Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина
— Непременно, мсье полковник, я отдам распоряжение, — коротко поклонился адъютант.
Засыпая, граф думал не о наместнике, а о том, что произошло только что. И уже считал, что отвлечься таким образом, наверное, все же стоило. Ощущения в Домике были незнакомыми для него. Ни с Генриеттой-Луизой, ни с Клодин он не позволял себе грубости или небрежного обращения. Но здесь изображать нежность… именно что изображать не было нужды. И необходимая ему разрядка была достигнута безо всяких усилий. А благодаря новизне ощущений, наверное, она все же получилась необыкновенно яркой. Взглянуть на девку завтра стоило и сразу же — отправить вон из лагеря. Она только появилась, а служба уже катилась к чертям, о чем говорило офицерское сборище в командирской палатке. Сквозь наплывающий сон чудилось мягкое женское бормотание — неразборчиво, скудно… будто даже на чужом языке. И вздохи — не тяжелые, чувственные, а сонные… Она что — на самом деле спала?
Утром состоялся разговор с Гаррелем и потихоньку обрисовалась картина неприглядная… В свете случившегося, и если оно станет достоянием гласности… Он сам не знал, что чувствовал сейчас.
— Адъютант!
— Да, мсье полковник?
— Надеюсь, что все офицеры, вчера здесь присутствующие, понимают, что случившееся — досадное… нет — просто непростительное и даже преступное недоразумение. И виноваты в этом вы, поскольку ввели меня в заблуждение. А если бы я поддался ему и случилось… самое страшное?
— Вы не могли… мсье полковник, — тянулся и преданно глядел в глаза начальству лейтенант.
— Я — да! Я — не мог… Но могли вы! Вспомните соломину. И молчите об этом.
— Непременно! Будет выполнено!
А дальше интерес к известной особе с его стороны был закономерен. Пока готовился к поездке в Париж, сходил и издали посмотрел на новоявленного медика. Выглядела дама слишком молодо и несуразно — в темном платье, будто снятом с монашки и в уродливо повязанной на лоб косынке… Но, глядя на то, как плавно и даже грациозно она двигается — большее издалека рассмотреть не удалось, он понимал, что слова Гарреля о том, что мадам — аристократка, имеют под собой основание.
А потом он уехал — ночью, всего с двумя сопровождающими и в гражданском костюме. В Париже встретился с людьми, с которыми и планировал встретиться. Уложился в два дня и выехал обратно в полк, даже не заглянув домой, к молодой жене. Она не смогла бы держать язык за зубами и о конфиденциальности тогда пришлось бы забыть. Насколько он знал, после брачной и еще нескольких ночей беременность не наступила. А заниматься творением наследника он планировал позже — основательно и упорно. Когда выпишет жену на зиму в Безансон.
Прощаясь в Париже с маркизом, взял с того обещание сделать все для того, чтобы дело с наместником решилось как можно быстрее. А тот в предвкушении интересной и выгодной для него самого интриги, вежливо интересовался:
— Как, кстати, поживает прекрасная Генриетта-Луиза?
— Вам лучше знать, я инкогнито в Париже. Но думаю, что совсем неплохо.
— Давно не выходил никуда… И я тоже подумываю о женитьбе. Этим уже занимаются, пора думать о наследниках. А в вашем роду с этим, кажется, связана какая-то история, или даже тайна?
— Это не тайна, скорее — закономерность, — мечтательно улыбался де ла Марльер. Мужчины его рода не знали любви к женщинам, зато без ума любили единственных сыновей, делая для них все возможное и даже невозможное в этом мире.
— И в чем же она заключается, раз секрета здесь нет? — упорно любопытствовал Роган.
— Первым всегда рождается сын — ничего особенного, как может показаться. Но единственный… и всегда только от Богом назначенной женщины — жены. А как иначе, если брак освящен? Но только один — будто проклятье какое! Дочери — сколько угодно…
— Действительно — ничего особенного. Ваш отец благополучно продолжил род вопреки этому «проклятию» — хохотнул Роган, — справитесь и вы, Алекс. Ваша жена очаровательна.
— Спасибо, — буркнул граф, отлично понимая, что ничего особенного в его жене нет — слишком молода и неисправимо глупа.
Два дня в Париже освежили мысли и взгляд на окружающее. Яркие одежды парижан… когда слугу от хозяина можно отличить только по отсутствию шпаги. Книжные развалы, где он прикупил историю древнего Рима, чтобы под настроение зачитать солдатам у костра… Деревянные мостки, проложенные через улочки, по которым, смывая нечистоты, грязным потоком шла вода после дождя… Вонь духов и ставшие уже привычными таблички с названием улиц, новомодные «реверберы», яркость которых, как и обычных фонарей, оставляла желать лучшего … Париж утомлял.
В полк возвращались так же быстро, но с приятным предвкушением. Лагерь на берегу холодного притока Соны и просторные казармы в Безансоне давно уже чувствовались домом родным.
Отоспавшись, на следующий день полковник вызвал к себе доктора и хорошенько расспросил о его помощнице. Смятение, охватившее его после рассказа Гарреля, давно ушло — он понимал, что женщина спала, да так и не проснулась тогда. И немудрено — что такое трое суток без сна, он только что испытал сам. Так что знать, кто был с ней той ночью, она не могла. Часового, которого она могла бы расспросить, он почти сразу же отослал в Безансон. И все равно душу тянуло что-то такое — неудобное и виноватое… И хотелось узнать — а стоит ли вообще эта дама его… пусть даже не душевных мук и терзаний, но того неприятного чувства раскаяния, что он испытывал.
Вблизи, рядом с ней оно только возросло. И он понял, что ходить в лазарет не стоило. Потому что… мягкий голос, тонкая белая кожа, водопад влажных черных кудрей, прозрачные серые глаза и безупречная осанка… А наряду с этим — манера разговаривать коротко и отрывисто, полная незаинтересованность в нем, как в визави, а еще и отсутствие корсета! Его, а еще и перчатки, носили вне дома все благородные дамы, и даже простолюдинки — половина парижанок была красиво в них затянута. Отсутствие корсета той ночью на её теле лишило его последних сомнений в том, что он имеет шлюху.
Эта женщина не отличалась слепящей красотой, хотя и выглядела бы очень приятно, если бы этого захотела. Но было в ней другое… вот этот её образ мыслей — странный и даже непостижимый на первый взгляд. А чтобы проникнуть в её тайны, требовалось время. Он не собирался их узнавать, решив держаться на расстоянии — его неловкость по отношению к баронессе
