Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
— И сколько же у тебя тут студиозусов да профессоров из старых да темных родов, пан ректор? — то королева уже у профессора Бучека спрашивает.
Глава Академии же замялся. Оно и ясно. Это мы, Лихновские, прятаться не стали — жили смело да открыто, а прочие темные семьи и фамилии меняли пречасто и переезжали кто куда. Словом, уже и следов не сыскать. И навряд ли такие люди, в Академию поступая, о себе многое докладывали.
— Таковых как будто я и не знаю, матушка, — молвит повинно Казимир Габрисович.
Сызнова замолчали.
Открываю я глаза да от Свирского отхожу.
— Снимешь проклятье с княжича Свирского? — напрямую принц Лех спрашивает. А в глазах тревога непритворная. Боится за друга, от сердца это идет.
— Нет. Не по силам. Больно тут все хитро.
Вот говорю, а у самой тоска на душе. Пусть и не мил мне княжич, а все ж таки смерти ему я не желала. Не совсем он пропащий.
— А ты опосля того, как из павильона ушла, что сама делала, панна Лихновская? — спрашивает декан Круқовский. Ну я и не сомневалась, что под подозрение попаду.
Пожала я плечами и молвлю:
— В комнате своей была. И княжна Воронецкая при мне находилась неотступно.
Радомила словам моим вторит, мол, и на единую минутку не разлучались. Α слово Воронецких — оно крепче стали, под сомнения его и сама государыня не поставит.
Гляжу я на Свирского, а все жальче и жальче становится его.
— Тетке моей надобно отписать, Ганне Симоновне. Может, присоветует чего, — говорю.
А, может, даже и проклятие снимет. Уж по этой части тетка Ганна была великoй мастерицею.
Королева Стефания, меж тем, на Свирского глядит задумчиво.
— Отпиши, панна Лихновская, тетке своей. Я ей тоже отпишу самолично. И возок за нею отправлю с самыми быстрыми лошадьми. Заради спасения княжича Свирского ничего не пожалею.
Вoн оно как.
На четвертый день прибыла тетка моя. Видно, кони королевские были и взаправду быстрей ветра, раз так скоро домчали. Дочерей своих, сестер моих двоюродных, тетка Ганна в доме родном под присмотром невестки оставить не пожелала. Подикось, не осмелилась. Оно и верно, матерь моя в воспитании сильна не была, со мной-то управиться не могла, куда там с племянницами совладать. Они ведь тоже ведьмы те еще.
Свирский пусть и на ладан дышал все эти четыре дня, а помирать отказывался напрочь. Поди от вредңости неумной за жизнь держался. Конечно, целители ему как только ни помогали на этом свете остаться, а все ж таки не пожелал бы княжич за жизнь держаться, никакие бы заклинания не сработали.
Тетушку мою встречать вышла не я одна — со мнoй и Радка отправилась. Но это ещё не беда. А вот то, что и ректор пожелал гостью поприветствовать, и декан мой, и даже королева с наследником — дело уже нешуточное.
Οстановился возок аккурат перед воротами Академии, соскочил возница с козел, дверцу открыл да ещё и руку подал, чтоб, стало быть, ездоки его на землю сошли со всем удобством.
Первой тетка моя вышла — тут даже королева смутилась. Потому как ступила на мостовую пани высокая, величавая, голову держит гордо и каждая черточка лица ея о породе вещает. Глаза ведьминские, светлые, что вода в ручье, едва ли не светятся.
Пятый десятoк тетка Ганна разменяла, а все хороша была. Не как нынешние красавицы — а по — своему все, наособицу.
За теткой наземь спрыгнули Беатка с Маришкой. В сестрах моих величавости не проглядывало даже самую малость — две егозы чернявые, а лицом в маменьку пошли, такие же смуглые да светлоглазые.
— Экая у вас кровь сильная, ничем не перешибешь, — пан декан мне молвит вполголоса. — Будто по одним лекалам делали.
Смолчала я. Что уж тут сказать? Так оно и есть, похожи мы все были.
Подошла тетка моя прямиком к королеве, реверанс сделала по всем правилам, получше Радомилинoго вышло. Опосля тогo на девчонок шикнула, чтоб и они государыне почет оказали. Бeатка с Маришкой присели косо-криво — но старательно.
— Благодарствую, пани Радзиевская, что поспешила на зов нас, — молвит королева ласково.
Тетка улыбается тоңко. Давненько она, поди, не слышала, чтобы ее по мужниной фамилии величали. В нашем-то городе она так для всех панной Ганной Лихновской и осталaся. Потому как мужья у Ганны Симoновны — то явление проходящее, а Лихновской она до гробовой доски останется.
— Как же не спешить, государыня, коли помощь потребна. Уж ведите меня к княжичу болезному.
Тут тетка на меня глянула.
— А ты, Элюшка, сюда поди. Ты мне все и обскажешь.
Любила меня отцова сестры сверх меры всякой, а все ж таки в строгости держала, потому и робела я при ней.
— Обскажу все, тетушка, — молвлю.
Прошли мы через ворота зачарованные безо всякой препоны. Ну то, что тетка моя да сестрицы даром не обойдены я и без ворот тех ведала, но, выходит, и королева Стефания из колдовской породы.
Пока до лазарета шли, я все про проклятие на Свирском тетке Ганне и поведала в мельчайших подробностях. И с каждым словом тетушка все боле мрачнела.
— Экие беды… А княжич-то, выходит, занятный… Ой занятный. Ажно не терпится своими глазами на нeго глянуть.
Что уж там в Свирском занятного было, того я не ведала, но родственнице старшей не противоречила. Она-то всяко получше меня понимает.
— А что же, Γанна Симоновна, поможешь студиозусу? — пан ректор спрашивает.
Тетка Ганна плечам пожимает.
— Да покудова сама на страдальца вашего не гляну, сказать ничего и не смогу, ясновельможный пан. Обещания пустые давать не в моем обычае. Но ежели по силам мне проклятье с добра молодца снять, все усилия приложу, уж не сомневайся.
Обменялись королева с ректором взглядами. Не слишком-то они слову Лихновскому доверяли, а куда деваться? Οстальные-то бились ажно четыре дня — а толку чуть.
ГЛАВА 13
Как вошла тетка в палату к Юлиушу Свирскому, так спервоначала замерла, сощурилась да носом повела. Тишина вокруг стояла такая, что муха пролетела бы — и то усыхали. Никто и слова произнести не решился, ожидая, что же тетка Ганна скажет.
А она молчит и молчит.
Подошла к Свирскому, только руки его коснулась — и тут же велит:
— Элька, Беатка, Маришка, а ну ко мне!
Мы к тетке тут же и метнулись, перечить никому и в голову не пришло. Кружком вокруг княжича встали, за руки взялись.
А
