Марина Ефиминюк - Магические узы
Окончательно растоптав свое самолюбие бессмысленным самоедством, с гудящей от бессонницы головой и горящими, будто в них сыпанули песку, глазами я сползла с кровати и открыла ставенку. В холодную комнату ворвались ослепительные лучи солнца, раскрасившие каменный пол желтыми квадратами.
Кое-как умывшись, я приоткрыла дверь. Утро уже вступило в свои права. Заливались песнями ранние птахи, по двору сновали постояльцы, подъезжали автокары, и очухавшаяся от ночи суета охватывала подворье, больше походившее на старинный замок. На пороге лежала стопка выстиранной и уже выглаженной одежды, а наверху кто-то услужливо оставил аккуратно сложенный газетный листок. На странице чернел огромный заголовок: «Убийство в спальном районе», и мой взгляд наткнулся на изображение знакомого лица родственницы ювелира. Из живота подняла горячая волна, и поперек горла встал комок.
– Проклятье! – вырвалось помимо моей воли.
Дрожащими руками я быстро схватила газетный листок и с остервенением свернула в трубочку, без прочтения прекрасно помня каждое слово гадостной заметки. Господи, что подумают мои родители, когда увидят новость?! С каким лицом я появлюсь на пороге родного дома перед отцом – стражем в отставке?!
Голову резануло болью.
Быстро натянув порты и футболку, пахнущие лавандой от специального состава для стирки, босая я бросилась в соседний номер, но в нерешительности помедлила, уже занеся кулак, чтобы постучаться.
– Заходи! – раздался глухой голос Стрижа, на секунду опередив стук.
Повернув ручку, я отворила чуть скрипнувшую дверь и осторожно заглянула внутрь, ни капли не готовая встретиться с Ветровым старшим. В комнате царили полумрак и особенный специфический запах болезни, как в городской лечебнице, куда в отрочестве меня с воспалением легких заперли на целую седмицу мучиться от скуки и горьких порошков. Стриж в окружении многочисленных вышитых подушек полулежал на каменном ложе со смятыми перемазанными бурыми пятнами простынями. Тихо бормотал морок видения, то и дело сбиваясь помехами.
– Да, не бойся! Его нет, – вместо приветствия объявил парень, едва повернув ко мне голову. Выглядел Стриж паршиво, несмотря на смуглость, бледным, с черными кругами под глазами, ставшими даже не желтыми, а болезненно оранжевыми. Грудь туго стягивали повязки, и на белых тканевых полосках уже проявлялись свежие пятна крови.
– Он не спал всю ночь, и умотал с самого утра, – сквозь зубы продолжил парень, хмурясь в шипевшее видение. – Злой, как собака.
Имени, безусловно, можно было и не называть, мы оба прекрасно понимали, о ком именно идет речь.
– Как ты себя чувствуешь?
Я прикрыла за собой дверь, отрезая солнечный свет от сумрачного нутра комнаты, и тут же загрохотала ставенками и рамами на окошке, как будто сейчас весенняя свежесть являлась самым необходимым для выздоровления приятеля лекарством.
– Так, как будто ты в меня три раза выстрелила, – не слишком любезно пробурчал Стриж в ответ.
Внутри болезненно царапнуло, его тон даже прозвучал свирепо. Я медленно обернулась, чтобы обнаружить, что парень пристально разглядывает меня.
– Златоцвет все продумал! – процедил он зло.
– Ты о чем? – непроизвольно я скрестила руки в груди, словно защищаясь, и глубоко вдохнула свежий поток, вместе с уличными голосами просачивавшийся через распахнутое оконце.
– Вчера вечером теткину ферму сожгли.
Сердце кольнуло, и едва не подогнусь колени. Перед мысленным взором всплыл автокар, поворачивавший на разбитую одноколейку. За рулем сидел аггел, и мне, сороке разэтакой, похоже, очень сильно повезло, что он меня не узнал!
– Насколько мы поняли, все должно было выглядеть так, будто это ты сделала. На счастье никого дома не оказалось. Похоже, в сценарии при неудачном стечении обстоятельств еще и убийство семьи значилось.
– Проклятье, – уже в который раз прошептала я, не чувствуя опоры под ногами, и рухнула на лавку, накрытую криво съехавшим пледом. От одной мысли, что Людмила и ее дети могли пострадать, становилось дурно. Стоило представить сгоревший дымившийся остов вместо старой фермы, как в горле вставал тошнотворный комок, и во рту становилось горько.
– Значит, Златоцвет знает, что браслет действует на меня?
– Значит, – хмуро покосился Стриж. – Еще он знает о каждом нашем шаге, и это очень сильно напрягает! – он помолчал, а потом признался: – Я говорил Ратмиру, что не нужно тебе показывать заметку. Ты главное не переживай, все эти газеты уже, скорее всего, из продажи изъяли. Наши не выносят мусор за порог.
