Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната
- Здравствуйте, - вежливо сказал старший, глядя на Марлен во все глаза.
Я тоже поздоровалась, а Марлен промолчала, задрав носик и взяв меня за руку.
- Идите к матери, - велел господин Бланкир. – И переоденьтесь, пока не простудились.
Мальчишки пошли на второй этаж, оглядываясь и перешёптываясь. «Они как фарфоровые куклы!», - донёсся до меня шёпот младшего. Я не удержалась и фыркнула, а Ферет выразительно посмотрел на меня и философски пожал плечами.
Спустилась госпожа Бланкир, держа футляр с лютней и тамбурин – барабанчик со струнами. Марлен тут же схватила его, ударяя по мембране и с наслаждением слушая глухой стук и нежный звон.
- Удивительный инструмент, правда? – сказала Саджолена. – Такой маленький, а звук – такой богатый.
- Так обычно и бывает, дорогая Садж, - сказал Ферет. – И у людей так же. Самое прекрасное звучание у самых скромных.
- Вы умеете красиво говорить, - тихо засмеялась она, но было видно, что ей приятно.
- Вы очень добры, - сказала я в свою очередь. – Мы будем обращаться с инструментами очень бережно и вернём их вам в целости и сохранности. Но лютня – лишняя, мадам…
- Забирайте, - щедро разрешила Саджолена. – Мне всё равно некогда на ней играть.
Мы распрощались с Бланкирами, и я нырнула из школы на улицу, как в ледяное озеро. Только согревшись, я снова почувствовала, как начинают подмерзать ноги.
- Идёмте побыстрее, - предложил Ферет, угадав моё состояние. – Если двигаться, то не так мёрзнешь.
- Вряд ли поможет, но постараюсь, - ответила я, поплотнее натягивая шапку.
- Как находите Бланкиров? – спросил аптекарь словно бы между делом.
- Пожалуй, вы правы, - вынуждена была согласиться я. – Их, действительно, жалко. Значит, отец не общается с дочерью? Все эти годы, пока она замужем?
- Да, - подтвердил Ферет. – У старины Савё крутой нрав.
- Но столько лет прошло… - я не понимала такого упорства. – Он дарит золотые, а у родных внуков носки с заплатками?
- Жизнь – странная штука, - Ферет сунул медицинский чемоданчик под мышку, потому что держал в руках тамбурин и лютню, прижимая их к груди. – Иногда обиды сильнее, чем любовь.
- Вы думаете? – спросила я, размышляя о Бланкирах, при общении с которыми, правда, испытываешь стыд и неловкость, хотя ни в чём не виноват.
- Я знаю, - просто ответил он. – Поживёте с моё, Кэт, поймёте. Если у вас будет возможность, сделайте для Саджолены что-нибудь хорошее. Она добрая женщина. И, кстати, прелестно поёт.
- А что - мать? Как ведёт себя мадам Лиленбрук? Тоже не общается с дочерью?
- Госпожа Лиленбрук умерла лет пятнадцать назад, - сказал Ферет. - Будь она жива, возможно, всё сложилось бы иначе.
- Возможно, - пробормотала я.
- Мальчишки мне не понравились, - вставила своё слово Марлен и добавила важно: - Настоящие хулиганы.
- Ой, зато мы – самые примерные девочки, - поддразнила я её.
Аптекарь проводил нас до замка, и несколько минут я потратила, чтобы уговорить его зайти.
- В другой раз, барышня, - поблагодарил меня Ферет. – Сейчас мне надо вернуться в лавку. У меня не слишком много свободного времени, знаете ли. А я ещё не упаковал ваш заказ на пряности и чернослив.
Мы с Марлен забрали музыкальные инструменты, помахали ему вслед, прошли по расчищенной от снега дорожке к парадному крыльцу, и тут столкнулись нос к носу с милордом Огрестом. Похоже, он тоже только что вернулся, потому что серый меховой плащ был засыпан снежинками, как и меховая шапка маркграфа.
- Вы так настойчиво приглашали его зайти, - сказал Огрест, открывая дверь и пропуская нас с Марлен вперёд.
- Всего-то пригласила согреться чашкой чая, - ответила я, укладывая инструменты на столик в прихожей. – Это было бы вежливо. Он помог нам донести тамбурин и лютню…
- Какой услужливый, - процедил сквозь зубы маркграф.
