Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– Люб мне Кощей, – призналась она едва слышно. – Осуждаешь?
И глаза грустные-прегрустные. Да разве имею я право судить да рядить, кого любить ей?
– Нет конечно. А то, что Кощей седой, – не бойся. Колдуны долго живут.
– Знаю, – тут же заулыбалась сестрица. Вот правда, кому я это рассказываю?
* * *
Той ночью я почти не спала: Василисины слова не шли из головы. Я душой болела за влюблённую сестрицу, хоть и знала, что Кощей никогда её не обидит. Но вот полюбит ли?..
Я весь вечер за ними наблюдала: кто как посмотрел, кто что сказал. Сложно было понять, как свёкор относится к Василисе. Может, с высоты прожитых лет он видел её неловкие попытки его очаровать, но изображал, что не замечает. А может, не совсем всё безнадёжно, раз до сих пор не дал ей от ворот поворот. Вдруг сложится? Было бы здорово!
Я перевернулась на бок, и тут меня как холодной водой окатило. А ведь не только признание обеспокоило меня в словах Василисы!
– Что-то болит, Ладушка? – сонно пробормотал Финист, прижимая меня к себе.
– Нет, спи. Спи. – Я прижала его ладонь к груди, чувствуя, как колотится сердце. А потом опустила руку себе на живот.
Женские дни должны были начаться неделю назад, но до сих пор не пришли. Со всей этой суматохой, с колдовством, замужеством и переездом я о них забыла, но сейчас… Возможно ли, что внутри меня зародилась новая жизнь?
Губы сами растянулись в улыбке. То, чего я раньше боялась до дрожи, вдруг стало радостным и желанным. Ребёнок. Второй ребёнок в нашей семье. Интересно, как Алёша воспримет появление братика или сестрички?
Я хихикнула в плечо Финисту, радуясь, словно маленькая, а затем вспомнила, как сама поначалу ревновала маму и отца к Василисе – и напугалась. Вдруг Алёша тоже взревнует? Решит, что мы его бросим? Как объяснить, что я уже привязалась к нему, как к родному, и буду любить так же, как других своих детей?..
Перевернулась на спину, глядя на мерцающий колдовскими звёздами потолок. За две недели беспрерывной учёбы я стала управлять даром намного лучше, но Финист всё ещё устраивал маленькие чудеса каждый вечер, безжалостно тратя запас сил. Думаю, он делал это просто чтобы порадовать меня, и звёздное небо в покоях стало нашим чудом.
Мысли плавно перетекли на собственную силу. Что с ней делать? Не повредят ли мои занятия здоровью малыша? Такие выбросы вряд ли благостно на нём отразятся. Неужели придётся всё бросить на полпути? Надо бы осторожно расспросить Врана, что мне можно, а что – нет.
Вот ведь незадача! Казалось бы, радуйся, но столько вопросов и сомнений сразу! Сообщать Финисту о возможном отцовстве я не торопилась. Пока сама не уверюсь, буду молчать. Да и боязно, обрадуется ли он? Всё-таки его сестра умерла при родах…
Заснула я лишь под утро, и снилась мне девочка с яркими, как небо, голубыми глазами, бегающая по лугу за Алёшей. Венок из ромашек сбился на золотых волосах, ладошки позеленели от сочной травы, а потом Финист поймал её и подбросил в воздух, и девочка счастливо засмеялась.
– Отец!..
– Отец, проснись!
Я не сразу поняла, что это не продолжение сна, а Алёша, стоящий у нашей кровати в ночной рубашке до пят. Он прижимал к себе любимого тряпичного воина, спросонья тёр глаза и смотрел на нас в испуганном недоумении.
– Алёша, что случилось? – Финист бодро сел на постели, будто и не спал.
– В моей опочивальне кто-то есть, – прошептал Алёша, и меня затрясло. Мальчик не был выдумщиком, и если он говорил, то так оно и было.
Финист тоже поверил безоговорочно.
– Сидите здесь, оба. Я посмотрю, – нахмурился он, натянул штаны и забрал лежащий на столе кинжал в ножнах.
Глупо, но люди куда больше боялись блеска холодной стали, чем разгневанного колдуна, способного испепелить на месте.
– Расскажи пока, что это за храбрый воин тебя охраняет? – спросила я, чтобы отвлечь мальчика. Меня бы кто отвлёк!
Минуты тянулись, как мёд. Алёша рассказывал о кукольном воине, которого подарила ему подружка-соседка – маленькая мастерица по тканям. Целую историю его подвигов выдумал! Мы подобрались к сражению с жужжащим комариным царём, когда вернулся Финист в сопровождении Кощея и Врана. К тому времени я уже накинула домашнее платье, а Алёша окончательно успокоился. А вот мои руки от волнения были холоднее льда.
– Ну что там?
– Всё в порядке, – бросил свёкор. – Внучек, не хочешь переночевать сегодня в покоях настоящего колдуна?
– У тебя, дедушка? А можно? – Алёша тотчас соскочил с постели, но воина не забыл. Обернулся на меня – я кивнула, чтобы шёл, не сомневался.
– Спокойной ночи, ма… – сонно зевнул он, и мне показалось, что он хотел назвать меня матушкой. Но может, показалось? «Ладушка» и «матушка» звучат похоже.
Мы остались втроём, и я зябко поёжилась, потерев босые пятки друг о друга. Финист был мрачен и скорее растерян, чем зол. Я дотронулась до его руки.
– Расскажешь?
– Неприятное недоразумение, – нехотя признался он.
– Недоразумение? – хохотнул-раскаркался Вран. – Поступи так моя дочь, я выпорол бы её без разговоров!
– Дочь? Так в опочивальню забралась девушка?
– И ты её хорошо знаешь, – подтвердил Финист, а затем обнял меня за плечи и вздохнул как-то совсем безрадостно. – Идём. Вам будет о чём поговорить.
В Алёшину опочивальню я зашла с нехорошим предчувствием, гадая, кого из знакомых принесла нелёгкая. Склонённый силуэт с заведёнными за спину руками узнала не сразу: защита дома плотно спеленала чужачку, когда та пыталась залезть в окно. Но вот выглянула луна, высеребрила светлые волосы, тонкие черты лица, чуть вздёрнутый носик…
– Алёнушка! – ахнула я, бросаясь к сестрице. Стоило до неё дотронуться, как сдерживающие путы упали, и она оказалась у меня на руках. – Что ты здесь делаешь? Зачем полезла в окно?
– Думаю, это та странная девица, что давеча расспрашивала соседку, где окна молодого хозяина, – усмехнулся Вран, и щёки Алёнушки вспыхнули как маки. – Про Алёшу она не знала и думала наведаться в гости к Финисту. Экая озорница!
– Это правда? – требовательно спросила я сестру.
Алёнушка сверкнула глазами, но промолчала. Даже оправдаться не попыталась!
Раздался знакомый грохот в калитку: пожаловал ещё один гость.
– Свят, скорее всего, – тоскливо вздохнул Финист и пошёл открывать.
Муж не ошибся. Поднявшийся с ним старший сыскарь выглядел
