Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса - Евгения Аэосса
— Как же я хочу поласкать тебя… — шквальное дыхание скользнуло по позвоночнику… Мурашки.
Сильная ручища нетерпеливо окольцевала мою талию. Я ощутила себя вмиг такой маленькой, хрупкой.
«Не Герреро! Точно нет! — это осознание завело до беспредела. — Хочу! Хочу подтверждение!» — вцепилась в мощное запястье, окутанное плотной грубой тканью… Оно резко напряглось, стало ещё жёстче. Тиски сжались.
— Хоч-ч-у-у… — словно проекция, словно грудной гипнотический шёпот инкуба из фэнтезийных романов.
— М-м-м… — задрожала сильнее, стыдливо сомкнув колени, невольно подгибая пальчики на ногах.
Никогда не думала, что в самом нежном месте может так пылать, что может быть так возмутительно влажно.
— Чудо моё, — «горбыль» из стены выпятился сильнее, впился в ягодицы. — Похоть. Между нами неизбежна она — похоть. Как и нечто большее, но…
Я не могла думать ни о чём, кроме властно-нежных рук, безальтернативно сковавших меня.
«Кто ты?» — хотела спросить, но не смогла разомкнуть припухшие губы. Они просто не слушались. Словно в наказание за моё отвратительное поведение.
«И почему я позволяю?» — кусала истерзанных испанцем предателей, постанывая, уворачиваясь от Мучачо, внезапно превратившегося в бутафорию, в назойливую муху, которую отгоняешь и отгоняешь, а она всё равно липнет и липнет.
— Прежде твоя душа должна расколоться, чтобы обрести целостность, — не унимался Некто, подобравшийся к мочке моего уха. Я ощущала жар дыхания слишком осязаемого призрака, впитывала какой-то дурманящий аромат, аналогов которому не сыскать в мире людей… Этот запах словно менял сознание, влиял на него.
Незнакомец ловко сместил руку выше… Не на грудь, нет, а на самый её центр, где вот уже несколько дней жил жгуче-колючий «улей». Я затаила дыхание, но рефлекса остановить вольный порыв не возникло, как недавно с испанцем. Напротив…
«Я не против…»
Это было каким-то таинством, чем-то очень интимным, хоть интимных мест огромная тёплая ладонь и не касалась.
— Только после раскола сможешь по-настоящему чувствовать, сможешь узреть истину. М-м-м… — шумно втянул «Бархат» межпространственный воздух у моего виска. — И узнать… впустить меня настоящего. Глубоко. Скоро… Скоро… — хватка на волосах медленно ослабла.
Холодно…
Не хотела! Я не хотела, чтобы Он уходил! Даже если я свихнулась, и сама себе придумала идеального… Дьявола?
Куда впустить?!
«О, завывающая пустошь!» — плотнее сжала ноги.
Солнечное сплетение едва ли не поросло языками пламени.
— Учись контролировать это! Отлепи от себя недостойного! Сейчас же! — взорвался позади новый рычащий залп, призвавший бесстыжую детонацию сладких судорог внизу живота. — Ты не его хочешь! И уж точно не любишь… — ба-дум, ба-дум… Сердца так и пульсировали в унисон. Ещё, ещё… Ба-дум! — Малышка, — нежный бархат вернулся, но вибрировал всё дальше, дальше и дальше, растекался по мирам эхом хаоса.
Я ненасытно вслушивалась в растворяющийся бас, казалось, даже и не звучавший на самом деле… Совершенно забыв о Лукасе, прилипшем мокрыми губами к моей шее.
Ничего не чувствовала! Ничего! Словно грязная вода стекала по коже — было щекотно, неприятно и хотелось скорее вытереться.
Нахлынуло отрезвляющее осознание, что с Герреро — глупо утонула во власти какого-то непонятного помешательства, какого-то животного притяжения. Знаете, когда нет чувственного трепета, лишь стремление обладать телом.
Но стоило умопомрачительным ласкам и голосу исчезнуть, желание сошло на нет…
«Кто только что шептал на ухо? Кто только что ко мне ТАК прикасался?!»
