Над словами (СИ) - Иолич Ася

– Только Мират знает, – шепнула она на ухо Аяне, которая бросилась обнимать её. – Он сказал, что увезёт меня в эйнот, чтобы меня никто не пытался запереть. Пожалуйста, попроси принести чего-нибудь поесть. Я постоянно хочу есть.

Тушёная курятина с рисом и травами дымилась в глубокой тарелке. Гелиэр махала на обожжённый язык и нетерпеливо дула на еду.

– Это ведь пройдёт? – спросила она. – Или теперь всё время...

– Не знаю. У всех по-разному. Ты хорошо переносишь? Не тошнит?

– Нет. А есть пирог, тот, с рыбой? Он мне снится ночами...

– Сегодня нет. Но мы часто печём его. Заезжай, хорошо?

– Да. Обязательно. Мы ехали к портнихе, и по пути вот... Аяна, твой Конда стал часто появляться у нас. Мне кажется, я начинаю понимать тебя... Но в парке он был совсем другим. Там у нас он не такой весёлый. Он почти не улыбается, и у него такой пугающий взгляд... Хищный.

– Я видела, – вздохнула Аяна. – Ты знаешь, что к актрисе приезжал Пулат? Он пугал её.

– Он и меня пугает... А вот Айлери, похоже, стало гораздо проще без Ормана. Она принялась приводить сад в порядок. Сказала киру Пулату, что хочет сменить садовника, и он обещал подумать.

– Шу? Сменить Шу?

– Да. Жаль. Мне нравится тот сад... Необычный. И дикая часть. Айлери хочет и её "привести в порядок". Аяна, как у вас дела... с выкупом? – осторожно спросила она.

– Конда говорит, что удачно вложился, и к июню...

– К июню?! Уже?

– Да. Я так устала от этих пряток... Все что-то скрывают и в чём-то клянутся.

– Мы тоже клялись вчетвером, – рассмеялась Гелиэр. – Не забыла?

– Нет... Нет, ты что. Иди сюда, я обниму тебя.

Они сидели, обнявшись, и у Аяны щипало в носу от счастья за Гелиэр.

– Береги себя, Гели... Береги себя и малыша, – шепнула Аяна ей на ухо, провожая. – Приезжай!

Вышивка занимала руки, но не мысли. Аяна вытягивала иголку и втыкала её обратно, наслаивая нити, и шестое крыло странного существа выходило объёмным и будто живым, но мысли крутились вокруг Гелиэр. Малыш родится в октябре. Может быть, связать ему что-то или вышить на память? Вряд ли Гели будет носить его в керио.

Она перебирала вышивки, потом убрала их в нижний ящик вместе с той, над которой работала. Весна слишком громко пела в груди, почти так же громко, как Ишке пел свои баллады породистым невестам выше по склону.

– Верделл! Наконец-то ты пришёл до того, как я заснула, – воскликнула она, бодро выскакивая на звук шагов по лестнице. – Иди сюда. Я скоро забуду, как ты выглядишь. Чем ты занят?

– Да то тут, то там, – сказал он, смущённо почёсывая вихры. – Да ещё с парнями...

– Что-то ты, катис, совсем расслабился, – рассмеялась Аяна. – Давай-ка прогуляемся к бухте.

– Так холодно же...

– Это купаться холодно. А мы просто посидим, – подмигнула ему Аяна.

Кимат бегал, радостно кидая камешки в набегавшие волны. Верделл сел на камни, подстелив камзол, и смотрел вдаль, за горизонт.

– Море манит меня, – сказал он. – Я столько времени провёл под землёй и наконец выбрался наружу... Я соскучился. Даже не по морю... По этому ветру над палубой. Мне душно без него.

– Подожди, пока Конда разведётся, хорошо? Летом мы всё устроим. Мы придумаем, как объяснить твоё возвращение. Если ты захочешь – будешь ходить в море.

– Кир Конда как раз поехал утрясать с отцом какие-то детали моего брака. Я очень хочу стать наконец собой. Стать свободным. Всё было более-менее определённым. Я примерно представлял, чего ожидать от жизни, и тут – бах! – тот шторм. А до него эта болезнь...

– Жизнь умеет удивлять. Кто бы мог подумать, что я окажусь тут. Скоро год, как я в Ордалле. Всё так поменялось... Вон, взять хоть тебя.

– Ты тоже поменялась. И кир Конда. Он больше всех поменялся. Я иногда не узнаю его. Иногда пугает то, как точно он предсказывает, что дальше. Какое-то одно маленькое действие или брошенное якобы невзначай слово – и всё завертелось, и вот уже бумаги подписаны, сделка заключена... А это, с Поллой?

32. Ты не вдова?

