Заложница Ада (СИ) - Лали Та

Я резко оборачиваюсь, сталкиваясь с ним взглядами и потрясенно произношу:

— Это значит, что пока мы здесь живем…

— Весь остальной мир находится на паузе, принцесса, — он усмехается одним уголком губ, а у меня дыхание перехватывает от приступа внезапной клаустрофобии. — Представь себе, что твою жизнь крутят на высокой перемотке вперед, но действует это только пока ты находишься на территории Адских Земель. Только здесь, скрытые от солнца, опутанные темной материей, мы проживаем годы, пока люди во всем остальном мире едва ли успевают сделать шаг.

Я все так же молчу, и он продолжает:

— Острог всегда обходили стороной, замечая странную, аномальную активность. Суеверные говорили, что здесь останавливается время, — Мулцибер усмехается, — но все с точностью наоборот. Здесь оно всегда шло быстрее. Мы лишь раскрутили эту центрифугу еще больше, подогревая ее металлом ваядума. Если раньше, в соотношении дней, здесь проживали один к десяти, то сейчас это примерно один к тысяче.

Продолжаю стоять, примерзнув к полу, а Мулцибер начинает ходить из стороны в сторону, заложив руку за спину:

— Я рождён здесь. Моя генетика приспособилась к аномалии Острога, пока я был еще в утробе матери. Она изучала активность частиц этой земли, пока еще не знала, что беременна. А может и знала, но ей было просто насрать, — он усмехается, но я читаю боль сквозь эту усмешку, и сердце сжимается, — ведь ни одна женщина до нее не могла здесь выносить ребенка. Потому земли Острога и обходили стороной, питая священный ужас еще задолго до меня. Словом, — он делает над собой усилие и продолжает, уходя от темы матери, — все это дало мне как бы физиологический иммунитет против Острога. Остальные люди, проведя здесь неделю по обычным меркам, могли получить увечья и постареть на несколько лет. Я же, — усмехается он, — уникальный сукин сын. Мой организм не восприимчив к этому феномену. Заметила это Энже. Именно ей должны дать премию за то, что мы можем жить вечно. Как только выброс частиц останавливается, — он указывает на котлы, где плавится металл, — мы вновь подчиняемся ходу почти привычного времени, как и все остальные люди галактики. То есть стареть ты можешь лишь относительно вселенной, но не Адских Земель, если в тебе плещется сыворотка с моей плазмой.

Перед глазами мелькают лица политиков с разных планет, актеров, музыкантов, президентов. Теперь я поняла. Все они приезжают на Аркануум, чтобы продлить свою жизнь, заключив себя в вечном мраке. Называются «Знающими», и разумеется хранят секрет Мулцибера надежнее, чем свой собственный. Ведь если об этом станет известно массам, то бессмертие перестанет быть чем-то ценным, к чему могут быть причастны только избранные.

Все они прилетали на Аркануум, чтобы жить здесь в свое удовольствие так долго, как только мог им разрешить Архитектор Ада. Так долго, на сколько им позволяли средства. А он взамен их денег давал им самый ценный ингредиент — свою кровь.

— Проблема этого металла только в одном — он плавится, и нам приходится покупать новый. Часы на стеклянной высотке отсчитывают тот момент, когда время истечет. Нам приходится запускать время, чтобы доставить его, и ждать, когда шаттл долетит до Харвады и обратно. А это, — он лениво морщится, — не устраивает меня. Но, — поднимает палец вверх, — это можно исправить. Есть камень ваядума. И концентрация нужных частиц в нем намного выше. Вот только чертов маршал Зейн Мора не собирается мне его продавать, — Мулцибер хмыкает, и я не вижу ничего хорошего в его глазах.

— Маршал отпустил нас, — хмурюсь я.

— Я знаю, принцесса, — глаза демона сверкают, — я никогда не буду чьим-либо должником. И Зейн отчаянно желает получить частичку бессмертия для своей новой игрушки, — Мулцибер хмыкает. — Энже создаст для нее эликсир на основе моей крови.

— Это поможет ей жить вечно? — удивляюсь я.

