Ведьма по назначению (СИ) - Милославец Людмила Николаевна
Эвлонд был потрясен!
Император тоже внимательно вглядывался в лицо своего старшего сына и наследника. В прическе Эвлонда он увидел появившиеся тонкие каштановые прядки, которые непривычно ярко выделялись на фоне пышной, слегка вьющейся золотистой шапки волос, переходящих в косу. Видимо, сыну в последние дни тоже пришлось нелегко.
И без того рельефные и мужественные черты его красивого лица еще больше заострились, делая старше. Медово-янтарные глаза потемнели и глядели строже. Благородная бледность, присущая только драконам императорской семьи, стала еще более заметной.
Снятие вампирских чар, несомненно, далось сыну не просто.
Император невольно сравнил стоявших перед ним сыновей. При разительном, на первый взгляд, сходстве, они все же отличались друг от друга. Почти неприметно. Если у Эвлонда губы большого рта были тонкими с плавным изгибом, что свидетельствовало об уме, упорстве, благородстве, то у Тарелия они были немного мягче и сочнее, как у более разговорчивого, живого, темпераментного и чувственного. Взгляд больших ярких глаз указывал и на разницу их характеров. Эвлонд смотрел на окружающих серьезно, внимательно. Тарелий вызывающе и слегка иронично.
Эвлонд и Тарелий поприветствовали императора, преклонив перед ним колено и прижав раскрытую ладонь правой руки к сердцу.
— Я рад, что ты вернулся, Эвлонд, — устало произнес император и протянул руку для благословения.
Сыны по очереди подошли и коснулись губами огромного красного с золотым отливом янтаря, вставленного в перстень повелителя.
— Что произошло, пока я отсутствовал? — спросил Эвлонд, вглядываясь в глаза отца.
— Проходи, садись, — император махнул рукой в сторону кресел, стоявших напротив небольшого столика, выточенного из монолитной глыбы хризолита, и туманно добавил, — Варис сейчас все покажет и … надеюсь, объяснит, что произошло.
Из неприметной двери в глубине кабинета вышел Верховный жрец в черном просторном балахоне. Его волосы, также уложенные в три заплетенных косой кольца, почти касались пола. И были они уже совершенно черными, только несколько ярко-золотых прядей тянулись от висков к затылку и терялись в плетении кос.
Эвлонд отметил, что глаза Вариса, цвета красного золота, были воспаленными и утомленными, значит, жрецу пришлось несколько часов подряд вглядываться в мерцающие блики магических зеркал, выискивая следы какого-то еще неизвестного ему врага.
Коротко кивнув в знак приветствия, жрец установил на столике, стоящем перед креслами, магический шар, переливающийся голубоватым дымком.
— Это мы получили сегодня утром, — проскрипел он хриплым старческим голосом и уточнил, — послание от Ррона..
Эвлонд раздраженно сложил руки на груди и гневно взглянул на отца, собираясь сообщить, что не расположен выслушивать очередное оправдание вампиров.
— Та-ак … полагаю, я здесь лишний, — тут же попытался ретироваться Тарелий, сообразив, что дело пахнет скандалом.
Отец и старший брат отличались изрядным упрямством и, хотя могли поступиться им в интересах государства, но не в отношении собственной жизни. Эвлонд тот вообще не терпел ничьего вмешательства в личные дела.
— Останься, — твердо заявил отец, — это дело государственной важности.
Тарелий ошеломленно замер на месте, а Эвлонд удивленно приподнял бровь. Тарелий, в силу возраста, еще не имел права присутствовать на секретных совещаниях. Ведь он еще даже не прошел посвящения и не принес клятвы верности. Так что заявление императора было, мягко говоря, незаконным.
Тарелий растерянно взглянул на жреца.
— Подойди, — проскрипел старик, — встань на колени и склони голову.
Тарелий повиновался.
Жрец возложил на его голову руки. Блеснула золотая молния, и огненный смерч охватил на мгновение тело молодого дракона. Когда вихрь улегся, на теле Тарелия еще были видны алые знаки рода Огненных драконов, но вскоре они померкли и исчезли, впитавшись в бледную кожу лица и рук.
