Над словами (СИ) - Иолич Ася

Аяна опешила. Вот так поворот.

– Смотри-ка, как заговорила наша ответственная, преданная долгу кирья Хад, – едко проговорила она. – Да ты у нас, оказывается, клятвопреступница?

– Ты слишком низкого рода, если он у тебя вообще есть, – скривилась Айлери, – чтобы я обращала внимание на ту клятву. Это даже не проступок против совести. Клятва перед безродным – просто слова на ветер.

Аяна сжала кулаки. Ненависть душила её, и сердце билось где-то в горле и ушах.

– Хорошо. Расскажи кому-нибудь что-нибудь. Оболги меня. Давай! Не стесняйся. Интересно, что ты такое придумаешь? А тебе не интересно, что скажу я в ответ? Подумай! Давай, напряги свою красивую головку и подумай, сама-то ты ничего лишнего не сболтнула?

Айлери вдруг побледнела, пятясь.

– Ты не посмеешь... Ты не посмеешь!!! Это ложь!

– А как ты докажешь? Ляжешь для осмотра перед семерыми свидетелями-мужчинами, потому что мнение женщин, как мебели, тут не учитывается?!

Аяна стояла, и кипящая едкая жидкость медленно поглощала её, а перед глазами пульсировала багровая пелена. Айлери с синими губами отступила назад... и вдруг рухнула бесчувственным кулём на ковёр.

– Гамте! – зарычала Аяна, сжимая кулаки и борясь с нестерпимым желанием слегка пнуть её. – А ну вставай! Нашла что изображать!

Айлери не двигалась. Аяна распахнула глаза, и моментально багровая пелена сползла, сменяясь закатным светом, падающим из окон. Она кинулась на колени, растирая уши Айлери, но та была неподвижна.

– И-и-и-рраз!

Айлери, неожиданно оказавшаяся тяжёлой, лежала на кровати, и Аяна сорвала туфли с её пяток, злорадно разглядывая рубцы от мозолей. Не хватало ещё, чтобы эта чванливая кирья марала своими туфлями их с Кондой постель! И так тут теперь пахнет её духами! Безродная... Что она о себе мнит?!

Багровые язычки полыхнули снова. Она размахнулась и слегка шлёпнула Айлери по щеке, вспоминая, как Сола учила её этому в долине.

– Ч... Что?!

Айлери дёрнулась, открыв глаза.

– Ты не посмеешь...

– Прекрати свою тягомотину, Айлери! – воскликнула Аяна. – Это не я влезла в твою семью! Это ты стоишь на моём пути! К твоему счастью, я знаю, что такое честь и клятвы, а вот ты, оказывается, знаешь только сами эти слова! Неужели ты думаешь, что, будь я настолько гнилой, я бы так долго терпела отлучки любимого, без которого я сгораю? Вместо того чтобы просто сдать тебя кому-нибудь из того безумного дома, чтоб тебя с позором отправили восвояси? Стала бы я ждать эти семь месяцев, будь я такой, какой ты сейчас сочла меня? Или это слишком сложная задачка для твоей хорошенькой головки, доверху набитой пустыми понятиями и чужими фразами? В ней есть хоть одна собственная мысль?

Айлери смотрела на неё, моргая, нахмурившись.

– К твоему счастью, я понимаю, что ты не сама встала на моём пути. Тебя подсунули на него обманом, выбрав ту, которую можно перепутать со мной, если прикрыть лицо. Это не твоя вина, и я была бы беспросветно тупой, если бы ненавидела тебя за это. Но у меня в голове не укладывается! Неужели ты не видишь в нём человека? Неужели ты настолько привыкла отказывать самой себе во всём человеческом? Неужели ты не хочешь, как Гели, скучать по мужу, любоваться на него, когда он спит или ест, пылать от страсти, когда он касается тебя? Почему ты отдаёшь свою жизнь как плату за чужие страстишки? Неужели она ничего не стоит? И если она ничего не стоит, почему ты так кичишься собой?

35. Ты сравниваешь меня с кобылой?

Айлери вдруг закрыла глаза. Веки слегка дрожали, из под ресниц показались слёзы. Аяна запустила пальцы в волосы и ходила по комнате, еле удерживаясь от того, чтобы пнуть что-нибудь из мебели. Айлери лежала тихо, и Аяна косилась на неё, потому что ей вдруг показалось, что та заснула, но кирья не спала. Она лежала и плакала с неподвижным лицом, и лишь мокрое пятно на сине-зелёном покрывале всё расползалось.

