Люче Лина - Землянка для дракона
— Я знаю. Но я так волнуюсь.
Она порывисто обернулась и протянула руки, требуя обнять, и Тхорн мгновенно поднял её на руки.
— Все будет хорошо, — прошептал он, касаясь её виска губами.
На следующее утро приговор пришёл и на его коммуникатор. Чтобы осознать его смысл, Тхорну пришлось прочитать документ дважды. После чего ему стало дурно: пришлось даже выйти прогуляться прежде, чем говорить об этом с Асхелекой.
Коэре.
Узнать, где содержат Сачча, было несложно: она просто прочитала мысли пары сотрудников службы охраны. Обойти стражей на месте оказалось ещё проще. Всего один высший, второй чуть выше среднего — она просто приказала не замечать, и они послушно не заметили её.
Войти внутрь было сложнее — для этого надо было договориться со своими ногами, а они наотрез отказывались идти. Коэре едва не сбежала в последний момент, и сама не поняла, как очутилась внутри.
Ноги также плохо слушались тогда, в её последний день на Октиании…
… Он был зол на неё. Он всегда был на неё зол, ей оставалось только чувствовать себя ничтожной и виноватой, всегда немного испуганной, но больше виноватой, чем испуганной. Это и держало её, не давая сбежать. Это и ещё то, как иногда Сачч поддавался какой-то снисходительной нежности. Такой снисходительной, что она тоже немного пугала, хотя одновременно и притягивала.
Он даже особо не стремился обманывать её: честно говорил, что намерен быть грубым. Не потому, что предупреждал, конечно, просто знал, что она на крючке. Сачч не затаскивал её силой ни в автомобиль, ни к себе домой — она добровольно шла, не оборачиваясь, словно зомби на запах свежей крови. Даже не понимая, что это была её собственная кровь.
По дороге он припомнил ей многое — от самого момента их знакомства восемь лет назад. Все моменты, когда она флиртовала и выглядела при этом, конечно же, жалко, когда тайком фотографировала его для себя и думала, что он не замечает, а он замечал всё, когда болтала о нём с другими журналистками, а он прослушивал записи, все до единой.
Когда они приехали, Корра чувствовала себя не просто униженной — скорее, раздавленной. Сачч в тот вечер словно срывал на ней всё зло, накопившееся у него за долгие годы. Он даже не забыл упомянуть о других женщинами, с которыми спал, и которые, по его словам, показывали себя в постели намного лучше, чем она, Корра.
Выходя из машины, она слегка покачнулась, оглушённая, не понимая, что происходит и зачем это всё. Зато послушно протянула ему руку, пребывая в глубоком шоке.
В доме он заставил выпить что-то алкогольное, не очень крепкое, от чего физически ей стало немного лучше, но по-настоящему прийти в себя не удалось. Она в тот момент словно выпала из реальности, наблюдала за всем со стороны. В том числе за тем, что он делал с её безвольным телом.
— На колени, — приказал Сачч, глядя в сторону. И расстегнул брюки.
У неё не нашлось возражений против полупринудительного минета. К тому моменту её поглотила беспроглядная апатия. Кроме того, Корра не испытывала физического отвращения ни к чему, что могло произойти между ними, хотя всё внутри неё и замерло от того, по какому сценарию это происходило.
— Всё ещё влюблена? — с какой-то иезуитской улыбкой спросил он, поднимая с колен секунд через тридцать. Он не кончил, не дал продолжить, едва возбудившись.
Она молча отвернулась, но тут же получила лёгкую пощечину:
— Смотри на меня, — велел он.
— Сачч, не делай этого со мной. Пожалуйста, — взмолилась она из последних сил.
— А что с тобой делать? Это?
Сачч сопроводил свой вопрос парой резких шлепков по заднице, не отрывая глаз от её лица, маниакально наслаждаясь её бессилием, неспособностью возразить ему, по-настоящему сопротивляться.
— Не надо, — попросила она снова, испытывая ужас при мысли, что шлепки могут её возбудить. Только не это — не то, от чего он сможет получить ещё больше удовольствия, а заодно и мотив для дальнейшего издевательства.
Сачч тем временем перешёл к лёгким пощёчинам, возможно, досадуя на её слабый эмоциональный отклик и приходя от этого в ещё большую ярость.
— Ты ни на что не годишься, — бросил он, охваченный внезапной злостью. — О чём ты мечтала, Корра?
— Я не знаю.
И снова пощёчина. Несильная, правда. Не впечатлило. Словно он сам себя боялся отпустить.
— О чём мечтала-то? Давай, рассказывай.
Он повысил голос, и тут с ней что-то произошло. То, что она поняла, лишь когда вернулась. А тогда это просто вырвалось.
— Думаешь, ты такой уникальный? — спросила она, вдруг резко поднимая подбородок, словно просыпаясь от трансового полусна.
— Что? — на пару тонов тише спросил Сачч.
Его лицо потемнело, на лице обозначились скулы. И тут она окончательно проснулась. Страха больше не было, только боль. Пришло какое-то странное чувство, словно она всю жизнь шла к этому. И теперь оставалось только просто сказать. Сказать что-то важное. Что-то главное. Сказать не ему, а самой себе.
— Я спросила: ты думаешь, ты такой уникальный? Первый такого типа мужчина, встретившийся на моём пути? — выплюнула она ему в лицо и ухмыльнулась, заметив замешательство в глазах. А затем язвительно продолжила, — Да-а, вижу по глазам, ты примерно так и думаешь. Считаешь, ты так крут и неповторим — такой вот воин, всеобщий любимец, по совместительству подонок и профессиональный разбиватель сердец? Не-ет, Сачч. Твоя уникальность заключается в паре деталей, но в целом таких, как ты, кругом полно. Ты просто больной.
Словно со стороны, она услышала свой смех, слегка безумный от боли, но освобождающий. В неё буквально вселилось какое-то иное существо, и Сачч его испугался. Он отступил на шаг, а ей оставалось наступать.
— Я видела тебя в десятках лиц. Я уже проходила это не раз, не два и не три. Каждый раз это ещё жёстче, ещё больнее, вот уже дошло до синяков, крови. Вот я уже стою на коленях. О чём я думала, когда на это шла? Я не знаю. Скажи мне, как ты думаешь? Думаешь, я влюблена? Не-ееет, мы оба знаем, что нет. Это просто моя карма, и я не знаю, почему она такая, но каждый следующий мужчина хуже предыдущего. И я жду последнего. Нет, Сачч, не для того, чтобы он полюбил меня, не для того, чтобы жить долго и счастливо. Я жду того, кто меня убьёт. Уничтожит физически, чтобы я больше не мучилась, — заорала она, когда увидела в его лице конечную степень замешательства.
И после этого сразу понизила голос, теряя всякий интерес:
— И вот уже во мне не осталось почти ничего, что можно было бы убить. Кроме этой нелепой оболочки. Что ж, заканчивай с ней.
— Театрально, Корра. Ты могла бы получить высокую награду. Но я тебе не верю, — процедил Сачч, и его голос также не был похож на обычный, как и голос Корры. Он был здорово напуган. Он решил, что она сошла с ума.