Аяна кивнула. Она вспомнила ещё один случай во дворце, но вряд ли стоило вспоминать о нём при Верделле. Когда-нибудь это перестанет ранить его.

– Что у тебя с руками? – спросила она. – Прошли мозоли?

Верделл быстро спрятал руки в карманы, и это рассмешило Аяну.

– Пройдут. Постепенно, – сказал он.

– Тебя не бывает дома. Я скучаю. Сыграем вместе? Ты на флейте, я на кемандже.

– Я не трогал её. Настроения нет. Она на меня тоску навевает. А я отвлечься пытаюсь. Знаешь, кира, я будто своё место в жизни потерял. Мечтал, что вернусь, и ка-ак заживу! А на деле выходит, что брожу, как неприкаянный... Жена вроде есть, но как бы и нет. Дома вроде бы и ждали – а там братик. Вроде бы приехал – а в открытую жить не могу. Одно утешение – с парнями вон...

– Ты к маме заезжай, ладно? Она беспокоится.

Верделл вдруг улыбнулся.

– Она всегда беспокоится. Как и твоя. До сих пор думаю, как она тебя отпустила? Как отец отпустил? Смог бы я отпустить своего ребёнка?

Он глядел на Кимата, ковырявшего палочкой камни, потом опёрся лбом на ладони. Аяна подсела к нему и обняла. Они сидели так долго, и Верделл наконец хмыкнул.

– Ладно. Все живы. Пока ты жив – надежда есть. Поехали, а? Я снова есть хочу.

Мартовское солнце нагревало лозы нокты, и, проезжая из хранилища мимо гостевых домов и совсем небольших поместий к дому Нелит, Аяна замечала, как с каждым днём всё больше зеленеют набухающие почки. Харвилл сказал, что чувствует каждую весну, и она вновь вспоминала эти его слова. Весна была в её сердце, в её груди и голове, она пела всё громче и громче с каждым днём.

Очередные "Новости Ордалла", которые принёс мальчишка от Харвилла, состояли уже из двух листков. Вараделта сидела над ними на кухне, а Тарделл по слогам разбирал короткие заметки.

– Это так занимательно, – сказала Вараделта, послушав несколько строчек описания очередного платья Аселлит. – Я никогда не была во дворце, и кирио, которые там бывают, никогда не рассказывают такие вещи... Ну, только если своим ками. А тут как будто на приём съездила. Кто это пишет?

Аяна улыбнулась. Она предполагала, кто это мог написать. У кого ещё из друзей Харвилла был доступ во дворец, и кто ещё обладал таким вниманием к деталям платьев?

Рыбный пирог стоял на столе, и Ишке голодным взглядом следил за движениями ножа в руках Вараделты.

– Я всё жду, когда кира Атар приедет, – сказала Аяна. – Она мечтала об этом пироге, и вот уже второй печём, а её всё нет.

– Приедет твоя кира, – улыбнулась Вараделта. – Ещё испечём. Давай-ка не грусти. У меня тут средство есть.

Белое вино отлично сочеталось с рыбным пирогом. Аяна подняла стакан.

– Это действительно хорошее средство. Тарделл, почему больше не пьёшь? Один глоток попробовал...

– Мне работать надо, – сказал Тарделл, показывая в сад за окном. – С меня хватит. Там ветки ещё убирать. Ты нас балуешь, кира. Кто бы мог подумать... пить вино на кухне с кирио.

– Ладно. Делли, ты тоже считаешь, что я вас балую?

– Кира, ты шутишь? Посмотри на меня! Я получаю пять в месяц, живу в доме и ношу приличное платье, а лавочники называют меня севас, а некоторые спрашивают, не вдова ли я?

– И что ты отвечаешь?

– Смотря кому, – улыбнулась Вараделта. – Я теперь, знаешь, могу перебирать. Только надо ли? Кира, ты ведь меня не погонишь?

– Да что ты говоришь такое, – нахмурилась Аяна. – Скажи Арчеллу, чтобы оформил на тебя постоянные... эти... Выплаты. Даже если ты уйдёшь, поняла? Скажи, я распорядилась. Делли, я бы без тебя с этим домом в жизни бы не управилась. Тут в каждом углу какие-то дела.

– Ты права, кира. И, знаешь что, пожалуй, я тоже пойду. Надо заняться погребом. Посмотрю, сколько чего осталось.

Аяна убрала остатки пирога в шкафчик и потянулась. У неё тоже наверняка нашлись бы дела, если поискать, но вот искать совершенно не хотелось. Она выглянула в сад, где Кимат носился между живых изгородей и зелёных деревьев, похожих на шары, и пошла в спальню, где её ждала новая вышивка.