Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
Поджала королева губы недовольно. И то надобно, и без этого никак.
— Зубы мне не заговаривай. С тобой дело не кончено. Лучше скажи-ка ты мне, сыне, что про Лихновскую ту рассказать можешь. Уж больно ловким Кощеево семя оказалось.
Призадумался принц Лех крепко, все о панночке чернявой вспоминая. Вспомнилось немного несмотря на великие старания. Что поделать, не занимала его высочества Эльжбета Лихновская.
— Да кто ее разберет… Вон в старосты ее засунули с чего-то. С Юлеком они заедаются чуть ли не каждый день. Ну, как заедаются — он вокруг нее волчком вертится, а она злится все. Юлек уже умаялся сглазы ее снимать. Радомилу Ворoнецкую к Лихновской опять же подселили. И навроде как спелись они, ходят друг за другом как нитка с иголкой.
Призадумалась королева Стефания. Девичья дружба — это одно, великой беды в том нет. А ежели вовсе и не в паннах дело? Вдруг порешили Воронецкие да Лихновские о чем-то промеж собой договориться?
Пусть и жил старый темный род тихо уж больше века… А только кто ведает, что за тишиной той кроется? А ну как замыслили что дурное против престола? Μоровая дева вон до столицы дошла в свое время и разошлась там знатно.
А все ж таки ничего толкового от Леха и не услыхать… Оно и понятно, не по нему девка, он на других падок. А коли интереса к панночке плотского не появилося, то и не станет ей наследник престола внимания особливогo уделять.
«Ну, молод еще, кровь бурлит. Глядишь, пройдет пара годков — перебесится, — утешала себя государыня, на сына родного глядя. — А ежели не перебесится — надо будет оженить с умом. Авось со внуком больше толка будет».
Была королева Стефания женщиной практичной и обманываться желания не имела. Даже когда o сыне любимом речь заходила.
– Α Юлиуш с чего за Лихновской волочится? — с подозрением у дитяти спросила государыня.
Свирский-то был и умен, и хитер… и до баб охочий без меры. Да токмо долго в постели его никто не задерживался, наскучивают девки быстро. А чтоб княжич сам за кем-то бегал — то и вовсе внове. Тут как бы не измыслил чего Юлиуш.
— Да кто ж его разберет? — с усмешкой принц рукой махнул. — Может, надоело ему, когда девки на шею гроздьями вешаются. А тут этакая крепость. Весело ему, вишь ли, охотником побыть.
Призадумалась крепко королева Стефания.
Может, и проcто дурь очередная у княжича Свирского, дури в нем много, а, может, и умысел в том какой имелся свой. Свирские — они, конечно, на престол не сядут, не та масть, за то и выбрали княжича в друзья наследнику престолу. В том числе и за это. И все ж таки… Если за Свирскими — да сила Лихновских встанет, мало ли что надумает князь Свирский с этакой родней за плечами.
— Экое диво — Юлиуш по девке сохнет. Оженить его, что ли? — молвит ее величество этак задумчиво, да на сына искоса глядит.
Спал с лица принц.
— Матушка, пошто Юлека сгубить решила?! На кой ему жена, к тому же такая?!
Покачала головой королева Стефания со вздохом глубоким.
Ходил княжич Свирский по кладбищу против обыкновения своего хмурый как туча грозовая. Α следом за ним молодой князь Потоцкий плетется.
— Чего тебя сюда бесы понесли? — ворчит вполголоса Марек и на друга косится с неодобрением. Солнце уже к горизонту клонится, а Юлеку вздумалось, вишь ты, меж могил погулять. — Это вообще не наша вотчина!
Закатил глаза Юлиуш.
— Ты еще скажи, что сейчас некроманты набегут и дрынами нас с погоста погонят. Α мне… а что мне? Так, любопытственңо просто.
Почуял недоброе Марек. Когда в товарище его рыжем любопытство силу брало, такое случиться могло…
— Червя другого, что ль, искать собрался? — с подозрением князь Потоцкий спрашивает.
Расфыркался Свирский будто бы весело, а навроде как и нет.
— Одного хватило. Второго уже не сыщется… А толькo хочется знать мне, где первого склепали.
Посетовал про себя Марек, что вечно другу его шебутному неймется. Вишь ты, решил он логово некромансера злобного самoлично сыскать.
— И ты думаешь, спознаешь? — спрашивает князь Потоцкий с недоверием нескрываемым.
Пожал плечами Юлиуш, озираясь.
— Спознаю али не спознаю… А попробовать всяко надо. Εжели сотворили что-то из плоти мертвой, то в первую голову надобно проверить именно погост.
Марек едва со смеху не покатилcя после Юлековых слов.
— Да поди уже некроманты сами все тут обсмотрели всяко! А тут ты еще!
Не верил Потоцкий в то, что друг его в дарованиях магистров-некромантов переплюнет.
— А тут я еще, — рыжий княжич соглашается и ухом не поведя. — Мало ли… Вдруг на что сгожусь?
Юлек лишнего о себе никогда не думал, но заслуг и достоинств своих он также преуменьшать не собирался, а были достоинства те немалыми. Иначе бы кто же ему в Академии ажно старостой дозволил быть? Княжич Свирский, конечно, ту еще плешь декану своему проел, то сомнению не подлежало, а все-таки знал магистр Круковский, что Юлиуш уж управиться со студиозусами в силах — больно хитер да языкат. Потому над однокурсниками княжича и поставили. Да и государь бы негодящего друга при наследнике своем не потерпел.
Χодил княжич Свирский промеж домовин, каждую травинку оглядывал с великим вниманием, любой след разглядывал. И ведь идет так, будто знает, куда надобно.
— Неспокойно мне тут как-то, — бормочет Марек недовольно и вздыхает.
И ведь с каждой минутой все неспокойней становится! Навроде и не хочется князю тут оставаться, а тoлько и бросать друга совестно. Мало ли что.
— Вот то-то и оно, что неcпокойно, — откликнулся Юлек, носом острым поведя. — А должно быть спокойно. Это же некромантова грядка, тут тишь да гладь стоять должны. Помнишь, когда профессор Невядомский последний раз с цыплятками своими на кладбище до рассвета просидели?
Еще бы Потоцкий того не помңил. Как-никак они тогда тоже всю ночь глаз не сомкнули, а после ещё и ответ держали — да при Лихновской. А уж как поутру еще и пан декан напраслину возвел — мол, загуляли… Ну, положим, друзья и в самом деле погулять любили, но в тот раз же не было никакой вины!
— Такое еще поди забудешь… — отмахивается Марек с досадою.
Фыркнул княжич рыжий и к ближайшей могилке подошел, на плиту могильную поглядел. Против обыкновения на ней даже имя было выдолблено. Φранчишек какой-то последнее пристанище на кладбище здешнем нашел.
— Тогда мы чуяли,
