Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
Я снова закрыла глаза, вспомнила мерзкий смех Анри. Илиану, похитившую мою внешность и моего мужчину. Волка, улыбающегося на скале. Игрейную с её «ах, вы так прекрасны»… Глубоко вдохнула, подняла руки, согнув их в локтях, а затем всплеснула пальцами.
Открыла глаза и усмехнулась.
Решётки рухнули ржавой пылью. Осыпались, перестав быть.
— Кто хочет жить — за мной, — велела я.
Жить хотели все. Кроме мёртвых. Стража, конечно, не стала нам мешать, стоило стражникам увидеть моё лицо. А я поняла, что мне делать. Значит, Ваше величество, вам брюнетки не по вкусу? Я правильно вас услышала?
Но мою торжествующую улыбку оборвали. Когда я уже была дома и, сняв туфельки, на цыпочках бесшумно поднималась в свою комнату, мои глаза закрыли тёплые ладони.
— Шиповничек, — промурлыкал радостный Арман. — Я так волновался. Ещё бы полчаса, и я отправился бы штурмовать королевский замок в одиночку.
Чёрт.
Бездна меня побери! О тебе-то, маркиз-лягушонок, я и забыла совсем…
Глава 16
Свобода в клетке
Меня обняли, прижали к широкой груди и… Ничего. Я не ощутила совсем ничего. Ни приятного волнения, ни вот этой истомы, которая обычно разливалась по телу в предвкушении чего-то (понятно, чего), ни мурашек… Совсем. Лишь неудобство от того, что корсет сдавил грудь и на горло неприятно нажало мужское плечо. И — всё.
Озадаченная, я молчала. А где… ну вот это всё? Волнение, жар в крови, лёгкое головокружение?
— Представление ко двору назначено на завтра, — зашептал Арман взволнованно. — Прошу тебя, просто умоляю: останься дома. Скажись больной или… Я очень волнуюсь за тебя.
А за сестру? За сестру — нет? Я решительно отстранилась:
— Это невозможно, Арман. Ты не сможешь явиться, так как будешь лягушкой. И, если меня не будет, Игрейне придётся ехать в королевский замок одной. А это, прости, неприлично.
— Приём будет вечером. Так что я как раз…
Он смущённо смолк. Нашёл чего стесняться!
— … из лягушки станешь человеком, — безжалостно завершила я. — Тем более, Арман, тем более. Значит, твоя шпага к моим услугам, и ты точно сможешь меня защитить. Разве нет? А сейчас, прости, я устала. Ночь клонится к утру, а я даже глаз не сомкнула. Так что…
И я снова зашагала наверх. Арман схватил меня за рукав:
— Шиповничек…
Перепрыгнул пару ступенек, оказался рядом, жарко поцеловал. Я закрыла глаза, чтобы мужчина не увидел реакции. Дотерпела до конца.
— Что с тобой? Ты… охладела ко мне?
— Я просто устала. Прости.
— Ты обиделась?
— Арман, — я сумрачно посмотрела на него. — Извини. Я правда очень-очень устала.
И я демонстративно зевнула, прикрыв ладошкой рот.
— Прости, — тотчас покаялся он.
Интересно, а как бы поступил Румпель? Я вздрогнула, почувствовав тот самый жар.
— Доброй ночи.
Поднялась, прошла в свою комнату и прикрыла дверь. Сползла по ней на пол, запрокинула голову. Да. Проблема, откуда не ждали. Бедный, бедный Арман… Мне стало тоскливо и неуютно на сердце. Вот это подобие грызущего червячка, вот это — то, что называется совестью? Или нет?
Не хочу, чтобы маркиз был несчастен. Не хочу, чтобы смотрел на меня с такой надеждой.
— Ну и что теперь делать? Да, я виновата перед ним. Да, я влюбила и обещала, но… Кому станет легче, если, изнывая душой и телом по одному мужчине, я стану принадлежать другому?
И всё же…
Мысль о том, что я сделаю Армана несчастным поселилась в сердце мерзопакостной лягушкой (прости, маркиз). Я обняла колени руками и уткнулась в них носом.
— Почему бы тебе не влюбиться в кого-то другого? — прошептала грустно и шмыгнула носом.
— Например, в меня?
— Кара⁈ — я вскочила. — Что ты тут делаешь⁈ В моей комнате?
Кара, зевая, сидела на моей постели.
— У меня в комнате матрас набит соломой, а у вас — перина. Так а если вы всё равно не спите, так почему бы и не…
Вот же мерзавка бессовестная! Но, пожалуй, сейчас я была ей рада.
— Хочешь стать маркизой? — прямо спросила я.
— А кто ж не хочет?
Кара снова сладко зевнула.
— Тогда влюби в себе Армана. Я не буду возражать. И мешать не стану. Скорее наоборот.
— Хорошо-о-о.
Наглая рыжая мордаха служанки растянулась в улыбке. Странно, меня это даже не разозлило. Как можно так стремительно охладеть к мужчине? И потом… я же не люблю делиться. Даже чем-то мне лично не нужным, а просто моим. Но сейчас мысль о том, что мой Арман влюбится в Кару и будет счастлив скорее грела душу, чем злила.
— Помоги мне расплестись и раздеться и проваливай, — процедила я холодно.
Для порядка.
А, когда довольная Кара наконец ушла, вытянулась на постели, укрылась одеялком и улыбнулась. Ну вот и хорошо. И все будут счастливы. Кроме Илианы и Дезирэ, конечно. Но те сами виноваты в своей гибели. И вообще, злодеи должны погибать. Это их удел. В этом и заключается добро.
* * *
В июле мы дошли до Вандома. Это оказался огромный город с запутанными улицами. Я следовала за Этьеном хвостиком, боясь потеряться. Как местные-то жители тут разбираются, куда повернуть, чтобы попасть домой? Наверное, их тут жило тысячу человек… Настоятель собора, в чьём доме мы остановились, утверждал, что больше, но разве может быть больше? Такого числа даже не существует!
Впрочем, к этому времени и нас стало — тысяча. Я запуталась во всех этих Этьенах, Жаках, Кэтти и других. Мы, кто шёл из Клуа, держались рядышком, ошарашенные таким количеством народа.
— А ведь есть не только Франция, — задумчиво сказал Этьен, оторвав от губ дудочку. — Там, за морем, Британия. А на восток — Германия.
Я рассмеялась. Врёт, конечно. Он вообще фантазёр. Когда мы останавливались где-нибудь на привал, в селе или городе по пути на Париж, мой друг рассказывал малышам сказки. Про фей, про прекрасных принцев, злых ведьм и жалких сироток. Вот и сейчас что-то сочинил. Мы точно обошли полмира, причём — большую его половину. Уже через пару недель пути я перестала запоминать названия.
— Нет, правда. Гуго сказал, что…
— Твой Гуго тебе ещё и не то наврёт, — зло выдохнула я.
Вскочила и выбежала из дома. Ненавижу!
Сын рыцаря Гуго — уже взрослый, у него даже усы есть! Зачем он в нашем