– Хватит плакать, – сказала Аяна наконец. – Скоро стемнеет. Надо решать, что делать будем, слышишь?

– Я лучше пойду, – сказала Айлери, спуская ноги с кровати.

Аяна нахмурилась.

– В каком смысле пойдёшь?

– Домой. Пропусти.

Аяна метнулась к двери и повернула ключ, вытащила его и сунула за корсаж.

– Ну, нет. Ты пришла и оскорбляла меня, предлагала побрякушки в обмен на моего любимого, а ещё угрожала сдать Пулату, и теперь просто уходишь? Я не могу выпустить тебя. У нас была кобыла, Таши, которая куролесила и расшибала всё в щепки. Мы запирали её ради безопасности. И её, и нашей.

– Ты сравниваешь меня с кобылой? – звенящим голосом переспросила Айлери. – Ты в своём уме?

– Согласна считать тебя человеком, если ты начнёшь считать людьми Конду и меня. Пока у меня ощущение, что мы для тебя не более чем пыль на твоих дорогих туфельках, которые только и могут что уродовать ногу. Я должна быть уверена в своей безопасности.

– Клянусь..

– Э, нет. Слова на ветер перед безродными.

Айлери вернулась в комнату и села к окну, глядя на залив и постепенно темнеющее небо с узкой полоской догорающего оранжевого света.

Аяна ничего не могла поделать с собой. Эта кирья, которой она раньше так сочувствовала, вызывала в ней теперь лишь ярость – и ничего больше.

– Я не могу ничего сказать тебе. Я не знаю, что об этом думать.

– Я тоже не знаю, Айлери. Не знаю, что делать с тобой. Зачем ты пришла? Ты правда думала, что человека можно купить за...

Аяна осеклась. Шесть тысяч золотых. Человека можно купить за шесть тысяч золотых.

– Я думала, тебе от него нужно содержание.

– То есть ты всё же видишь разницу?

Айлери молчала.

– Представь, что ты можешь выбирать. На одну минуту представь себе это. К тебе приводят моего Конду и твоего... как его там. Мужчину. И говорят, что, если ты выберешь Конду, тебе дадут десять тысяч золотых. А выбрав того, второго, ты получишь лишь его.

– Но я не могу выбирать, – сказала Айлери, помолчав. – Я ничего не могу выбрать. У меня нет этого выбора.

– Тебе нужно просто подождать, пока мы наберём необходимую сумму. Ты понимаешь? Айлери, ты слышишь меня? Мы избавим тебя от этой навязанной ответственности. Он вернётся ко мне, и мы оформим наши клятвы так, как это полагается тут. Тебе не нужно терпеть, понимаешь? Тебе не нужно пересиливать брезгливость или отвращение.

– Меня всё равно сразу выдадут замуж, – сказала Айлери, и её голос был очень усталым. – Я слишком ценна для рода Хад. Я ценна и для кира Пулата, потому что обеспечиваю их семьям связи с двумя родами, которые на юге занимаются солью. И я не знаю, кто это будет в следующий раз. Стоит ли менять сажу на копоть?

– Айлери, – так же устало сказала Аяна. – Мы сейчас в безвыходном положении. Единственное, что я точно могу тебе сказать, так это то, что от тебя, к сожалению, опять ничего не зависит. Он ни при каких условиях не придёт к тебе. Ты можешь оболгать меня, но я оболгу тебя в ответ, и наоборот. Это испортит мне жизнь, а твою – разрушит. И мы обе не доверяем друг другу, я права?

– И что ты предлагаешь?

Аяна открыла шкафчик и достала с верхней полки нож для трав.

– Клятва равных. Только так.

Айлери несколько мгновений смотрела на нож, как будто Аяна предлагала ей нечто ужасное. Затем опустила глаза и кивнула. Аяна медленно провела лезвием по своей правой ладони.

– Клянусь на крови рода Нелит. С этого момента и поныне не опорочу я чести Хад Айлери. Ни словом, ни песней, ни рисунком, ни чем-либо, что может быть передано и распознано другими.

Айлери сморщилась, но потом распахнула глаза и понимающе кивнула. Аяна вытерла нож о передник и протянула Айлери.

– Клянусь кровью рода... Хад. С этого момента...

На её правой ладони медленно выступали капельки крови. Потом она закрыла глаза и протянула руку Аяне. Пальцы были влажными и прохладными, а кожа – мягкой.

Аяна достала из шкафчика, с полки с травами, одну из чистых тряпиц и промокнула руку Айлери, потом взяла ещё одну и сноровисто замотала вокруг её ладони.