Новенькая для коменданта (СИ) - Сорокина Дарья

— Очень зря.

Потребовалось немало усилий чтобы задать ему вопрос, который терзал меня долгие недели:

— Ты из-за этого стал так холоден? Опекаешь меня?

Он взглянул на стеллаж, где лежала та самая книга, ставшая свидетельницей моего отчаянного падения и жгучего желания. Непокорные стихии. Кажется, это в прошлой жизни капитан сжимал моё горло, надевая позорный ошейник, который прямо сейчас мучительно жег мою кожу, но совсем не от гнева.

— Тьма становится неподвластнее рядом с тобой. Я не могу найти этому логичного объяснения. Чувства ли ослабляют меня, или делают её сильнее. Я не вижу выхода.

Он мучительно потёр виски, и я верила, что Гидеон, действительно, мучается этим. Моя рука сама собой легла на мамин кулон. Странные тени, неудачный призыв, таинственная шкатулка с тьмой и терзания моего ректора, почему все это не кажется мне простым совпадением? Но я не решалась поделиться  своими догадками с ним, слишком мрачными они были. Слишком много чувство вины таилось в моих предположениях.

— Гидеон, а кто подписал бумаги о твоем назначении в Нуридж?

— Уже не помню, действующий Министр Юстиции, генерал Турцитос и кто-то из министерства образования. Почему спрашиваешь?

— Покажешь приказ о назначении?

Он нахмурился, но все же открыл ящик стола и достал гербовую бумагу, небрежно сложенную вчетверо. Я выхватила её из рук ректора и жадно развернула. Знакомая подпись довершала документ. Я не ошиблась, отец был одним из тех, кто поддержал назначение отставного капитана. Сколько ему тогда было? Двадцать четыре? Немногим старше меня сейчас. Каким бы ни был его героический поступок, но доверить целую академию совсем ещё юнцу без опыта и в довесок одержимому тьмой. Папа точно знает больше, и ждать сложа руки я более не намерена.

— Я могу воспользоваться твоим камином?

Щелчок пальцев, и Гидеон без вопросов разжег пламя, уже с нескрываемым интересом наблюдая за моими действиями.

— Кого собралась потревожить в столь поздний час? Надеюсь, не генерала Турцитоса, у него весьма строгий распорядок дня.

— Папу. Может Министр образования в силах заставить тебя пригласить меня на танцы? — подмигнула перепуганному ректору и шагнула в огонь.

К сожалению, танцы — последнее, что интересовало меня этой ночью.

Давно хотела повидаться с отцом. Несмотря на все свои недавно накопившиеся обиды, я любила его. Он во многом заменил мне маму. Пусть для всех он был суровым чиновником, для меня у него всегда находилось время на шалости. Наши шалости. Сейчас отец, конечно, не вспомнит, а если и вспомнит, то ни за что не признается, что мою любимую игру в споры придумал именно он.

— Спорим, ты не сможешь взять и прекратить плакать, Ло-ло?

В тот день я с головой залезла в старый мамин сундук. Вдыхала запах забытых вещей, надеясь воскресить в памяти образ той, кого не запомнила. Мне было шесть, и ничего у меня не получилось. Образ ускользал, а разум подменял его моей же фантазией. С досады я захлёбывалась слезами, но папа вытащил из-под рубашки кулон, сжал его до боли крепко, а потом поводил перед моим зарёванным лицом, словно бантиком перед котёнком.

— Если прямо сейчас вытрешь свой распухший носик, подарю тебе это, Алоиза. Поверь, это куда лучше пыльных платьев. Они уже не хранят тепло твоей матери, но это…

Он пригладил амулет пальцем.

— Хочешь?

Я выиграла свой первый спор тогда. Это была сладкая победа, и привычка биться об заклад стала моим жизненным кредо. Мне понравилось чувство триумфа.

Вот только сегодня я хотела ошибиться и проиграть. Мне все больше казалось, что тем подарком отец откупился от меня, лишь бы перестала копаться в вещах матери, женщины, о которой он почти не говорил, чью комнату опечатал после того дня.

Сейчас мне уже не шесть, и я словно прозрела. Всю мою сознательную жизнь папа вот также поигрывал у меня перед глазами вкусняшкой. Зачет по призыву пошёл не по тому сценарию? Не страшно, я получила место в лучшей академии среди лучших студентов. Отвлеклась, переключилась, погналась за солнечным зайчиком, в то время как что-то важное осталось под замками в старых сундуках.

