Ночь в номере 103 - Алиса Аве
За поворотом показались ворота.
– Мичи… – начал он.
Мичи не расслышала, и они промолчали всю дорогу до вокзала. Деревья мелькали в стеклах микроавтобуса, дорога убегала назад, будто не желала вести их прочь от рёкана. Но удерживающие время и людей чары развеялись с исчезновением Кумико и Рюу, и машина вырвалась из соснового бора на основную трассу.
На вокзале ни на мгновение не прекращалась смена потоков прибывающих и уезжающих туристов. Мичи переступала с ноги на ногу, обрушившийся шквал толпы будто пугал ее. Нобуо невольно повторял ее движения, в нем переминалась привычка отказываться от желаний.
– Отец похоронил Хакусану-сан, – сообщил он, чтобы хоть что-то сказать. – Точнее, то, что от нее осталось.
– Правильно. – Мичи разглядывала билет.
Токио значилось в пункте прибытия, от названия города в ней пробудилась энергия. Вокзал обладал своей магией, завлекал не хуже рёкана.
– Ты думаешь, он придет к нам? – спросил Нобуо. – Рюу станет приходить каждый год?
– Нет, – ответила Мичи. – Он счастлив.
– Что ж… – замялся Нобуо. – Кстати, я тут… я все же тебе кое-что принес.
Нобуо вытащил из-за пазухи сверток.
– Кусочек рёкана. Разверни дома, хорошо?
– Хорошо, – пообещала Мичи.
Она поцеловала его в щеку на прощание.
Он не удержал ее.
Токио шумел четырнадцатью миллионами жизней. Бурлил, кричал, смеялся и плакал. Переливался огнями, гремел музыкой. Бежал на работу, бежал с работы, спал на ходу, давил громадами небоскребов. Пел в караоке, ел, закупался модными шмотками, делал стрижки, учился, мечтал, разговаривал о важном и пустяковом.
Мичи не видела городской суеты. Ей грезился серебряный туман, молчание северных гор и дыхание онсэнов.
По вечерам Мичи направлялась в творческое кафе. Изучала погруженных в работу посетителей. Молодой писатель больше не разглядывал ее. Выбрал целью симпатичную художницу, приходившую с настольным мольбертом. Художница садилась за угловой столик у окна и рисовала дождь. Какую бы погоду ни показывали большие окна кафе, она выводила мутные капли акварелью и вырисовывала из них бледные краски: красный, желтый, зеленый.
«Цветы под дождем, – думала Мичи. – Зонты тоже цветы под дождем».
Официант пристально смотрел за тем, как мечутся по клавиатуре пальцы Мичи. Работники кафе следили за посетителями. Пришли? Оплатили? Будьте добры, трудитесь. Создавайте шедевры. Или что вы там создаете?
Изредка Мичи заказывала второй кофе, но обычно полная чашка стояла возле ноутбука все три часа, что Мичи писала. Стоило прикрыть веки – герои появлялись перед взором. Добрая Асу-сан, сдержанный Сэдэо-сан, суровая Хакусана-сан. Как краски из дождя художницы. Если бы официант был еще внимательнее и смотрел не на руки, а на лицо, понял бы, что самая ответственная посетительница их кафе пишет с закрытыми глазами.
Госпожа. Страшная, запутавшаяся, забывшая предназначение. Самурай. Ни на мгновение о предназначении не забывавший.
Нет, Мичи не полюбила свои пальцы. Они, спасибо бабушке за навязчивый образ, оставались кривыми, обезьяньими и неловкими. Но она дала им волю формировать мысли в слова. И пальцы справлялись, поспевая за историей, льющейся из закрытых глаз.
Кумико, нежная, хрупкая, сильная, любящая. Рюу с его кривоватой усмешкой, ожогами на спине и сердцем дракона. И Мичи. Капризом судьбы оказавшаяся в рёкане, где отдыхала Смерть.
В комнате Мичи висел свиток из 103-го номера. Нобуо подарил ей хайку о жуке, плывущем на листе дерева кири к берегам покоя. Мичи ждала, что жук доплывет. Или прилетит волшебная птица хо-о, проглотит несчастное насекомое и сядет на ветвь с сиреневыми цветами, чтобы исполнить желание.
Ведь Рюу обещал.
Но хо-о не прилетала. А если и явилась, невидимая или неузнанная, то исполнила иное желание.
«Хорошее название – “Рёкан, где отдыхает Смерть”, – написала редактор издательства, в первых строчках письма похвалившая молодого автора за стиль и образность языка. – Я не верила, что ты успеешь!»
Только вот Мичи не отсылала ей письмо с первыми главами.
В том отправлении значились подпись Мацумуры Рюу и логотип рёкана «Туманный лес» – рука с цветущей веткой кири. Рюу скинул в издательство начало книги, пока Мичи металась по отелю в виде духа. И редактор приняла незаконченную рукопись.
