Жемчужина боярского рода - Ива Лебедева
Мила ничего не ответила, просто уткнулась лицом мне в плечо, и я почувствовала, что рубашка стремительно намокает.
— Так… — поскольку было совершенно ясно, что эмоции захлестнули обоих и здраво рассуждать не способен ни один, ни другая, пришлось вмешаться мне. — Сударь, вы выбрали неудачное место и время, чтобы предъявлять претензии!
Да! Потому что ругать Милу я в любом случае не собиралась, да и другим не позволила бы, хоть бы их претензии оказались трижды оправданны. Оставалось сурово хмуриться на Олега Лисовского.
— Вы что, не видите, в каком состоянии девушка? Вам нравится делать ей больно?
Олег дернулся, будто я его ударила, и явно хотел что-то сказать, но Мила успела первой:
— Нет! Конечно, он этого не хочет, не ругай его, Оля! — Она даже высунулась из-за меня и явно порывалась встать теперь перед Лисовским, словно боевая курочка, пухом и перышками прикрывающая цыпленка.
Уф-ф-ф…
— А давайте пойдем куда-нибудь, сядем и поговорим спокойно, — решила я, одной рукой подхватывая Милу под руку, а другой цепляясь за локоть Олега. — Скандалить или рыдать на улице — неприлично и крайне непродуктивно. Согласны? Вот и хорошо. А пока мы идем до ближайшего кафе с хорошей выпечкой и полезными напитками, будьте добры, помолчите оба. Подумайте, что вы хотите сказать друг другу такого, отчего ссора бесполезная затихнет, а полезные дела, наоборот, наладятся. Договорились?
В ответ на мою речь сначала послушно кивнула Мила, потом, после долгой паузы, Олег. Я решила, что начало конструктивного диалога положено, и потащила обоих вверх по узкой улочке в сторону центра — именно там, где широкая кленовая аллея выводила гуляющую публику к подножию храмового холма, было больше всего маленьких частных заведений, торгующих вкусностями.
А поскольку сегодня обычная суббота, никаких храмовых праздников, занятия в школах и академиях с утра идут в обычном порядке. Тот народ, у кого два выходных, в это время еще только просыпается, чинно завтракает дома и лишь начинает планировать, куда отправиться погулять вечером, так что почти все маленькие булочные, кондитерские, кофейни и чайные еще пусты.
Нам никто не помешал выбрать самую дальнюю от аллеи, самую крошечную и уютную, устроиться за одним из всего двух столиков и заказать пышки с чаем. Потому что любой разговор лучше начинать на сытый желудок.
— Итак, — примерно через десять минут, когда горка румяных пышек на тарелочке чуть-чуть уменьшилась, в основном моими усилиями, а чай в чашках остыл в тишине, я поняла, что эти двое без помощи ни о чем не договорятся, — давайте разбираться. Олег, скажи: зачем ты искал Милу?
Лисовский поднял на меня неожиданно тяжелый взгляд, но я остановила его одним жестом:
— Погоди. Я поняла все о твоих чувствах. И Мила тоже. Вопрос в другом. Ты искал ее, зная о том, что Людмила Оленская принесла себя в жертву богине-матери, искупая грех, совершенный одной из ее старших сестер? Или не знал и просто разыскивал внезапно пропавшую любимую девушку?
Глава 41
— Сначала просто разыскивал. — Олег все же заговорил. Он вроде бы немного собрался, совладал со своими чувствами и стал чуть более похож на того спокойного Лиса, которого я видела на кордоне. — Потом… потом пришлось затевать целое расследование.
Тут Лисовский так сжал серебряную ложечку, которой машинально водил в чашке с чаем, что она жалобно скрипнула и погнулась. Мила посмотрела на это издевательство над столовыми приборами и только вздохнула. А парень продолжил все тем же спокойным голосом:
— Потому что Оленские несли какую-то чушь о том, что младшая дочь уехала на воды за границу, чуть ли не в другое полушарие, вышла там замуж и не собирается возвращаться.
— Почему ты в это не поверил? — Наконец-то моя подруга подала голос после долгого молчания и вопрос задала очень даже по существу. Уточнять, с какой стати ее родственнички напустили туману вокруг происшествия с младшей дочерью, она не стала. И так было понятно. И очень горько. Сволочи!
— Потому что чувствовал, что это неправда, — отрезал Олег, посмотрев на нее исподлобья. — Чувствовал, понимаешь?
Мила кивнула и снова замолчала.
Олег разогнул несчастную ложечку, осторожно положил ее на блюдце рядом с чашкой и вздохнул:
— Я добивался правды больше года. Пришлось подключить связи, друзей и даже дядю Ивана Поликарповича.
Я мысленно присвистнула. Очень вовремя в памяти всплыло, что один из троюродных дядюшек нашего целителя пошел служить по сыскной части и дослужился до весьма высоких чинов. Чуть ли не до главы всего сыскного ведомства.
— Понятно, что официально никто ничего расследовать не стал, — продолжил Лис. — Но история с проступком перед богиней-матерью и принесенной жертвой всплыла.
— И ты тут же растрезвонил об этом на весь свет? — вдруг сердито перебила Лисовского Мила.
— Ты такого плохого мнения обо мне?! — в свою очередь обиделся Олег.
— То есть даже сплетен не ходит? — Подруга все еще хмурилась, хотя я видела, как дрожат ее пальцы и поникли плечи. Ей был неприятен весь этот разговор, но она уже снова начала чувствовать вину перед своим несостоявшимся возлюбленным.
— Если и ходят, то не я их распустил, — отрезал Лис. — Повторяю. Шила в мешке не утаишь. К тому же храмовницы не давали твоей семье обета молчания.
— Это верно. — Мила окончательно поникла. Удивительно, но репутация мерзкой семейки, отдавшей дочь на заклание, ее все еще волновала. Она любила сестер, теток и мать. Все еще любила… Из-за этой любви и загубила себя.
— Когда я разобрался, что именно произошло, то стал искать тебя в храме и в городе. — Олег тоже немного выдохнул, даже сделал глоток остывшего чая. — Но мать настоятельница отказалась говорить, куда ты пошла после того, как отдала богине-матери запрошенную плату. Она заявила, что это таинство между тобой и богиней, знать об этом никому не положено.
— Все верно, — согласилась Мила и усмехнулась, но так горько, что я не выдержала и придвинулась вместе со стулом поближе. Потянулась, чтобы обнять ее за плечи. Подруга доверчиво прижалась ко мне и посмотрела на Лиса: — Я сама об этом просила. Не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что со мной стало. Даже родным ничего не сказала и передала через матушку, что со мной все хорошо, но видеть я никого не желаю.
— Я понимаю, почему ты не хотела видеть мать и сестер, — признал Лис. — Но меня? Я чем-то обидел тебя? Ты просто разлюбила? Что случилось?
Мила вздрогнула и посмотрела на своего ненаглядного
