Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Форменное безобразие

"спасу нет"?! Дауж спасу нет… И я, сломя голову, летела на помощь, думала метаморфу плохо, а он… Несчастный бедняжка не смеет показать свою слабость перед табуном посетительниц! А вот фиг ему, а не скорое восстановление!

Я по инерции сделала еще несколько шагов к строю посетительниц и развернулась, чтобы уйти. Как вдруг из стены над очередью высунулась голова лопоухой нежити, которая завидев мое отступление, завопила:

— Стой! Стой, кому говорь-рят! Не бросай мень-ня. — И оказавшись на моем плече возмутилась слезливо: — Ты дала слово. Дя.

На самом деле я тогда всего лишь кивнула, но забрать обещание у этой тварьки не смогла. Сказала лишь, что я, судя по очереди, не скоро дойду до больного рыжего.

— Глупость! — заверила она, потеревшись о мой подбородок. А в следующее мгновение она обернулась мерзким кошмаром из чьего-то сна и, скользнув к двери в тридцать пятую палату, взвыла: — Все во-оо-он! Прием окончен.

Кто-то послушно ушел, кто-то сбежал, а пара-тройка пульнули в нее проклятьем. Нежить съела их, не подавившись, и пообещала темных искусниц запомнить. И недалекие напуганные предстоящей местью девчонки скрылись быстрее всех.

— А ты за мной! — скомандовала теневая и влетела в палату, где заявила громко: — Времь-мя вышло вам пора… Хозь-зяин не забудет, — и ехидно, — вы же всего лишь пь-пятидесь-сятай-я за этот час!

Я шла к больному, как палач на эшафот, сдержанная и сосредоточенная. В двери столкнулась с одной из тех красоток, что уже навещали Дао-дво при мне. Эта была той самой восхищенной подружкой, что не любила радикальные меры. Темненькая с рыжинкой в волосах, и как все пышные девушки, миленькая, если не брать в расчет характер.

— Целитель, прошу простить, не заметила, — заявила она, налетев на меня и отдавив ногу, и вышла из палаты с самой очаровательной улыбкой. Вот, зараза, мстит за то, что ее раньше времени выгнали.

— Так и быть, эту самолично провожу! — плотоядно улыбнулась теневая и исчезла.

Я посмотрела вниз и с досады чуть не скрипнула зубами, ибо туфельку мне пышка порвала. Но терпению моему пришел конец, когда рыжий, гад и сволочь, поедающий явно не первое кулинарное творение и возлежащий под целым букетом из воздушных шариков, вдруг дернулся на кровати усыпанной лепестками роз, закашлялся и просипел:

— Пришла меня добить?

Вроде бы простая фраза, но какая сила слова. В одно мгновение она уничтожила во мне целителя и возродила ведьму. Пусть я не доучилась в ведической школе, пусть не закончила обязательный для них колледж и не защитила диплома, но сила моей злости с толикой негодования достигла уровня высококвалифицированной черной вдовы.

— Да!

Дверь с грохотом хлопнула, окно зазвенело, шарики, так гармонирующие с рыжей шевелюрой больного, мелодично лопнули, разыграв первые аккорды похоронки, лепестки на кровати увяли, а торты и пирожные, оставшиеся на подносе, все до единого покрылись плесенью.

— Интересное начало, — многоликий сощурил карие глазищи и сжал кулаки.

— Это конец… — ответила я надменно, потому что уже продумала, каким из разрешенных в академии проклятий шарахну по метаморфу, как откуплюсь от Нваг-нваг Севойя информацией, и сколько дней изза растраты сил в постели проведу. Как вдруг…

— Стой-ять! — взвизгнула невовремя вернувшаяся кука, вцепилась лапками в мое плечо, зашептала: —Й-я не дль-ля этого, тебь-бя приглашала.

— А ради чего? — нахмурился Гер.

— Ради исцелений-я! — патетично заявила нежить и заглянула в мои глаза. — Ты ведь не уйдешь? Вспомнишь, сколько раз он вчера головой приложилсь-ся. И не будешь обижатьсь-ся на… — "на пристукнутого", — пронеслось в моей голове, но нежить оказалась более тактичной, — на больного и несчастного, дя?

— Теневая?! — возмутился многоликий.

— Не буду, — согласилась я.

— Уря-я-я! А поможешь мне его на ноги поднь-нять, дя?

— Да куда ей, недалекой, — хмыкнул Гер, приподнимаясь на кровати. И прожигаемая взглядом карих глаз, я не смогла ни ответить тенюшке, ни кивнуть.

Все-таки нужно было по нему хоть чем-то шарахнуть.

— Ну, пожалуйста, ради маленькой мень-ня… — взвыла кука и пожаловалась, кончиком хвоста глазки вытирая: — Это же невозможно, лишь собственными силами от него девок гонь-нять и этих… смертников с темными помыслами. Й-я одна, а их толпа и все такие наглые… запрещенными прокль-лятьями бьют.