Этот обряд должен был пройти только через два дня, во время государственного праздника. Его следовало проводить в торжественной обстановке, в присутствии всей жреческой коллегии, при большом скоплении почетных гостей и граждан Империи. Празднества должны были продлиться несколько дней, и Тарелий с нетерпением ждал этого дня. Поэтому он никак не рассчитывал, что его посвящение пройдет так скоротечно и буднично. Хотелось даже как-то оскорбиться по этому поводу, но он, взглянув на встревоженного отца и сердитого брата, отложил обиду до лучших времен.
Далее Тарелий был обязан произнести клятву верности государю и Империи, что он и сделал незамедлительно, произнеся заветные слова хриплым от неожиданности, удивления и оскорбления голосом.
— Все настолько серьезно? — хмуро спросил Эвлонд.
— Суди сам, — ответил жрец и коснулся шара магическим лучом, выпущенным из указательного пальца.
Тарелий поднялся с колен и угрюмо уставился на шар, дымка в котором стала постепенно светлеть, открывая взору наблюдателей неясную пока картинку. На него уже никто не обращал внимания, что еще больше задевало его.
«Поздравления и подарки, видимо, получу не скоро», — грустно усмехнулся он про себя.
Шар между тем значительно увеличился в размерах. В его посветлевших недрах появилось изображение комнаты, вся обстановка которой была выполнена в соответствии с вампирскими вкусами. Черно-красная обивка старинной мебели гармонировала с тяжелыми занавесями узких арочных окон и древних гобеленов, выдержанных в таких же темных тонах. Большие черные свечи, горевшие в двух высоких напольных подсвечниках, скорее подчеркивали полутьму, скопившуюся по углам, чем освещали помещение. Вампиры не нуждались в свете, и свечи являлись лишь декоративным предметом интерьера, привносившим в него некое романтическое и интимное настроение.
Эвлонд упрямо сжал губы: он узнал будуар Аэсты. Чего такого серьезного могла сообщить эта женщина в свое оправдание, что так заинтересовало императора и жреца? В конце концов, это его сугубо личное дело! Женщина, к которой он не так давно относился лучше, чем ко многим другим, добивавшимся его внимания, повела себя непростительно. Он удалил ее из своего круга. Что еще в этом может быть непонятного и занимательного? Не хватало еще, чтобы император и жрец бесцеремонно вторгались в его личную жизнь и разбирали его интимные проблемы.
Тем временем картинка полностью проявилась, и они увидели лорда Ррона, который в бешенстве вышагивал по комнате. Дверь отворилась, и в будуар стремительно вошла леди Аэста. Тонкая ткань ее обманчиво закрытого платья не скрывала ни единого обольстительного изгиба высокого стройного тела. Черные волосы струящимся водопадом лежали на плечах и спине, глаза горели яростным огнем. На ее потрясающе красивом лице не было и следа раскаяния, наоборот, оно пылало яростью и возмущением.
Ррон попытался что-то сказать, но дочь вскинула руку, призывая его к молчанию.
— Прежде чем вы начнете свою гневную речь, отец, позвольте мне кое-что пояснить, — не терпящим возражения тоном произнесла она. — Во-первых, я не глупая юная девица, от избытка чувств решившаяся наложить любовные чары на мужчину, дабы он от меня не сбежал. Я, хвала Лолле, еще в состоянии сама удержать любимого подле себя, что и доказала, будучи единственной женщиной милорда Тавери на протяжении почти двух лет. Эвлонд не тот человек, с которым проходят подобные шутки, и я это прекрасно осознала, имея возможность близко изучить его характер и привычки. Зачем, скажите, мне рисковать его расположением, если он и не собирался от меня отказываться?
Во-вторых, то, что произошло в нашу последнюю ночь, никак не вяжется с обычным поведением милорда.
Леди Аэста подошла к отцу и слегка оттянула упругую ткань высокого ворота. По всей шее и груди стали видны следы укусов, кроваво-синих засосов и сильных ожогов.
— Стынь кроме-е-ешная! — присвистнул Тарелий. — Брат, да у тебя проблемы с самоконтролем.
Эвлонд с ужасом смотрел на то, что, как оказалось, сотворил, хотя ничего подобного не помнил.
