Дэйна и Эльнарион. История одной игрушки (СИ) - Макуш Тиана

— Экселенца, дозвольте просить разрешения на личную аудиенцию?

В зале повисла гнетущая тишина. Просьба, хоть и почтительная, являлась верхом нарушения этикета: личной аудиенции удостаивались далеко не всякие главы Семей. Но момент выбран удачный — правительница находилась в благодушном настроении, и ей было интересно, о чём таком хочет поговорить младший Виардэн, вернее, о чём хочет попросить. И, как уже говорилось, благоволение Дэйны давало вампиру право на некоторые вольности. Тем более что на её памяти, это будет вообще первой просьбой с его стороны.

— Оставьте нас.

Вампиров словно сдуло ветром, лишь шелест закрывшихся дверей проводил их. Дэйна же с интересом ждала продолжения. Дориан приблизился вплотную к трону и вдруг упал на колени и прижался лбом к изящным туфелькам правительницы. Донельзя удивлённая, та начала понимать, что просьба и впрямь ожидается серьёзная. Вампир не разочаровал.

— Моя госпожа, молю о милости! Только в вашей власти помочь мне!

— Дориан, я никогда не сомневалась в твоей преданности и покорности, так что не надо демонстрировать их столь… преувеличенно. Встань и объясни уже свою проблему.

Вампир выпрямился, но вставать с колен не спешил. В глазах горела надежда и отчаяние.

— Экселенца! В путешествии я встретил свою Пару. Но слишком поздно — она человек и уже стара, жизненный путь её подходит к концу. Помогите, умоляю!

Дэйна застыла фарфоровым изваянием. О, да, тут и в самом деле помочь может только она. Ритуал омоложения кого-то, а не себя, может провести лишь достаточно старый и сильный вампир, никак не моложе шести тысяч лет. Сложный, затратный, опасный (не удержишь нити сил и срикошетит так, что мало не покажется, вплоть до смертельного исхода). А потому и очень редко применяемый. Обращение тоже омолаживает, но совсем не так, как необходимо молодому и полному сил мужчине. Конечно, правительница могла бы отказать, но и тут Дориан знал, к кому обращается. Пара… Потерять того единственного, с кем возможно настоящее счастье и понимание, очень больно, особенно зная, что такой шанс выпадает единожды.

У Дэйны отобрали счастье больше полутора тысяч лет назад. В потасовке-западне, надёжно и мастерски уничтожили не только тело, но и душу её Суарена, надеясь ослабить власть Главы. Того, кто научил её делать боль сладкой, того, с кем прошло счастливых три тысячи лет, как единый вздох. Единственная удача заговорщиков при попытке переворота. Больше на такую глупость никто не решался. А виновные, которых разгневанная и убитая горем женщина нашла очень быстро, ещё несколько столетий молили о снисхождении и милосердной смерти в пыточных подвалах. Дэйна милосердия не знала. Благодаря проклятому создателю у неё не может быть детей — слишком ранним было обращение, когда юная демоница ещё не вошла в пору физиологической зрелости — так что после смерти единственного у неё не осталось ничего от него. Только боль необратимой потери.

Да, она прекрасно понимала состояние молодого вампира. Тонкие пальцы погладили замершее напряжённой маской лицо.

— Сколько ей сейчас лет, малыш?

Мужчина облегчённо выдохнул и расслабил плечи. Потом осторожно обхватил тонкую ладошку руками и прижался к ней в благодарном поцелуе.

— Девяносто два, экселенца. Спасибо вам!

— Рано благодаришь, мой хороший. Вот когда всё получится… Надеюсь, ты привёз её с собой?

— Конечно, госпожа. Она в стазисе: когда почувствовал Зов, Лейта была почти при смерти.

Плохо. Значит, сначала хотя бы минимальная стабилизация, и лишь потом омоложение. Мысленно проведя подсчёты, Дэйна вздохнула — чтоб сбросить десяток лет, нужна жизненная сила полной пары. Опять люди начнут кричать о разгуле нежити…

— Раз стазис — это хорошо, во времени не ограничены. С тебя семь средних накопителей, на каждый по юноше и девушке, не старше семнадцати, три девственницы… Впрочем, девственниц может заменить молодая беременная на позднем сроке, это даже лучше — такую можно выкупить в тюрьме, среди смертников. И старайся покупать рабов, или действовать без следов, а чтоб людей не будоражить, разошли слуг в разные страны. Не успеешь до новолуния — подождём следующего. Алтарь будем использовать ваш, семейный. И, Дориан, твои подарки прекрасны, но ты же понимаешь, что за такой ритуал будешь должен мне ооочень долго и много?

