Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
Нуна и её смирила сердитым взглядом.
По неясным Сюаньму причинам она питала к этим существам какие-то особые тёплые чувства, но и ему самому она оказала внимание, хотя монах был уверен, что не мог знать принцессу Сонгусыля, оказавшуюся лисой. А она его знала. Вдобавок, была в курсе, что и он родился драконом, а не человеком, в то время как он сам об этом даже не догадывался.
— Нуна знает, где он спрятался?
— Уважаемый монах, не впутывайте в это принцессу! — возмущённо потребовала служанка, но опустила голову и замолкнула под сердитым взглядом её госпожи. Затем и Сюаньму пересёкся с янтарными глазами, но они вдруг потеплели.
— Он может прятаться в бумажных и деревянных предметах — в стенах, полу, — наконец, она назвала полезную информацию. — Если он не захочет, его просто так не найти.
Получается, оставалось снова пролить где-нибудь цветочный чай и дожидаться, когда каса-обакэ вновь решит показаться, иначе у принцесс и других жителей дворца опять начнутся проблемы. Сюаньму нашёл взглядом поднос с чайником, который приносила служанка, и собирался проверить, осталась ли там ещё жидкость, как нуна окликнула его:
— Рури, ты же не собираешься его убить?
Он обернулся и посмотрел на неё, она стояла и кусала нижнюю губу.
— Я слышала, что монахи не просто охотятся за нечистью, но… — она сглотнула. — Истребляют. Ты обещаешь, что не причинишь вред каса-обакэ?
— Принцесса Юнха, почему вы защищаете его? — поинтересовалась испуганная служанка, имя которой Сюаньму всё никак не мог вспомнить.
— Хеджин-а, почему ты защищаешь меня?
В глазах служанки отразился ужас, а монах наконец-то услышал её имя.
— Вы моя госпожа, принцесса Юнха, но это чудовище не ваш господин!
— Разве защищать можно только господ?
Из-за редкого общения с людьми Сюаньму плохо разбирался в эмоциях мирских, но был готов поклясться, что и в янтарных глазах, и чуть дёрнувшихся губах, и во всём выражении лица увидел глубокую печаль.
— Хеджин-а, ты заботишься не только обо мне, но и о своей семье.
— Что вы такое говорите, принцесса Юнха, он не может быть вашей семьёй!
— Он… мой друг.
— Принцесса…
— Я буду стоять за семью, друзей и близких до конца и больше не позволю их убить или обидеть, — она сделала небольшую паузу, опустила голову, сжала руки в кулаки и добавила: — Не в этот раз.
Последнюю часть она чуть не выкрикнула, словно её задели за живое; одновременно с этим её слова прозвучали твёрдо и решительно. И Сюаньму осознал, что не хотел её подводить.
— Тогда что ты предлагаешь, нуна?
Обнаружив в нём поддержку, она расслабилась и улыбнулась, взор её медово-янтарных глаз потеплел.
— Для начала узнать, один он тут или с сородичами.
Сюаньму не хотел уточнять, что дальше. Было бы легче, если бы нуна сама обо всём рассказала, но, по всей видимости, делать этого она не намеревалась.
Он тихо вздохнул.
«Хорошо, нуна, будь по-твоему».
— М.
Служанка взяла в руки поднос и грустно посмотрела на свою госпожу.
— Полагаю, понадобится ещё цветочный чай?
— Что бы я без тебя делала, Хеджин. — Нуна улыбнулась, пальцами погладила ширму, нежно подула на неё и вернулась обратно на кровать, но на этот раз только присела, а не улеглась.
Сюаньму не двигался с места. Этот монах совершенно не представлял, как разбавить тишину и нужно ли это делать.
До этого он общался с людьми лишь при необходимости, в то время как нуну ему искренне хотелось узнать ближе. Четыре дня назад он даже наведался в лавку свитков и чернил её друга, чтобы подробнее расспросить о колокольчике фурин, который по неясным ему причинам не мог выкинуть из головы. Пусть Джинхён и общался с ним с многозначными намёками, которые Сюаньму не понимал, он всё-таки рассказал, как самому создать фурин. Более того, даже сводил к мастеру, который помог выплавить металлическую форму в виде лисы; изначально Сюаньму надеялся сделать полноценное тело, но вышла огромная ушастая голова и прижатый к ней хвост, а тело как-то не сложилось.
Хотя он прекрасно владел каллиграфией, но рисовать не умел. На прикреплённом к колокольчику листе он изобразил стоявшую лису, только передние лапы оказались короче задних, поэтому пришлось подрисовать под них камень. А к лисе с неба спускался дракон и почти касался её носа.
Сюаньму не придумал, какую бы красивую мудрость или пожелание оставить рядом с рисунком, хотя благодаря шифу знал немало, но все мысли разбежались в стороны, как водомерки, когда в воду бросили камень, поэтому написал просто: «За ветром и дождём последует солнце»*, так как они и буквально пережили грозу, узнали новое друг о друге и о себе, впервые услышали об аккымах. Также он образно хотел поддержать нуну — оставить напоминание, что вслед за плохим придёт и хорошее.
* Кит. 阳光总在风雨后 — «солнечный свет всегда за ветром и дождем» (удача всегда после трудностей).
Он не стал класть фурин в мешочек с деньгами, боясь случайно повредить его, а завернул в ткань и спрятал в одежду. Сюаньму собирался как-нибудь при случае подарить колокольчик, но после разговора о поцелуе нуна резко изменилась.
Теперь, когда они остались наедине, Сюаньму дотронулся до груди — в то место, где хранился фурин в виде лисы, убедился, что тот не потерялся, и убрал руку. Сейчас не время.
Продолжая стоять возле ширмы, он взглянул на нуну и заметил, что та смотрела в пол и грызла нижнюю губу.
«Нуна…»
Он приоткрыл рот, но осознал, что до сих пор не нашёл подходящих слов. Сюаньму сам запутался в своих чувствах, поэтому не хотел сейчас о них говорить и пытаться что-то объяснить, но и не по делу говорить не любил совсем. Спросить о жизни во дворце? А вдруг только больше расстроит нуну. Логичнее всего было узнать что-нибудь о каса-обакэ, раз уж они собрались ловить это существо, поэтому он просто задал глупейший вопрос, который только смог придумать:
— У каса-обакэ бывают имена?
Нуна наконец подняла голову, и их взгляды встретились, он заметил удивление в янтарных глазах и сведённых бровях. Слегка наклонившись набок, нуна упёрлась локтём в ногу и поставила на ладонь подбородок, тщательно рассматривая лицо Сюаньму.
Он уже успел пожалеть о заданном вопросе, как она ответила:
— Друг с другом они общаются при помощи шорохов и дуновений, но также понимают нашу речь. Некоторые даже могут разговаривать, но это старшие и сильные, а молодые нет. Мы в детстве давали им имена, некоторые соглашались и откликались на них, а другие… были недовольны.