Сияние граней вновь померкло.
— Отстань! — принялась уворачиваться от смуглых рук, показавшихся уже не такими крепкими и приятными.
Я пыталась рассмотреть сквозь слишком твёрдую и уже ровную стену ирреальность. И того, кто недавно меня обнимал из неё. Неужели у стен особняка, кроме ушей, отросли ещё и ручищи? И не только они…
Но без пересечения непостижимого слоя невозможно заглянуть за преграду.
— Хочу! Хочу! Ревную! Завишу! — тем временем, отчаянно кричал Мачо-танк, нападая снова и снова… Будто лишился рассудка.
«О, Междумирье! Что за треш?! Откуда всё это?! Что за дикость и наваждение?! Я же ещё девственница. И планирую пока ею оставаться!»
С момента пробуждения способностей, я будто начала ещё как-то меняться изнутри…
«Хорош!»
С опозданием, но всё же сработала внутренняя блокировка.
Пришлось сгрести в кулак последнюю волю и прибегнуть к кардинальным мерам. Иначе маячил колоссальный риск достигнуть точки невозврата.
Испанские ладони вновь попытались смять мою грудь…
— Не смей! — звучно хлестанула по ним, не дав коснуться потяжелевшей от перевозбуждения «цели».
Новое извержение ярости за миг наводнило лёгкие.
Если бы садовник достиг чувствительных ореолов… У-у-у! Клянусь, ощутил бы на себе плоды уроков Брутеуса!
Если того, кто был недавно сзади, я не хотела останавливать, то того, кто сейчас копошился спереди — хотела прибить.
Нестабильное в последнее время гормональное состояние, могло сыграть злую шутку, превратить меня в перевозбуждённую кошку, готовую разорвать не того кота.
Сама не осознала, как активировала суть Рувигрэ — молниеносно отпрянула от Пожирателя, с силой оттолкнув, и переместилась в другой конец комнаты.
Герреро пошатнулся, ошарашенно крутя головой. Не сразу понял, что произошло, не сразу ощутил боль на «крабах», пытавшихся коснуться зоны табу. Похоть затмевала отчаянный мужской разум.
Что уж там… И я плыла от безудержной жажды близости. Но не с Мучачо. Это теперь точно понимала.
— Bonita… Как ты там оказалась?! Мы не закончили. Давай-давай… — двинулся в мою сторону неугомонный, настроенный на продолжение и фееричное окончание… банкета. — Soy adicta! Estoy celosa!31
Глава 27. С катушек и с обрыва
— Прочь! — сдавленно прошипела я. В носу защипало, точно вдохнула сухого чили. А садовник не унимался. — Нет, сказала! — отступила на шаг, кажется, не удержав вспышку радужек. К общему счастью, парень всё же сбавил обороты. Видимо, кровь успела вовремя прилить к верхней испанской голове, нажать там на мизерную педальку тормоза. — Никогда… — накрыла опухшие губы дрожащими пальцами. — Никогда больше не приближайся!
Удушливые слёзы-предатели обожгли глаза, заструились ручьями по щекам… Видимое окончательно расслоилось.
И без того не доверяла собственному зрению, ощущениям. Теперь и подавно.
— Aguamarina-а-а… — опять зомбаком устремился ко мне раскалённый донжуан, а я опять установила преграду из ладони.
— Уходи! — выпалила, продолжая реветь. Опротивела самой себе. — Всё это — большая ошибка!
— Никакой ошибки! Иди, иди сюда… Ревную! Завишу! Хочу! — Лукас хотел обнять (и явно не только), но я не позволила — увернулась от назойливых рук.
Его «хочу» вызывало отторжение, в отличие от другого, скользившего (или нет) недавно шальным эхом по граням Призмы.
— Единственная, с кем ты можешь быть в этом доме — Лита! Никогда больше не приближайся ко мне, придурок! Иначе отделаю так, что не оклемаешься! — пришлось резко изменить манеру общения.
Каждым грубым словом я ранила,