Молодой мужчина усиленно закивал головой, но счастливая улыбка не сходила с его лица. Ради обретения Пары вампиры способны на многое. Погладив Дориана по голове, Дэйна выяснила подробности находки эльфа, узнала, что девочка была найдена в том же месте и всё время в пути жалась к юному воину, затем потребовала передать ей знание языка пленника и отправила вампира к отцу. Ритуал ещё не скоро, а в собственных покоях её ждала новая, такая заманчивая игрушка.

Растягивать ожидание на долгую дорогу к своим комнатам не было никакого желания, и правительница рассеялась с трона тёмной дымкой, тут же материализовавшись в спальне. Приказ эльф исполнил буквально: чуть влажные волосы рассыпались по плечам, кожа приятно пахла свежестью, а сам он застыл на ковре у кровати — руки, стиснутые в кулаки, на коленях, голова склонена. Обнажённый… ведь госпожа не приказала одеться. Послушное тело с мятежным духом. Ей понравилось его сопротивление ментальному вторжению, довольно удивительное, кстати: редко кто мог противостоять её воле хоть сколь-нибудь долго. Но правительница вампиров специально не стала подчинять душу раба — никакого удовольствия в том, чтобы обладать, бесспорно, покорной, но самой настоящей куклой, не было.

Дэйна облизнулась и тихо приказала:

— Встань. И медленно повернись вокруг оси.

Эльнарион смог удержать себя, чтобы не отдёрнуться — таким внезапным было неслышное появление вампирши в комнате — но дрожь скрыть не получилось. Как бы в душе всё не бунтовало, противиться у эльфа возможности теперь не было. Он поднялся с колен, моментально наливаясь румянцем смущения. Какого, в Бездну, смущения? Конечно же, негодования! Его осматривать тут собираются, как раба на невольничьем рынке. А стесняться ему уж точно нечего, не девственник давно, да и чем-чем, а своим телом гордиться есть все основания. Но само тело меж тем, подчиняясь чужому приказу, медленно двигалось.

Смотреть на высокого поджарого эльфа было сплошным удовольствием. И Дэйна полностью отдалась ему, блуждая взглядом по крепким тонким мышцам, маленьким розовым соскам, рельефному животу, хм… весьма приятному на вид мужскому достоинству, длинным сильным ногам, потом — по ровной линии спины с пропорциональным разворотом плеч, упругим поджатым ягодицам. Красивый мальчик. И вкусный. Зажатый немного, излишне гордый, но всё поправимо. С её-то опытом. Перед мысленным взором пробегали варианты развития их дальнейших отношений.

Сломать… Самый простой вариант, кстати. Это ведь можно делать мучительно медленно, наслаждаясь каждой сдачей эльфа, каждым криком боли, чувством полной беспомощности. Чужая боль и отчаяние так сладки. Можно подчинить душу, уничтожив саму вероятность сопротивления и получив на выходе абсолютно покорное и на всё готовое существо, не способное и шагу ступить без приказа. Скучное. Впрочем, этот вариант её сразу не устраивал. Но слаще всего — заставить раба сдаться самому, признать свою полную принадлежность и получить его безоговорочную преданность. Только сложно. Чего ждать от эльфа, Дэйна не представляла — как-то не приходилось ей раньше иметь дела с этой расой. Но так даже интереснее.

Выполнив приказ, Эль замер, глядя поверх головы вампирши. Ещё оставалась маленькая надежда договориться с ней: как бы ни было, но никогда раньше вампиры не покушались на членов высшей аристократии эльфов, а теперь, заполучив сына Главы одного из Старших Родов, они приобрели и смертельного врага в лице его отца. В том, что отец обнаружит его местонахождение, у эльфа не было оснований сомневаться — родовая татуировка с внедрённым заклинанием-маяком для этого и существовала. А мир с вампирами настолько хрупoк, что любой неосторожный поступок с их стороны грозил его развалить.