Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– Недоброй ночи, – буркнул он.
В усталости сыскаря ничего удивительного не было: на его долю выпало и с убийством заклинательницы разбираться, и с разрушением башни Врана. А к своей работе Свят подходил со всей ответственностью: он даже с Михеем умудрился переговорить! Михей, правда, отбрехался, что из башни ушёл до её разрушения, что знать о том ничего не знает, но уж больно гладко у него всё складывалось.
О своих умозаключениях сыскарь, правда, умолчал, зато на каждую клеть в доме навесил заклинаний, уведомляющих его о незваных гостях. Так что появление Святослава после сестрицы было ожидаемо. Он оглядел нас всех, коротко поклонился мне, едва глянув на Врана, – не впервые я их неприязнь друг к дружке заметила! – затем остановил взгляд на Алёнушке.
– Я так понимаю, это и есть твоя свояченица. Как тебя зовут, девица? – сурово спросил он сжавшуюся под его взглядом сестрицу.
Кажется, до неё стало доходить, что влезать под утро в чужой дом – не лучшая затея.
– Алёна Митрофановна, – пискнула она едва слышно. – Я сестра Ладушки. Младшая…
– И зачем ты полезла в окно, хозяйкина сестрица?
– Я… я… – Пухлые губы задрожали, на глазах выступили слёзы. Дома это обычно срабатывало безотказно, заплачет – и все проказы прощаются.
Сыскарь поморщился и провёл рукой по лицу, будто снимая липкую паутину.
– Ещё одна попытка чарования, и толковать мы будем в менее уютном месте, – предупредил он.
Краснота Алёнушкиных щёк сменилась бледностью. Похоже, она прекрасно понимала, что колдовала, но делала это по наитию.
– Она не намеренно, – не выдержав, вступилась я за сестру. – Нас не учили использовать свою силу.
– Вас? – услышал оговорку сыскарь, и я прокляла свой длинный язык.
– Я хотела удивить Ладу и перепутала окна, – наконец пришла в себя сестрица и умоляюще сжала мою ладонь: поддержи, мол.
– Мы с моей свадьбы не виделись, а раньше никогда надолго не расставались. Вот Алёнушка и прибежала ко мне сразу, как приехала. – Я погладила её по руке, надеясь, что слова прозвучали искренне. Не хотела сор из избы выносить. Сестрицу поругать я и без Святослава могу.
– Тогда настройте защиту дома на вашу родственницу, чтобы не дёргать меня по пустякам. А тебе, Алёна Митрофановна, мой совет – никогда не чаруй перед сыскарями. Отвратительно выглядит, – раздражённо попросил он и ушёл, оставив нас разбираться с нежданной гостьей.
* * *
Я налила Алёне и себе горячего чая с мёдом и ромашкой, исподтишка разглядывая сестрицу. Почему у неё такой несуразный вид? Вроде щёчки подрумянила, брови подвела, косу лентой шёлковой перевила. Да и платье новёхонькое: льняное, небесно-голубого цвета, с вышивкой на груди. Но на ладонях грязь, подол позеленел от травы. Хотя чего тут изумляться? Она ведь перелезала через забор и по яблоне карабкалась к окну. Хорошо, Лель её не скинула – не иначе как почувствовала, что в нас одна кровь течёт.
– Так что ты тут делаешь?
– В гости зашла, говорю же, – пробурчала Алёнушка, на скамье в углу примостившись. – А пироги у тебя есть?
– С вишней, вчерашний. – Я положила кусок пирога на тарелку и села напротив. – Ты не уходи от ответа.
– Да я как есть сказала! Батюшка тревожился о тебе, вот и собрался в столицу. А я вместе с ним приехала.
– Батюшка тут?
– И матушка, и твоя любимая Варя, – поморщилась сестрица.
Она дружбу со служанкой не признавала, но что мне за дело до её одобрения? На душе так радостно стало: и что батюшка меня не забыл, и что подружку детства скоро увижу. Столько всего мне рассказать хотелось!
– Что же они не зашли?
– Только вчера приехали. Батюшка-то сразу собрался заглянуть, без приглашения. Сказал, проверю, мол, как на самом деле дочь поживает. Но матушка не позволила. Говорит, раз в столице, то нечего вести себя, как деревенский увалень. Вот пришлёт письмо с просьбой о встрече, а там вы решите, когда гостей встречать будете.
– Ну что за глупость удумали! Заходили бы сразу. – Я всплеснула руками.
– Ага, вот я зашла, и что? – обиженно воскликнула сестрица.
Я хотела было возразить, что через окно в гости не ходят, но Алёнушка и слова вставить не дала, сразу спросила:
– А чей это был ребёнок? Младший брат Финиста?
– Сын. Наш.
Я вскинула голову, с вызовом глядя на сестру. Пусть только попробует сказать что-то супротив Алёши! Но сестрица о нём промолчала, вместо этого задала другой вопрос:
– Тот грубый мужик – сыскарь, да? Он упомянул о защите дома. Что с ней делать будешь? Вдруг я захочу ещё прийти?
– Алёна, обычно люди стучатся в дверь, а не ломятся в окна.
Я крутила в руках ложку, с тревогой представляя, что сестрица могла залезть и к нам в опочивальню тоже, а ведь мы… не спали полночи, любились, да Финист к тому же засыпал без одежды. А ещё любил класть руки на самые неподходящие (или подходящие, тут уж как посмотреть!) места, отчего я порой просыпалась с задранным до шеи подолом.
– И вообще, врываться в покои молодых непристойно, – добавила я, смущаясь собственных мыслей.
– Хочешь сказать, вы спите вместе? – фыркнула сестрица, когда же я не опровергла слова, она вытаращила глаза. – Правда? Ты и Финист?!
Кажется, она искренне не понимала, как такое возможно.
– Мы женаты. Матушка и батюшка тоже делят опочивальню, – пожала я плечами.
Своей нежностью и лаской Финист убедил меня, что я любима, но Алёнушка снова пробудила сомнения.
– Ну, ты сравнила!
Сестрица явно собиралась сказать что-то ещё, но вдруг замолчала. Я же почувствовала тёплые руки на своих плечах и повернула голову, позволяя мужу поцеловать себя в щеку.
– Алёша уснул у отца.
Финист присел рядом и отпил из моей чашки. Встать за другой он не позволил, да и ни к чему, нам одной хватало. Его горячие ладони переместились мне на живот – муж не стеснялся обнимать меня при Алёнушке. Интересно, что он слышал из нашего разговора? Судя по тому, как нарочито доказывал, что любит, – многое.
– Не сочти за резкость, Алёна Митрофановна, – холодно сказал он, – для моей жены ты всегда желанная гостья, но в следующий раз пользуйся дверью.
Алёна вздрогнула, как от пощёчины. «Для моей жены». Будто сам Финист не рад её видеть.
– С кем ты приехала? Где остановились?
– С родителями, на постоялом дворе «Белая берёза», – с обидой ответила она, хотя обижаться ей стоило только на себя.
– Тогда с утра я съезжу к ним, предупрежу, что