— Не вечно, — он чуть хмурится, — лишь продлит ее жизнь, ведь в этой малышке тоже металл ваядума из-за клейма, которое на ней поставил маршал. А значит, — он чуть улыбается, — она фактически носит в себе то же самое соединение веществ, дарящее нам бессмертие. Энже лишь чуть подредактирует состав.

Мысли в голове путаются, и логика пытается противится тому, о чем он мне рассказывает.

Невозможно!

Это слово звенит в моем сознании. Но чем больше фактов я вспоминаю, тем больше убеждаюсь в том, что Мулцибер говорит правду.

«— Это, что, запись?

— Нет, это прямой эфир. Текущее время.

— Не может этого быть…»

Я провела к тому моменту на Арканууме уже несколько недель, но прямой эфир говорил о том, что я тут всего два дня.

Прямые эфиры… В тот день Энже не сделала мне инъекцию, а значит время было запущено.

«— Это, что, телевизор?! Я думала их нет на Арканууме! Я думала тут нет никакой связи кроме военной!

— Так и есть, но сегодня… Особый день.»

«Особый день» означал то, что техника работает, ведь весь остальной мир не остановлен.

От осознания этого меня начинает мутить, и Мулциберу приходится поддержать меня.

Он хмурится, а на лице больше не гуляет усмешка. Ждет моей реакции напряженно, словно… Волнуется?..

— Сколько?.. Сколько ты уже прожил?.. — тихо спрашиваю я, не узнавая собственный голос.

— Много… — отзывается он, и видя мой хмурый взгляд. — Я никогда не считал, Диана. В самом начале у нас было много запасов металла, и мы не нуждались в запуске времени.

— Как долго не нуждались? — упрямо гну я.

— Века… Столетия… — равнодушно произносит он, и у меня голова начинает раскалываться.

Вечная жизнь в заточении на Арканууме. Это то, на что он меня обрекал? Я не буду стареть, буду жить, пока он вновь не запустит время, а когда пройдет столетие для меня, весь остальной мир проживет лишь… День?

Видимо мои мысли отразились на лице, потому что Мулцибер мрачно кивнул.

— Мне нужно на улицу, — прошептала я.

Пока мы шли по мостику обратно на улицу, мне казалось, что варево в котлах источает ужасающую вонь. Душащую меня, превращающую в какую-то бессмертную тварь, застывшую во времени.

— К высотке, — произносит Эм, когда мы садимся обратно в машину.

Джип тут же срывается с места с визгом колес, а Мулцибер выглядит еще более напряженным, чем раньше. Мне почему-то ужасно хочется провести рукой по его гладковыбритой щеке, сказать, что все нормально, что я понимаю… Но… Я не делаю этого потому, что не все нормально.

Правда в том, что меня до ужаса пугает то, что он сейчас мне рассказал.

— Я… Я могу умереть, пока нахожусь здесь? — произношу тихо, но глаза Иока тут же впиваются в меня через водительское зеркало, а Мулцибер смотрит резко, поворачиваясь и гневно кривя лицо.

Мочит какое-то время, дергая коленом, а потом произносит:

— Не от старости, если ты об этом.

— А увечья…

— Они вполне реальны, — демон уже взял себя в руки и выглядит бесстрастным. — Тело сохраняет физиологические процессы, но не подвергаясь ходу времени, оно не стареет. Именно так работает сыворотка. Поддерживает в тебе жизнь, оставляя вне колеи времени.

Когда машина тормозит в этот раз, Эм выходит едва ли не ходу. Стоит там один какое-то время, словно беря себя в руки, и лишь потом открывает мою дверь.

Выхожу осторожно, разглядывая башню снизу вверх. Она выглядит просто огромной. Сотня этажей, возможно больше. Рядом разворочены глубокие котлованы для соседних строений. Они подсвечены снизу и выглядят действительно бесконечно, как ямы, тянущиеся в ад.

Мулцибер ведет меня к стеклянным дверям, а потом дальше, к лифтам. Здесь попадаются редкие тусклые огни, и я не понимаю, как он ориентируется практически в полной тьме. Наши шаги отзываются эхом в каждом уголке огромного холла.

— По нашим меркам сейчас ночь, — отчеканивает он сталью, когда мы заходим в лифт.