- Марлен, беги к себе, - сказала я девочке, развязав на ней шаль. – Я сейчас приду, - а когда Марлен убежала, спросила у Огреста, снимая шапку и расстёгивая пальто: - Не надо при ребёнке осуждать других. Он вам не нравится?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Кто? – угрюмо спросил он, стоя у порога и комкая рукавицы.
- Месье Ферет, - подсказала я. – Речь ведь о нём.
- А вам? – ответил он вопросом на вопрос.
- А при чём тут я?
- Ни при чём, - буркнул он и побежал наверх, перепрыгивая через три ступеньки.
Меховой плащ колыхнулся, как будто шевельнулась мохнатая спина чудовища из страшной сказки, и пропал в тёмном коридоре.
- Какие мы обидчивые, - проворчала я, обстукивая снег с каблуков.
Я не сразу поднялась на второй этаж. Сначала заглянула в кухню, сказав Лоис, что скоро у нас будет посылочка из аптеки, и я начну готовить «Винартерту», потом отнесла инструменты в большой зал, потом зашла к Марлен, чтобы убедиться, что она сняла шубку и шапку, и повесила всё в шкаф, и только после этого оказалась в своей комнате.
Было особенно приятно очутиться в тепле – уютно горел камин, рядом, как всегда, лежали поленья, и я сразу бросила в огонь одно из них. Поленья будто нарочно подбирали маленькие, ровные – как раз для женской руки. А может, и нарочно подбирали. И это тоже было приятно – когда кто-то даже в такой мелочи заботится о тебе.
Моя волшебная книга лежала себе на столике – закрытая и тихонькая, и я погладила переплёт, раздумывая, какую подсказку получу в следующий раз. Я повесила пальто, пристроила шапку на настенный крюк, чтобы мех не помялся, и только тут увидела два женских сапожка, стоявших у стены. Они были сделаны из крашеной кожи – серо-голубые, как мех зимней белки, и отороченные мехом серой белки, да ещё с мехом внутри – теплым, ворсистым.
Можно было посчитать это какой-то ошибкой, но размер был явно мой.
Несколько минут я потрясённо разглядывала обувь – узкий носочек, крутой каблучок - и не знала, что делать.
Что это – подарок? Или очередная выходка моей книги?.. Но вряд ли у книги найдётся возможность прикупить парочку отличных сапог.
Я пригладила волосы и решительно отправилась в кухню, где Лоис как раз колдовала над ужином.
- Мадам, - обратилась я к ней прямо с порога, - вы сегодня заходили в мою комнату?
- Я?! – она испуганно оглянулась, но тут молоко в горшочке на печи вспенилось белой шапкой, и кухарка бросилась его спасать. – Что вы, барышня… - обжигаясь, она сдвинула горшочек в сторону, и принялась помешивать молоко длинной ложкой. – Я же не осмелюсь…
- А ваш муж? – требовательно продолжала я.
- Персиваль? – Лоис бросила в молоко кусочек сахара и поставила горшочек обратно на горячую плиту. – Да Бог с вами… Он как уехал утром, так ещё не возвращался, милорд отправил его с почтой…
- Ясно, - я развернулась и взбежала по лестнице, прыгая через две ступеньки – через три, как милорд Огрест, у меня не получалось.
Постучав в кабинет маркграфа, я услышала равнодушное «войдите» и открыла дверь. Меховой плащ грудой валялся в кресле, а Огрест как раз снимал куртку, но стоило мне войти, раздеваться прекратил, и сразу же начал перебирать какие-то бумаги, перекладывая их по столешнице туда-сюда.
- Что случилось? – спросил он хмуро.
- Сапоги, - сказала я без реверансов.
Он взглянул в мою сторону и опять склонился над столом, и этим выдал себя с головой.
- Это вы принесли сапоги в мою комнату? – я пошла в атаку и отступать не собиралась. – Имейте в виду, ни за что не поверю в призраков, которые бродят по вашему замку и воют по ночам.
- Я принёс, - сказал он быстро, даже слишком быстро.
- Зачем? – я упёрла кулаки в бока.
- Ваши красные сапоги никуда не годятся, мадемуазель, - ответил Огрест, в десятый раз начиная тасовать бумажные листы, которые, между прочим, были абсолютно пустые.
Я в три шага пересекла комнату, ладонью с размаху придавила эти дурацкие бумажки к столешнице и сердито сказала:
- Когда разговариваете с человеком, смотрите ему в глаза. Зачем вы принесли сапоги? Отвечайте немедленно! - беседовать с маркграфом в таком тоне, возможно, было неправильно, но я хотела сразу выяснить всё и до конца.