Захотела свободы и независимости — держи красавца жениха и завидную должность. Ну же, глупый котенок. Нить натягивалась, бантик подрагивал, но ты просчитался, папа. Твой котенок подрос и научился различать хитрые уловки. Сегодня я получу ответы.

Я шагала по углям, выискивая нужный проход. Не все камины соединены сетью, нужно получить лицензию, чтобы твой дом подключили к обмену письмами и эфирами. Моё настоящее тело осталось в кабинете Гидеона, а душа отправилась в путешествия по дымным закоулкам.

Нельзя просто так вылезти из чужого камина, необходимо заручиться ордером, приглашением или быть хозяином дома. Мы с Вивекой были вписаны в отцовкское завещание, так что были вольны наведываться в родное поместье в любой момент. Миновав несколько десятков поворотов, я очутилась в своей комнате. Странно. Я точно помню, что лезла в кабинет отца. Ошиблась?

Стряхнула с себя искры и с тоской посмотрела на распухшие от воды грамоты в рамочках. Словно в другой жизни я записывала эфир для капитана Дайхарда и пила с сестрой мерзкую бормотуху. Я провела своей призрачной ладонью над письменным столом. Ни пылинки. Даже после моего отъезда в комнате исправно прибирают. От аккуратной перестеленной кровати веет свежестью, а на подоконнике стоят живые цветы. Папа словно ждёт моего возвращения со дня на день.

Об этом я тоже у него спрошу. Обо всём спрошу начиная с кулона, заканчивая моими странными призывами и капитаном Дайхардом.

Прошла сквозь двустворчатые двери и направилась в кабинет отца. Если бы слуги увидели меня сейчас, то пришли бы в ужас. В зеркалах отражалась ходячий элементаль огня с моим лицом. Вот только поместье было погружено во мрак и натянутую тишину, как бывает, когда кто-то нарочно наводит морок, боясь чужих глаз и ушей. Узоры плетений мне были знакомы: магия отца. Нити её тянулись прямо к его кабинету.

Поспешила, ловко переступая ментальные ловушки. Даже если мой эфир заденет хотя бы одну, папа узнаёт, и тогда я не застану его врасплох, а ведь прямо сейчас он ведёт с кем-то тайную беседу.

—... знаешь, говорят, если отчаянно убегать от судьбы, она настигнет тебя гораздо быстрее, — глухо раздавался папин усталый голос.

С кем это он говорит в этот час?

— Ты была против моей идеи с самого начала, узнай ты, что я сделал, ты бы разозлилась, но после… после ты бы точно поняла меня, — папа на мгновение замолчал, но его собеседник оставался безмолвен.

— Я хотел для неё простых радостей жизни. Друзья, учеба, семья. Виноват я только перед ним. Но кто мог знать?

Из бутыли что-то медленно наливали в стакан. Горлышко издавало смешные звуки, словно кто-то карикатурно захлебывался.

— Буль. Буль. Буль, — пузырьки врывались в пустеющее нутро бутылки.

—Я дал ему карьеру. Хорошую карьеру. У мальчика доброе сердце. Не искушённое. Он выстоял. Стал мужчиной. Поборол это. Оно не должно было найти путь назад. Но Алоиза… Какими извращёнными должны были быть нити судьбы, чтобы мою заботу обернуть против меня. Я сам вымостил им эту дорогу. Сам…

Я ждала. Ждала пока папа ослабнет и хоть немного развеет защиту. Мне нужно было увидеть его собеседника. Кто-то был с ним в комнате прямо сейчас. Вот только мой эфир начинал стремительно таять. Гидеон приводил меня в чувство, видимо, что-то пошло не так с моим каминным визитом. Сопротивлялась, тянулась к двери, а защита отца тянули из меня силы.

— Я не могу отступить. Не так, не после всего, чем ты пожертвовала ради нашей дочери.

Сердце подскочило в груди.

Их дочери?

 Мама…

Бросилась вперёд, и лишь мельком увидел ту, с кем говорил отец. Молчаливым эфиром она стояла у камина. Её руки были скованы кандалами, цепь тянулась к ногам, а после скрывалась в пламени. В пустых глазах не было осмысленности. Мама смотрела перед собой, явно не видя супруга.