Ну, спасибо тебе, Ветров! Устроил ты мне сюрприз к завтраку! У самого настроение мерзкое, так и мне окончательно испоганил. Мелкая месть.
Нужно тоже придумать какую-нибудь гадость в ответ, чтобы подлецу не показалось мало.
Мы замолчали, бессмысленно уставившись в полупрозрачный экран видения, и только через пару минут оба осознали, что по нему плывет белая рябь, пряча изображение.
– Ты же не думаешь, что это я в тебя стреляла? – наконец, не выдержав, сердито буркнула я, продолжая глазеть на помехи, и услышала насмешливое:
– Нет, конечно. Ты страшно неуклюжая, а та девка очень бойко по ступенькам прыгала. Да и ростом она была повыше.
Наверное, стоило возмутиться, но ловкой меня назвал бы лишь слепец. Ноги вечно запинались, а руки мешались. Наверное, поэтому при разговоре я или страстно жестикулировала, не в силах остановиться, или же стояла соляным столбом, вытянувшись в струнку.
– Ты мне спасибо скажешь? – фыркнула я, не поворачивая головы, но все равно в голосе прозвучало затаенное в душе облегчение оттого, что приятель мне верил (похоже, в отличие от его брата). – Я, между прочим, из-за тебя сиганула с третьего этажа!
Наглая, конечно, ложь, прыгнула я исключительно в надежде спасти собственную шкуру, но, все равно, кроме убийцы других свидетелей не имелось.
– Врешь! – хохотнул приятель и разразился сухим кашлем.
Обеспокоенная я поспешно соскочила с лавки и, схватив с комода, заставленного баночками с зельями, пустой глиняный стакан бросилась в ванную за водой.
Болезненно морщась, Стриж пил мелкими глотками, а потом, тяжело дыша, откинулся на подушки. Ровно в этот момент, когда мы, лежа рядышком, в молчании таращились на высокий каменный потолок, с хлопком рассыпалась окончательно разрядившаяся призма видения. Я вздрогнула, а приятель обиженно пробормотал:
– Вот и сдохло последнее развлечение. Если не умру не от ран, то погибну от скуки!
– Очень смешно, – буркнула я. Жаль, что приятель не догадывался, какой ужас мы все испытали вчера, так бы не шутил понапрасну подобными вещами!
– Знаешь, Птаха, – парень осторожно пошевелился, чтобы приподняться на горке подушек, – придется тебе меня развлекать.
Я брезгливо сморщилась и, подперев голову рукой, проворчала:
– Отчего-то все Ветровы хотят или расслабиться, или развлечься за мой счет! – Стриж с любопытством стрельнул глазами, но продолжения не дождался, вместо подробностей получив сварливую тираду: – Твои развлечения все, без исключений, травматичны, а ты и так пошевелиться не можешь!
– Здесь не придется шевелиться, – не унимался парень, явно почувствовав слабину. – Это старинная аггеловская забава!
– В ней участвуют боевые шары? – сухо уточнила я.
– Нет, – он улыбнулся, – но если хочешь, мы с тобой через пару недель сыграем в аггеловские мячи!
Помня боевой диск, у меня возникло подозрение, что мячи на самом деле являлись магической взрывчаткой, и, скорее всего, мне придется носиться от них по армейскому полигону желательно в шапке-невидимке.
– Только через мой труп! – буркнула я, следя, как жестом фокусника из-под подушки Стриж вытаскивает два одинаковых костяных кубика размером чуть больше игральных костей.
– Значит, правила простые, – Стриж взвесил на кубики на ладони, – у кого очков меньше, тот рассказывает о себе какую-нибудь правдивую вещь.
– Детская игра, – хмыкнула я презрительно.
– Да, – кивнул тот жизнерадостно, – но при этом в детских играх не ставят по целковому за историю.
– Ты всегда играешь на деньги?
– Конечно, – Стриж в азарте подбросил кубики, – а интерес тогда?
Игральные кости шибанулись друг о дружку и, отпрянув в разные стороны, покатились по мятой простыне. Вспыхивая, они запрыгали на складках простыни и остановились. В воздухе неожиданно замерцали крупные объемные цифры зеленого цвета. Несколько раз номер поменялся, пока, окончательно не утихомирившись, не замерли на двенадцати.
– Это даже смешно, – фыркнула я. Перебить высшую комбинацию было все равно невозможно. – Ты мухлюешь!
– Ты мне проиграла целковый! – расплылся в улыбке парень, заработав надменное хмыканье.
– Давай, изверг, выпытывай подробности моей личной жизни.
