Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни
Впереди ущелье забито обвалом. Это тот самый камнепад, в котором погибла первая семья Мордессы. Говорят, их души так и не поднялись из-под груды камней и навсегда остались под тяжестью бесчисленных валунов.
Отец рассказывал, что родители Мордессы пришли сюда за алетией — травой, которая, если её съесть, заставляет дракона видеть мир в радужных, волнующих красках и представлять самые фантастические вещи. Эта трещина и ещё несколько подобных мест — единственные на острове, где растёт это растение.
В других местах, где произрастает алетия, стаи болотных волков слишком многочисленны для дракона, который не может подняться в воздух. Как и старшие воротрицы, болотные волки Уроскелле развили устойчивость к огню, и наша магия наносит им едва заметный урон. Поэтому родители Мордессы решили собирать траву в этом узком ущелье, куда даже волки боятся заходить. Глупый риск ради нескольких растений.
Возможно, Фортуникс пришёл сюда за алетией? Я замечаю кучки радужных листьев вдоль краёв обвала, но не уверен, что это то самое растение. Отец запретил алетию после гибели первой семьи Мордессы, поэтому я её никогда не видел.
Огромная каменная плита наклонно лежит у склона. Я прячусь под ней и жду, пока Фортуникс не выходит наружу, спускается на землю и возвращается тем же путём, не оглянувшись в мою сторону. Тогда я карабкаюсь вверх, к тому месту, где он исчез.
Действительно, там есть туннель, ведущий внутрь горы, скрытый от глаз под углом камня. Достаточно широкий, чтобы дракон размера Фортуникса мог протиснуться.
Через несколько шагов туннель расширяется, превращаясь в овальную комнату. У стен стоят сундуки, некоторые из них переполнены сокровищами. Это должно быть личное хранилище. Обычно драконы оставляют себе лишь любимые украшения, а всё остальное отдают в клановую сокровищницу, но Фортуникс явно оставил ценные вещи себе. Эгоистично, но не предательски.
Я уже собираюсь уйти, как слышу звонкий, шебуршание. У дальней стены комнаты стоит деревянный ящик, заполненный стеклянными банками с широкими горлышками. Каждая банка закрыта кожаной крышкой с отверстиями, закреплённой металлической полосой. Это странно — видеть у Фортуникса человеческие вещи, помимо украшений. Но меня удивляет не это. Звон и шорох раздаётся от крыльев кровавых жуков, бьющихся о стекло.
В каждой банке десяток жуков, каждый из которых тёмно-красного, почти чёрного цвета. Они ползают друг по другу, иногда пытаясь улететь, но натыкаются на толстое стекло. Их зазубренные челюсти постоянно шевелятся, а острый хоботок между ними то и дело совершает резкие движения, будто ищет плоть, которую можно пронзить.
Кровавые жуки обычно нападают на теплокровных животных, но иногда проникают в пасть дракона, его мошонку или в суставные углубления, вызывая боль и страдания. Эти насекомые способны выпить невероятное количество крови, увеличиваясь в размерах до пяти раз. Животные или драконы, укушенные ими, часто заражаются другими болезнями.
Я не понимаю, зачем Фортуникс спрятал это сокровище, или почему он держит кровавых жуков, словно питомцев. Но я уже достаточно удовлетворил своё любопытство. Мне нужно вернуться к остальным, напомнить им летать низко и не отдаляться. Нужно охотиться и собирать еду для нас и женщин, прежде чем трансформация снова произойдёт. А затем мне предстоит выполнить своё личное поручение и вернуться в пещеру Эшвелона за Принцессой. Сегодня ночью мы не вернёмся в мою пещеру — у меня на примете другое место.
18. Серилла
Удержаться на спине дракона, да еще с крупным узлом в руках, оказалось сложнее, чем я ожидала. К счастью, Киреаган летит медленно, держась ближе к земле, как и предложила Телисе.
— Мы не возвращаемся в твоё гнездо? — Я крепче обхватываю один из его шипов и сжимаю бедра вокруг его шеи так сильно, как только могу. Свободной рукой я прижимаю узел к груди, оберегая драгоценную одежду и припасы.
— Я отвезу тебя на другое место ночевки.
— А как же ужин?
— Еда ждет тебя.
— Молодец, — мурлыкаю я. — Учишься.
Он фыркает и резко ныряет вниз, заставляя в животе неприятно сжаться, хотя мы летим совсем невысоко над открытым лугом. Мы скользим к ряду низких предгорий у подножия другой горы. Меня поражает, насколько сложен и разнообразен рельеф этого острова. Подозреваю, что часть его создана не самой природой — вероятно, из драконьих костей или вырезана их когтями, а затем природа взяла свое, покрыв всё мхом, землёй и травой.
Киреаган лавирует через расщелину между холмами, а затем парит над тенистой долиной, где зеркальные пруды лежат под искривленными цветущими деревьями. Здесь весна во всей своей силе: деревья усыпаны пышными розовыми цветами, а влажные, мрачные лощины густо покрыты фиолетовыми фиалками.
Красота этого места заставляет моё сердце сжаться.
— Это место такое прекрасное, что больно, — шепчу я.
Киреаган тихо урчит, и я знаю, что он чувствует то же самое. Глубоко в его диком драконьем сердце есть мягкость, которая мне по душе. Ничего не могу с собой поделать.
Находиться здесь с ним наедине опасно, потому что я начинаю забывать, что должна его ненавидеть.
Чтобы укрепить внутреннее сопротивление, я вспоминаю, как он швырнул Телисе о стену. Она не пострадала, и, думаю, он не собирался причинить ей серьезный вред — всего лишь немного напугать, — но этот акт насилия всё равно разозлил меня.
И он убил Листора. Схватил его и сбросил со стены. Но это была война, а на войне свои правила — он был зол, в трауре…
Нет, Серилла. Хватит оправдывать его. Он сжигал людей заживо. Солдат десятками, а то и сотнями. Он убил родственников твоих слуг, стражников, друзей…
Киреаган скользит над несколькими круглыми прудами, окаймленными кристаллизованными камнями. От них поднимается пар, нагревая воздух. Искривленные деревья склоняются над прудами, словно впитывая тепло, а их розовые лепестки кружатся в воздухе, как ароматный снег, оседая на воде и скапливаясь в розовые дрейфы у краев каждого пруда.
Это горячие источники. Он привел меня к горячим источникам, и моя кожа сразу же начинает тосковать по погружению в эти теплые воды.
— Это священное место, — говорит Киреаган. — Мы приходим сюда в определенные луны, чтобы просить мудрости у Костяного Творца. Сюда мы приносим наших детенышей для очищения на третьем лунном цикле после их вылупления.