«Вот почему мой ноутбук работал! Рюу хотел, чтобы я дописала книгу. – Мичи искренне думала, что в ней не осталось больше слез, но давилась их бесконечным потоком и печатала продолжение.
«Дописывай и сдавай! – требовала редактор. – Крайний срок – конец ноября».
Мичи воссоздавала духов, окруживших заботой ревущую героиню. Кожей ощущала тепло источников. Душой – единство с загадочным миром, приоткрытым ей и никому более. Она бы ни за что не успела, если бы не несла их всех в себе. Мичи старалась сохранить рёкан, не растратить в бушующем вихре токийских будней.
«Мы можем с этим работать», – объявило издательство.
Мичи дописала, и редактор забрала рёкан из воспаленной головы.
– Мать сказала, что ты стала хуже учиться. Это так? – допрашивала бабушка по телефону.
В Токио разворачивался октябрь. Мичи гуляла по Синдзюку-Гёэн[60]. В парке алели клены. Листья падали на тропинки.
«В рёкане были клены?» – не могла припомнить Мичи.
– В десятке лучших на курсе, ба, как всегда.
– Да? – недоверчиво переспросила бабушка. – Еще она сказала, что ты вроде как… – Бабушка выдержала паузу. – Влюбилась? Какая у него группа крови?
– Вкусная! – вырвалось у Мичи.
Она выбиралась в парк по воскресеньям. Тенистые аллеи, идеальные овалы прудов, соединенные изящными мостиками островки успокаивали сознание, в котором гнездилась и обретала сюжетные линии новая книга.
– Ха! Вот оно как! – Бабушка пробурчала в трубку что-то на своем, недовольно-бабушкином и добавила: – Ты все пишешь?
– Пишу.
– Ну пиши…
Клен уронил лист под ноги Мичи. Загнутые края походили на полураскрытые пальцы, в середине ладони листа паук кружил паутину.
– Ты упертая, глядишь – и выйдет толк.
Нобуо выслушивал гневную тираду гостя, когда на экране зажегся флажок нового бронирования. Запрашивали номер люкс.
– 103-й. На сутки, – прочитал менеджер.
За год семья справилась. Рёкан с древней историей привлекал сотрудников особым очарованием, высокая ставка заработной платы обещала стабильность. Сервис вернулся на привычный уровень. Нобуо влез в бабушкины запасы, оками-сан многое накопила за бесконечные годы процветания. Он поступил на экономический, учился заочно, чтобы разбираться в хозяйственной деятельности отеля. Взял себе расторопного помощника, нанял опытного бухгалтера. И без конца изумлялся, как бабушка справлялась со всем одна!
– Мы не селим в 103-й на сутки, – отрезал Нобуо.
Кимоно старшего брата сидело на Нобуо как влитое. Он следил за происходящим в холле. Асу, теперь звавшаяся оками-сан, и шестеро горничных встречали гостей. Сэдэо вел группу на экскурсию. Работник службы питания выкатил тележку с завтраками из четвертого номера, располагавшего индивидуальной купальней. Зимний сезон был в разгаре. Близился февраль, люди стекались к источникам, к теплу и уюту.
– Отменяю? – Стажер ожидал распоряжений.
– Отменяй. Но не забудь предложить гостю альтернативу. А лучше позвони и погово…
Взгляд Нобуо упал на имя гостьи.
– Подтверждай! – завопил он на весь отель.
Во дворе лежал снег. Прерывающаяся бороздка от колес тянулась к террасе. Нобуо насчитал семь чемоданов.
– Кое-что пришлось оставить. – Мичи втащила в холл восьмой. Она подстриглась, короткие волосы прилипли к потному лицу. На плече висела сумка с ноутбуком. – Я видела толстую трехцветную кошку во дворе.
– Ее зовут Миюки, – сказал Нобуо.
Он приклеился к полу, сдвинуться с места не выходило.
– Мама завела. Она давно хотела завести кошку, но бабушка не разрешала. – Нобуо мял рукава кимоно, требуя помощи у его бывшего обладателя. – Миюки к нам забрела, из деревни пришла, наверное. Мать оставила. Трехцветные приносят счастье. Вроде бы. Ты забронировала на сутки. Почему так много вещей?
– Миюки сидит на фонаре. Красивая кошка! Но Асу-сан слишком ее откормила.
– Зачем тебе столько вещей? – Нобуо посчитал чемоданы и подошел к Мичи.
Она смахнула растаявшие снежинки с восьмого чемодана, достала завернутый в бумагу сверток. Снег во дворе заметался, подлетел к галерее, подгоняемый любопытством. Рёкан отчего-то весь залило румянцем.
– Я приехала остаться, –
