Марта - Светлана Гресь
Не спешите разматывать раскосый дождь свой тучки – шалуньи. Осталось покоса совсем немного до рябинки. Острой молнии отчетливый зигзаг пронизывает резко потемневший небосвод прямо над головой. Зарокотал вначале глухо, потом все сильнее распаляясь, гром и пал на землю, рассыпавшись сердитыми осколками по скошенной траве. Сразу заметался, зашумел ветер, захмелев от переполнявшего его дикого желания. Губы его шалые целуют притихшую гладь воды речной, крылья тугие качают травы волною зыбкою.
Спустился на землю бледный мрак. Спешит – торопится гроза, неся в ладонях молнии шальные. Поединок их ослепительно прекрасен. В иссиня-темном небе, пьяном от исступленной страсти, они резвятся, кувыркаются над онемевшей землей, проказливо перешвыриваются из одной тучи в другую, прожигая острым огневым копьем седые нити слез небесных.
Дождик закапал, робким шепотом жалуясь на судьбу бродяжью нелегкую. Пока тихо падают капли тонкие. Работу поневоле пришлось закончить. Изнеможенная, присела под деревом, подставляя лицо прохладе свежей. Заметила, что Ваня быстро собирает и прячет под телегу их небогатые пожитки. До нее, как, видно, ему нет дала. Сняла юбку, оставшись в одной рубахе, освободила тело, измученное жарой.
Рябинка хрупкая, развесясь кроной, повисла за спиной. Резной листок ее медленно кружится, опускаясь в усталую ладонь, словно стремится о чем-то рассказать. Слегка коснувшись его дыханием своим, отправила на землю сей неожиданный подарок. Дождь постепенно набирает силу. Капли настойчиво пробираются сквозь листву, шумят в траве резче, сильнее.
Не заметила, как подошел, рядом присел Ваня, словно мать, бережно укутал плечи ее платком. Искоса окатила его взглядом сердитым. Взор его тихий, искренний, что у девушки длинные, трепетные ресницы.
По спине ветер мурашками пронесся. Молнией колючей сорвало душу грешную. Заныло вдруг под ложечкой. Закипела в жилах кровь. И сердце, бедное, разбушевалось. Недовольно отвернулась, фыркнув в ответ неприятное что-то, вытирая капли дождевые, неубранные волосы собирая в жмут. Зябко ежилась, стараясь отодвинуться подальше.
Мягко обнял за плечи, привлек к себе, теплый, надежный. Она уже и не поймет, холодно ей иль жарко. Трясется, никак не удержать эту сладкую, предательскую дрожь. Недоуменный, он крепче прижимает к себе за плечи, пытаясь согреть. И чует она, как бессовестно тянется к парню в объятия тело похотливое. Подняла голову, что девочка несмелая на первом свидании. Его лицо так близко, что зажмурилась.
Охнула низко, глухо, безысходно, припав отчаянно к его губам. Здесь дождь хлынул со всею силой, зашумел нервно по скошенной траве. Вода полилась, словно небо прорвалось. А Марте душно, хоть и промокла вся, до нитки. Подхватилась, и задыхающаяся, бросилась в реку. Видно, бесстыдного ветра желание дикое ей передалось. Вода мягко успокаивала растревоженное тело. Надо немедленно уходить, пока еще не поздно. До ночи домой доберусь. О, Небо, помоги! Дай силы! Бьется в груди птица беспокойная.
Как надеялась когда-то на ласковую долю! Как верила в свою судьбу! С замиранием сердца чуда ждала. Увы! Обмануто счастье. Задушено руками хищными. Разбиты несбывшиеся надежды. Сколько лет прожила в тоске кромешной, дням беспросветным не ведя учет. Дай силы, Отец Небесный, со своим телом справиться теперь. Не дай мне душу погубить, в тине греха увязнуть. Еле-еле слышен онемелый дождь. Тихие слезы души взволнованной смывает осторожно он, бережно ресниц касаясь. Дождинки по щекам скользят. Сквозь наплывающую тоску молю вас, тише-тише. Не плачьте, капли, обо мне. Не рвите грустью душу грешную. Не виновата я! Он сам пришел!
Какой позор!.. Забыв приличие, к нему в объятья бросилась сама. О, горе! Как теперь забыть бесчестие!
Повернулась, обреченно голову склонив, побрела медленно к берегу, руками воду разводя. Досада горькая точила душу. Настойчивая билась мысль, бросить все, бежать немедленно домой. Подняла взгляд и оторопела. Ваня стоял на берегу и смотрел на нее так странно… и недоуменно даже. Глянула на себя и поняла, что сквозь мокрую рубашку просвечивается срамное тело. Виновато руки охватили плечи, пытаясь скрыть голую грудь.
Женщина в расцвете лет, что пышная черемуха в цвету, так же влечет к себе дурманом колдовским, так же возбуждающе желанна. Где мог такое тело видеть раньше? Что у молоденьких ровесниц можно подсмотреть? Одни намеки…
Грустных глаз его застенчивый прищур вновь поднял бурю в душе мятежной. Душно от взгляда его растерянного.
Дыхание перехватило, не выдохнуть, не продохнуть. Руки невольно охватили шею, потянулись к горлу. Миг… и рванули ворот рубахи тонкой, она упала в воду. Только волос волна буйная укрыла плечи крутые. Стояла по колени в воде кипучей во всей русалочьей красе. Сузив нахальные глаза, пошла навстречу дерзкая. Подхватил ее на руки сильные…
Марта окунула горящее лицо в ладони. Сколько времени прошло, а как свежи воспоминания, как сердце бьется горячо.
Хотела б все вернуть, но судьбу не изменить.
― Ну и что же, – нетерпеливо заерзал Трофим, – что же дальше. Не томи душу, рассказывай.
― А ничего, – улыбнулась лукаво через мгновение, овладев собой всецело. – Думаешь, все подробности сейчас на блюдечке выложу. Скажу только, что дождь не был нам помехой. Мы и не заметили, когда он кончился.
Поднялась, прошлась по комнате, глотками малыми отведала воды. А мысль все там кружилась, в ее далеком и счастливом прошлом.
Парень жадно смотрел на рассказчицу. Ему так хотелось ее обнять, поцеловать и успокоить. Подошел и залпом выпил кружку воды, зубами нервно забарабанив о железный край.
Марта снова села у окна. Голос ее густой и тихий пронимал до самой глубины души. Затаив дыхание, наслаждался его звучанием.
― Как роса в чудный миг, когда цветок распускается, тянется к солнцу, так и я, сердце свое, распахнув, потянулась навстречу счастью. Под ворохом обид и бед Ваня отыскал мою любовь. Цветы на пустыре заброшенном нашел. Если бы ты только знал, как меняется все вокруг, когда мир озаряется любовью! Каким просторным и широким, каким прекрасным становится он, если хлебнешь напитка хмельного! Зелье это запретное пили мы вдвоем до самозабвения, до сумасшествия. Пустая страсть даже долгая мгновенна. Если же любовью напоена, это … – рассказчица сделала паузу, добавила улыбаясь мило. – Так пылко греет и не испепеляет огонь желаний.
Мой Ваня душу рвал мне любовью преданной, такою нежною и такою чистой. В глаза мне ласково глядел, неустанно целовал и все шептал, – люблю, родная. Я так давно тебя люблю. Люблю… до смерти.
― Молод для меня, ты хоть понимаешь? Ведь мачеха тебе!
― Люблю тебя одну, больше жизни! Ты самая желанная!
Я шепчу в ответ слова безумные любви, прикасаясь к губам
