Меня любил Ромео - Эль Вайра
Ко мне подходит Виола и робко трогает за руку, кивая в сторону Джульетты.
— Она мертва? — спрашивает девочка.
— Еще нет, но умирает.
Ромео шевелится, издавая рваный стон.
— А он? — с тревогой спрашивает Бенволио. — Он в порядке?
Я наклоняюсь к лицу Ромео.
— Ромео? Ромео, ты меня слышишь?
Еще один стон, а затем его глаза распахиваются. Одно долгое мгновение он просто смотрит на меня невидящим взглядом, а затем, встрепенувшись, садится рядом и обвивает меня руками.
— Розалина! Ох, моя милая…
Бенволио хмурится.
— Милая?
Я отчаянно извиваюсь в объятиях Ромео, но его хватка на удивление крепка.
— Розалина, ангел мой, мне приснился очень странный сон…
Он начинает настойчиво целовать мою шею.
Кряхтя, Бенволио поднимается в полный рост, хватает Ромео шкирку и отвешивает ему такую мощную и звонкую пощечину, что мне становится страшно, как бы его голова не слетела с шеи.
— А ну собрался, быстро! — яростно цедит Бенволио сквозь зубы. — Открой глаза и вспомни, кого ты должен называть милой!
Он встряхивает своего кузена, но лицо Ромео непроницаемо.
— Подумай хорошенько, — злобно советует Бенволио. — Пир. Девушка. Балкон.
Глаза Ромео округляются.
— Джульетта! О, моя Джульетта! Значит, это был не сон? Всё это? Свадьба, убийства, мое изгнание? Яд?
С каждым словом он бледнеет всё больше.
— Джульетта… — шепчет он. — Моя жена, моя любовь… Я нашел ее здесь, мертвой…
— Не мертвой, — мягко говорю я. — Она была под воздействием снотворного.
— Значит, она жива!
— Пока что, — вздыхаю я. — Она убила себя, когда подумала, что ты умер.
Ромео в ужасе.
— Пойдем, — говорит Бенволио. — Мы тебе всё расскажем, когда покинем это отвратительное место.
— Нет! — восклицает Ромео.
Он уже смотрит туда, где лежит Джульетта.
Бенволио вопросительно смотрит на меня, и я киваю. Не говоря ни слова, он берет Виолу за руку и ведет ее прочь из склепа, пока Джузеппа собирает свои инструменты и снадобья. Она тоже бесшумно уходит, а я возвращаюсь к Джули и становлюсь на колени рядом с ней. Склоняю голову на прохладные камни.
Рука Ромео по-братски ложится мне на плечо, когда он опускается рядом, чтобы присоединиться ко мне в этом торжественном бдении.
Бенволио
Клянусь кровью Святого Петра, это была самая длинная ночь в моей жизни. Я сижу в траве в церковном дворе и жду, когда Розалина и Ромео выйдут из склепа. Мы с Виолой пристроились под тисом, и девочка с любопытством разглядывает надгробия, пытаясь читать эпитафии по слогам.
Безмятежные звуки летней ночи наполняют кладбище. Прохладная темнота подобна призраку, но я чувствую, что рассвет близится.
Розалина скорбит, но когда она выйдет, я буду здесь.
Глава 39
Странно, но к вони привыкаешь. А когда от стояния на коленях мышцы почти атрофируются, на смену покалыванию в ногах приходит новый, горький вид комфорта. Мы с Ромео сидим неподвижно, глядя на Джульетту.
Слезы режут мои уставшие глаза и заливают щеки.
— Ты плачешь из-за нее? — тихо спрашивает Ромео. — Или из-за себя?
Я не знаю ответ и просто пожимаю плечами.
— Скажи мне кое-что, Розалина, — шепчет он, и в его голосе тоже слышны слезы. — Расскажите мне что-нибудь о ней, о Джульетте.
— Она твоя жена, — мягко напоминаю я ему.
— Да. Моя жена.
Я поворачиваюсь и вижу, как он в отчаянии проводит рукой по лицу.
— Моя жена, — повторяет он. — И всё же… Я не знал ее. О, но я так любил ее! И буду любить всегда...
— Прекрати! — внезапно свирепею я. — Не смей так говорить!
Он вздрагивает и непонимающе таращится на меня, но я не могу остановиться. Мой голос гремит в тишине склепа.
— Ты, проклятый восторженный дурак, не смей так говорить! Что ты знаешь о любви, а?
Я вскакиваю с колен с неожиданной силой и сердито смотрю на него сверху вниз. Тычу пальцем ему в лицо.
— Ты, Ромео, любишь только глазами! — продолжаю я гневную проповедь, а потом сужаю глаза и опускаю взгляд ниже. — Глазами и другими частями своей анатомии!
К его чести, мальчишка краснеет, но это не может меня успокоить, и я хватаю его за грудки.
— Любишь? Ты ее любишь? — трясу его я. — Черт возьми, слово «любовь» должно оставлять мозоли на языке! А ты им разбрасываешься направо и налево! Ваше с Джульеттой безрассудство — издевательство над самой идеей любви!
Ромео жмурится, а я отталкиваю его от себя, чувствуя, что мои силы на исходе. Между нами повисает тишина.
— Что ты о ней знал? — холодно спрашиваю я.
Он задумывается на мгновение, а потом грустно улыбается.
— Она любила розы. Я слышал, как она говорила о них.
— А еще она любила ездить верхом и неплохо знала греческий, и она... — я издаю смешок, больше похожий на всхлип. — Ей понравился ваш инжир.
— Я тоже люблю инжир, — шепчет Ромео, и в его тоне есть что-то одновременно утешительное и мучительное.
Мы снова погружаемся в тишину, которая растягивается на минуты. Пылинки кружатся в спертом воздухе.
— Я хотела ее спасти, — говорю я, не вполне уверенная, что произношу это вслух. — Но у меня не получилось. Ничего не получилось. Я не смогла спасти ее, не смогла оживить Тибальта, не смогла влюбить в себя Меркуцио, хотя чуть не свернула шею, пока пыталась. Чего бы я себе не вообразила, я ничего не смогла. И никто и никогда не сможет, потому что невозможно отменить смерть.
— Ну, — пожимает плечами Ромео, — мою смерть ты отменила.
— Ты не был мертв.
— И Джульетта тоже.
— Нет, она хуже, чем мертва. Она умирает.
Я опускаю голову на руки и тихо плачу.
— Как думаешь, почему она держится? — спрашивает Ромео.
— Не знаю, — честно отвечаю я.
Потому что я ничего не знаю.
Ромео изучает ее лицо, и слезы беззастенчиво текут по его щекам.
— Моя милая супруга, — говорит он, проводя пальцами по линии ее подбородка. — Хотел бы я, чтобы у нас было больше времени, чтобы я смог подарить тебе свою любовь. Но потом, кто знает, полюбила ли бы ты
