать для меня таким важным?

А еще та странная женщина. Кто она? Почему так фамильярно обратилась ко мне? И куда делась потом? Я здесь живу уже больше недели, но ни разу ее не видела, иначе запомнила бы. Здесь вообще мало женщин. 

Она не служанка. Служанка никогда бы не позволила себе нахамить супруге лаэрда. А еще это тревожное ощущение, что я ее знаю, что я ее видела…

Мысленно перебираю всех женщин, с которыми общалась. Но среди них нет ни одной, похожей на эту. Не могла же я ошибиться…

День проходит в заботах. Вечером «стучусь» к Анабель. Мы вообще с ней последнее время стали часто общаться. Почти каждый вечер до прихода Дариона я вызываю ее и не всегда ставлю второе зеркало для Лохана. Хотя есть у меня подозрение, что он и без зеркала знает, о чем мы с ней говорим.

Почему-то мне жаль сестру, несмотря на все, что она натворила.

И да, где-то в глубине души я понимаю ее. Кому приятно узнать, что ты всего лишь бесправное приложение к своему близнецу? Без магии, без будущего, даже без права на детей.

Теперь мне понятна странная болезненная нежность к Артемке, которую моя сестра все время пытается скрыть от меня. Сначала я, как всякая мать, ревновала ее к сыну. Ведь она сейчас рядом с ним, а я в другом мире. Она может прикасаться к нему, носить на руках, вдыхать его младенческий запах. А я – только наблюдать со стороны, боясь даже надеяться, что однажды снова смогу обнять его.

Постепенно Анабель рассказала, как жила до встречи с Дарионом. Они с теткой Ханной мыкались по чужим домам, но нигде не задерживались надолго, потому что никто не хотел кормить приживалок. Наша мать – как выяснилось, ее звали Ванда – была достаточно сильной ведьмой, имела связи и скопила небольшой капитал. Но дом был разрушен, деньги ушли на подкуп тех, кто пришел ее убивать, а сама она отдала жизнь, чтобы спасти меня.

Ханна и Анабель остались ни с чем.

И только когда нам с сестрой исполнилось по семь лет, им улыбнулась удача. Местный синьор Микаэль Филларио вдруг обратил взгляд на Ханну. Он один воспитывал сына. Его жена умерла несколько лет назад.

Неизвестно, были ли это ведьмовские чары или Микаэлю действительно пришлась по сердцу молодая «вдова», да только он не стал долго ждать и объявил Ханну своей женой, а ее «дочь» – своей падчерицей.

Так Анабель получила фамилию Филларио.

О том, как жилось в новой семье, она говорит неохотно, явно что-то умалчивая. Особенно это заметно, когда разговор касается Теодора – родного сына барона. Что-то у них там произошло и что-то не очень красивое.

– А колдуны? – спрашиваю, наблюдая за сыном. – Те двое. Они все еще с тобой?

Анабель вытащила в прихожую манеж с Темкой, полный игрушек, так что теперь я могу наслаждаться тем, как мой малыш строит башню из кубиков и весело гулит.

Сестра угрюмо вздыхает:

– Их призвал Орден.

– То есть? – вздрагиваю. – Ты там одна?

– Ну, почему сразу одна? – она морщится. – Знаешь, у тебя очень приставучие родственники. То мать заглянет, то эта, как ее…

– Лиля? – вспоминаю младшую сестренку. Неродную, как выяснилось.

– Да, она. То деньги принесут, то продукты. Спасибо им, конечно, но я бы и сама справилась.

Мне, конечно, интересно, каким бы образом справилась Анабель, но сейчас интересует другое.

– Какие деньги? Мама же сказала, что все, ни копейки не даст, потому что все идет отчиму на лекарства.

– Так он на поправку пошел.

– Как?

От изумления едва не роняю зеркальце.

Анабель усмехается:

– А ты догадайся.

Сглатываю застрявший в горле комок. Чего уж тут догадываться, и так все понятно.

– Это из-за меня, – говорю слабым голосом. – Из-за ведьмовской силы. И Артемка из-за меня больным родился, и Пашка умер…

Я жду, что Анабель язвительно рассмеется. Это ведь как раз в ее репертуаре, но она вдруг отводит взгляд. Смотрит на Темчика и тихо так говорит: