Кромешник и его светлое чудо - Лана Ежова
Глядя на блестящие бока шкатулки, я отметила на ней след пальцев.
Ну вот, теперь на ней и слепок моей ауры.
Я расхохоталась сквозь слезы. Вирекс все продумал, чтобы уничтожить мою жизнь.
Хватит играть по написанным Вирексом правилам! Надо успокоиться, подумать, есть ли выход. Или хотя бы минимизировать для себя негативные последствия истории со шкатулкой.
Хладнокровие сейчас необходимо больше всего.
Опустившись на стул, я применила свои способности, доставшиеся от далекого предка.
Замедлилось дыхание. Пульс успокоился. Перестали дрожать руки, перед глазами прояснилось.
Какой самый плохой вариант развития событий? Меня обвинят в попытке заразить город, назовут государственной преступницей.
Возможен подобный исход? Нет.
Ситуация настолько серьезна, что ее не будут расследовать без менталистов. Меня оправдают, сто процентов.
Следующий негативный вариант разрешения ситуации: как и грозил Вирекс, журналисты ославят на всю Латорию, а то и империю. Ко мне перестанут обращаться за артефактами, я уеду в другой город, сменю имя или найму помощников, через которых стану продавать изобретения. Лицензии ведь меня не лишат! Хм, такой вариант неплох, не придется лично общаться с заказчиками, как это бывало, даже когда со мной еще работал Лейк. Дом только жаль. Но ничего, со временем обживу и новую территорию.
Но есть и другой вариант: дурная слава — это тоже слава!
Вон, у Хельены дед был преступником, так это сделало ее весьма популярной целительницей. Когда пытаются очернить, вспоминая родственника, благодарные пациенты возражают, говоря, что она «другая Горейская»...
Так что никто не сможет предсказать точно, упадет или взлетит человек, если на него обратят внимание журналисты.
Я успокоилась, зато дал о себе знать живот, громко заурчав.
Толком не завтракала, а уже пора обедать. Будет ли у меня эта возможность, когда вокруг все завертится?
Я посмотрела на блюда, стоящие предо мной.
А почему бы и нет?
Неизвестный повар готовил вкусно, и я с удовольствием поела. Наивысшая оценка досталась пирожным. Разноцветные, яркие, на основе фруктов.
Забавно, пятно на скатерти напоминало человечка, поднявшего руки вверх.
О... портрет.
Вирекс говорил, что я не смогу его описать. Что ж, я не буду ждать встречи с профессиональным художником, нарисую негодяя сама! Как умею.
Моя палитра — ваза с пирожными. Краски — разноцветный крем. Холст — белоснежная скатерть. Кисточка — указательный палец.
Удивительно, но я все еще помнила, как выглядел Вирекс: его голубые глаза, светлые волосы, длинный нос. Выходит, заклинание, которое стирало о нем воспоминания, начинало действовать приблизительно через час? Вовремя я сообразила сделать зарисовку!
Когда нанесла последний штрих, вытерла руки салфеткой и удовлетворенно откинулась на спинку стула.
Все, я готова к приходу законников. Даже журналистов жду, у меня есть что им показать. Я не умею рисовать, только чертить схемы артефактов, но сегодня прыгнула выше своей головы: Вирекс из крема получился, как живой.
Щелк.
Я не сразу поняла, что издало металлический звук. Огляделась. Ничего, что могло так специфически щелкать.
И лишь когда опустила взгляд, увидела источник перед собой.
Шкатулка. У нее было четыре навесных петли, замки в «ушках» отсутствовали. И одна из этих петель поднялась, снявшись с «ушка».
Я опустила ее на место.
Щелк.
Это поднялась крайняя петля справа.
Машинально опустила и ее тоже.
Щелк, щелк... Поднялись петли по центру.
Опустив их на место, я накрыла все четыре ладонью. Щель между крышкой и отсеком стала заметна.
Перешла на магическое зрение — меня вмиг бросило в жар, а затем в холод.
Защитные линии шкатулки светились багровым. Ее должны были открыть сегодня. Но условие не выполнили. И она решила открыться сама.
Я ощутила, как вибрирует металл под моими пальцами, желая освободиться и вызволить содержимое.
Смертельная болезнь пыталась вырваться в мир из шкатулки.
Вирекс знал, что шкатулка откроется сама? Точно нет. Он мерзавец, негодяй, но я зачем-то ему нужна.
Под рукой в очередной раз дернулась шкатулка.
К шмырям собачьим Вирекса, как же он меня подставил!
Были бы у меня инструменты, мои магочки или хотя бы полноценно работала магия... я бы раскурочила этот артефакт, упокоив навеки, а так...
Будто реагируя на мысли, шкатулка сильнее задрожала.
Ее нужно держать изо всех сил, не дать раскрыться!
Может, положить на пол и прижать своим телом? Так и сделаю, когда не смогу держать.
Боги, помогите... Я не хочу, чтобы погибли люди. И не хочу умирать сама. Не хочу!
Я столько не успела сделать, не увидела лицо Мэттхольда, толком не общалась с ним... Мэтт... Как жаль, что все так.
Ох, шкатулка начала нагреваться... И эта шмырева шкатулка будто колола мои пальцы!
Больно! Я же ее не удержу!
Хлопок справа.
Из открывшегося портала вышагнул кромешник в черном плаще. Капюшон наброшен на голову, но это Мэттхольд. Я чувствую, знаю, это он!
Бросившись ко мне, он протянул руку.
— Фил, отдай!
Я инстинктивно прижала шкатулку к себе.
— Ай!
Ее набирающий силу жар ощутила животом даже сквозь слои ткани.
— Отдай, Фил!
— Нельзя, чтобы она открылась… Здесь древняя зараза! — торопливо выкрикнула я.
Мэттхольд повторил:
— Фил, артефакт!
Когда замешкалась, он вырвал шкатулку из моих непослушных рук.
Я затрясла обожженными ладонями.
Мэттхольд удержал сверкнувшую алым шкатулку.
Скрипнул люк, поднимаясь.
— Именем короля не двигайтесь! — громыхнул суровый голос.
Шкатулка полыхнула огнем. Запахло чем-то пригоревшим. Мэттхольд рыкнул, но удержал раскаленный артефакт.
Плащ из тьмы клочьями слетел с него. Я увидела Мэттхольда.
Всего.
Босиком, в одних черных брюках — спешил ко мне! — смуглый брюнет с впечатляюще мускулистым торсом и руками. Темноглазый, красивый, несмотря на черные линии справа на лице. Мускулы на руках вздулись от напряжения — Мэттхольд держал шкатулку, по которой пробегали багровые зигзаги молний.
— Мэтт...
Я шагнула к нему, закрывая собой от законников. Они что-то кричали.
Видела только его. Как исказилось красивое лицо. Как
