К. Уилсон - Пурпурные крылья
— Я рискую выходить на солнце только в утренние часы.
— Я думала, вампиры разлетаются в пыль, когда оказываются под солнцем.
— Мы не «разлетаемся», — усмехнулся он. — Нам становится плохо от чрезмерных «солнечных ванн», мы светочувствительны.
— Понятно.
— Я выхожу во двор и сажусь за садовый столик.
Рука Алека смесилась вперед. Танина рука незаметно переместилась к его.
— И все? Просто сидишь в саду за столиком?
Их руки сомкнулись. Ни тот, ни другой не заметил, как это вышло.
— Я… — Алек опустил глаза и увидел, как их руки накрепко переплелись воедино.
— Что?.. — Таня проследила его взгляд и увидела их стиснутые руки. Она начала вырываться, но Алек еще крепче стиснул ее руку.
Они пристально смотрели друг другу в глаза.
— Тебе нравятся «Метс» [70]?
Таня улыбнулась ему и накрыла его руку своей.
Прибыв в ресторан, они подошли к сотруднице, которая встречала и усаживала посетителей.
— Добрый вечер, господин Синклер, — произнесла та.
— Добрый вечер, Фрэнки.
— Привет, госпожа Уильямс.
— Привет? — Таня перевела вопросительный взгляд от администратора к Алеку, чьи глаза сверкали озорством.
Они прошли в ресторан, отдав ее куртку в гардероб.
— Вы только гляньте на себя, — сказала девушка, работающая в гардеробе. — Алек, вау! Вы оба великолепно смотритесь, вы похожи на модели! — соловьем заливалась гардеробщица.
Алек улыбнулся ей:
— Спасибо, Шарлотта. Смотрю, вечер в разгаре.
— Благодаря вам, — прощебетала жизнерадостная девушка.
— Следуй за мной, — заговорщицким тоном произнес Алек, взяв Таню за руку.
— Как скажешь.
Он провел ее через главный обеденный зал, в баре было полно посетителей, ожидающих столики. Бармен, тряся в шейкере мартини, разговаривал с полногрудой блондинкой, которая полусидела на высоком барном стуле. Таня огляделась вокруг — столика им не видать.
— За тобой зарезервирован отдельный кабинет?
— Нет.
— Ты бывал здесь прежде?
— Да.
Она вздохнула:
— Алек, объяснись.
— Таня, этот ресторан принадлежит мне.
— И как давно он твой?
— Ну где-то с месяц. Два года назад я был завсегдатаем этого ресторана. И был настолько постоянен в своих вкусах, что мы с его прежним владельцем стали друзьями. Немного погодя, он принял решение продать ресторан. У него появился покупатель, но будущий владелец хотел превратить это местечко в бутик. Я так сильно полюбил это место, что не мог себе представить, как оно превратится в магазин одежды. В силу вышесказанного, я перебил цену и вот мы здесь. Не хочешь бокал вина, прежде чем мы приступим к еде?
— Будьте добры, целую бутылку — храбрость во хмелю!
Але усмехнулся:
— Храбрость во хмелю?
— Ты вампир и владелец ресторана, так?
— Мой дед со стороны матери был фермером, так что еда в моей крови, — ответил он, пожимая плечами.
Таня рассмеялась. Алек посмотрел на нее, ее смех был так заразителен, что тоже он непроизвольно рассмеялся. Уж как это не парадоксально звучало, но рестораном владел ни кто-нибудь, а он — тот, кто днями напролет мог не есть.
К их столику подошел сомелье и Таня заказала Мерло. Алек тоже заказал вина, только когда его подали, оно оказалось темнее и гуще, чем ее.
— Ты потрясающе выглядишь, и я даже подумал, что придется отбиваться палкой от ухажеров.
Она смущенно потупила глаза:
— Еще раз спасибо.
Он нежно приподнял ее голову, удерживая подбородок теплой ладонью.
— Не думаю, что ты можешь себе позволить застенчивость в этом наряде. — Он имел представление о том, что так хитроумно скрыто под ее блейзером. Он чувствовал, как они прижимаются к его груди в ту ночь, когда прокрался в ее квартиру. Его руки помнили, как он намыливал их мылом, и какие чувства возникли в нем в тот момент. Тогда у него возник соблазн покрыть поцелуями все ее шрамы, сейчас же, он испытывал соблазн сделать намного больше того.
— Ну, мне так не кажется. Мой наряд заслужил твое одобрение?
— Ты можешь постоянно рассчитывать на мое одобрение, несмотря ни на что.
К ней подошел официант с меню. Таня заказала «Оссобуко» — рулька с мозговой костью и рисом в томатном соусе.
— Ты расскажешь мне о себе?
Он порывисто развел руками и посмотрел в потолок; прожив так долго на свете, он не знал с чего начать.
— Это слишком расплывчатый вопрос, на который невозможно получить четкий ответ? — спросила Таня.
— Да.
— Ладно. Ты давно живешь в Нью-Йорке?
— С 1800-ых годов. Я пережил банду Пяти углов [71], бунты и мятежи, строительство железной дороги, статуи Свободы и Бруклинского моста. Я пережил все.
— Невероятно.
— Я люблю Нью-Йорк.
— Я испытываю к этому городу те же чувства.
— Хоть что-то между нами общего… в этой жизни.
Алек заметил как заискрились ее глаза от удивления. Он мог видеть ход ее мыслей, а если бы захотел, то смог бы и прочесть их, но он дал себе слово этого не делать. Ей требовалось личное пространство, без его вмешательства.
— Расскажи мне о себе. У тебя есть братья или сестры?
— У меня две сестры и обе замужем. У Лейлы, средней сестры, двое детей, Жаклин — моя старшая сестра, на втором месяце беременности. У меня был еще брат, но он умер четыре года назад.
— Мне жаль.
— С тех пор прошло уже много лет.
— А твои родители еще живы?
— Да, они оба в добром здравии. Отец живет где-то в Южной Каролине, мать замужем за прекрасным мужчиной и ныне проживает в Бруклине.
— Ты не поддерживаешь связь со своим отцом?
— Нет, мы не общаемся.
Их беседу вновь прервал официант, на этот раз принеся заказ.
— Спасибо, Дэвид.
— Не стоит благодарностей, Алек.
Алек заказал блюдо из фаршированных перцев. Он посмотрел на блюдо и улыбнулся, когда почувствовал исходящий от него аромат. Если бы в наше с вами время он являлся послушником, придерживающимся поста, то от такого обилия превосходной еды, у него бы случилась истерика.
— Так что произошло? — спросил Алек, возвращаясь к их прерванной беседе.
Таня медлила с ответом.
— Скажем, что в его лице, департамент по выполнению родительских обязанностей потерял самую малость.
Получив мысленный образ Таниной перепалки с отцом, Алек согласно кивнул. Ему не следовало читать ее мысли, но он жаждал знать, что делало ее несчастной. Ей хотелось общаться с отцом и иметь полную семью. Они с ней хотели одного и того же: семью. Он моргнул и быстро опустил глаза к своей тарелке, взял вилку и принялся ковыряться в перце.