Активировались, значит. И это понятно, Авур капитану команды имперских смертников дал неделю на вербовку Дао-дво. Время вышло, вот они и спешат. К тому же, после моих выходных во дворце, у королевской семьи могли появиться многочисленне вопросы. Напрямую задать не посмеют, академия закрытое учреждение, а вот повторно перепроверить информацию опытным путем — вполне.

Я кривовато улыбнулась теневой, просипела: "Что ж, симпатяшка, договорились", — и шагнула к многоликому.

— Сумеречная, стой! — вновь подал голос рассерженный рыжий. — Не подходи…

— Не снимай перчатки!

— Не трогай! А-а-а… — Он значительно побелел в лице, когда я коснулась раздробленной щиколотки.

— Твою ж, убери руку… — захрипел, дернув ногой, и застонал сквозь зубы от самолично вызванной болезненной волны.

— Не дергайся, — посоветовала я, а в ответ услышала…

— Убери руку, иначе я забуду о своем правиле!

— О каком, позволь узнать?

— Не бить женщин… — прохрипел он, зажмурившись. И вспомнилось мне, сколько раз эта благородная сволочь проявлял грубость по отношению ко мне, как за шею держал, как обещал отхлестать. Хладнокровно и мстительно подняла руку выше перелома, значительно надавливая. — Таррах! Намина… — взвыл он, но не ударил.

— Ух, ты даже имя мое вспомнил. Какая радость, — съехидничала я, продолжая исцелять менее щадящими методами. — А как насчет того, чтобы извиниться?

— С чего вдруг? — выплюнул Гер и закашлялся. — Ты мне пожизненно обязана!

— А ну да, ну да. — Пальцами скользнула по его бедру и свободной ладонью накрыла менее травмированную руку многоликого, как то совсем не хотелось получить по лицу в ходе дальнейшего его исцеления.

— Чт-то т-ты делаешь? — сдавленный шепот и почти угроза, когда он замечает наложенное мной черное плетение. — Су-сумеречная, сними его. Сними немедленно, иначе пожалеешь…

Хотелось сказать, что я в любом случае пожалею, но тратить время на пустые слова не рискнула, поцелуем припала к его лбу.

— Ку-ку-ка, убери ей-о-о-о-о… — его тихий рык, быстро перешел в стон, а затем и вовсе затих.

И все-таки независимо от моей предосторожности после прочтения простой формулы восстановления его выгнуло дугой, как простого смертного. Всего лишь на доли секунд, но столь сильно, что сама я испугалась.

— Гер? — стремительно натянув перчатки на руки, позвала его. — Герберт, ты как? Ау…

— Живой он. — Теневая уже сидела на груди многоликого, любовно прикасаясь лапами к мощной шее и плечам. — Просто без сознания-я.

— Паршиво, — прокомментировала я, оттянув веко бывшего болезного.

— Как раз наоборот, — заявила лопоухая нежить и подмигнула. — Когда нам й-явитьсь-ся на обед?

Об условии стребованном с меня в момент молений на стеллаже в библиотеке, я вспомнила сразу, но не поняла значения слова "нам".

Раньше, решила бы, что она говорит о Гирби, а вот теперь…

— А ты придешь не одна? С другом?

— С хозь-зяином!

С рыжим?!

Вот это подстава. Да я же, как представлю, что готовить буду для него, так неосознанно потянусь к отраве или к кислоте. А в краткие мгновения до начала их действия я в него вилку воткну или нож, раз так десять. Или… Нет! Кастрюлю на голову надену и половником по ней постучу! А еще кипятком оболью, и солью посыплю место ожога.

И с каждым мгновением эта идея становилась все привлекательнее и привлекательнее. Но затем я вспомнила, как он только что сдерживал собственный гнев и крик и отмахнулась.

— Плохая идея. Мы просто поубиваем друг друга.

— Тогда поцелуй! — Какая малость, даже удивительно. Я наклонилась к лопоухой нежити с улыбкой, а она вдруг, ухом прикрывшись, добавляет смущенно: — Хозь-зяина поцелуй.

— Этого? — не веря в такой поворот, пальцем ткнула в метаморфа.

— Дя. Й-я с тебь-бя в любом случае обед стребую, а вот он врь-ряд ли. Жалко. — В моей голове пронеслось заковыристое ругательство принца. А эта, зараза теневая, уже корректирует просьбу: — Только не как покойника, а в губы.

— А смысл есть?

— Есть! — шепчет довольная. — И это… скорее, а то проснется.

— Твою ж мать! — не сдержала я восклицания, потому что видеть его в сознании повторно и в ближайший час, мне не хотелось совсем.

— Не ругайсь-ся, а выбирай, либо две секунды мучений здесь и сейчас, либо два часа завтра за обедом…