Александра Турлякова - Мирон сын Мирона
— Пусти меня… — Олдер вцепился в запястье, пытаясь освободиться от руки Мирона. Сверкал глазами.
— Оставь Мирону мироново, не вмешивайся в мои дела, и её — не трогай…
— Отпусти меня, Идвар! — скорее приказал, чем попросил Олдер, всё ещё пытаясь освободиться, разжать сильные пальцы. Это в детстве он был сильнее, лучше держался в седле, точнее стрелял из лука, но сейчас годы, проведённые в походах, рука, привычная к тяжести меча, сказывались. И страх вдруг промелькнул в глазах наследника:
— Пусти…
И Идвар разжал пальцы, отпуская его. Олдер отшатнулся, спустился ещё ниже на ступеньку, зло зашептал, расправляя ворот камзола:
— Я запомню это, вот увидишь… Ты только день, как её муж, а уже похож на свою безумную жену… Но последнее слово за мной будет… Так и так, мне подчиняться будешь…
Но Идвар уже не слушал его, прошёл мимо. Сердце стучало тысячей копыт, он никогда, никогда так не делал. Все попытки сопротивления пресекались ещё в детстве жестоко и грубо. Сейчас он уже не тот, он стал сильнее, и опыт сказывался. А ещё, присутствие Аэллы за спиной наполняло решимостью разговаривать даже с Майнором наравных, не давать ему издеваться. Как раз, та решимость, которой всю жизнь не хватало.
После верховой прогулки, уже за завтраком, лишь король поинтересовался:
— Всё нормально?
— Да, мой король.
— Твоя жена ещё спит, отказалась спускаться к завтраку….
— Она устала за вчерашний день…
— И ночь — надеюсь! — перебил его король, и Идвар промолчал, запив досаду разбавленным вином.
Король перевёл разговор на другую тему, больше не разговаривая о свадьбе. Идвар ушёл мыслями в себя и не слушал. Может, действительно, сейчас самое время покинуть Мирополь, уйти подальше от толков и пересудов, избавиться от этих косых взглядов и улыбок непонятной жалости — на лице королевы, и злорадства — на лице короля и его старшего сына.
* * * * *
Аэлла готовилась ко сну, ходила по комнате в длинной рубашке и деревянным гребнем расчесывала волосы. Зашёл Идвар, спросил негромко:
— Ты уже собираешься спать?
— Да. Что-то нехорошо мне сегодня… Да и делать нечего.
— А я собираюсь с Олдером сыграть партию в шахматы, он сам предложил. Ты меня не жди, я приду позже.
— Конечно, — она прошла, утопая босыми ногами в мякоти ковра. — Неужели ты думаешь, я буду закатывать сцены?
Идвар присел на край кровати, пожал плечами, глядя снизу, ответил:
— Да нет, я просто хотел предупредить, вдруг ты потеряешь меня, — помолчал немного, не сводя глаз с фигуры жены, угадываемой под свободной ночной рубашкой, смотрел на руки, снующие с гребнем в светлых прядях волос. — Отец ещё одно письмо из Райрона получил. Там опять восстание, где-то в Западных землях…
— Он торопит нас? — Аэлла обернулась к нему.
— Пока ничего не говорит.
Она почувствовала его взгляд на себе, мучительный; скольких же усилий требовалось, чтобы сдерживать себя, не дать рукам действовать. А у него уже было это раз, когда он, поддавшись страстному безумию, рвал на ней одежду, сжимал тело дрожащими от вожделения ладонями. Аэлла помнила это и стала торопиться, быстро разделила волосы на пряди и стала сплетать косу. Идвар следил за её пальцами.
— Ладно, иди, а то он ещё потеряет тебя, подумает, ты испугался играть с ним, заранее сдаёшься…
— Да нет! — Идвар улыбнулся.
— Иди, я буду ложиться, я устала сегодня, меня с утра тошнит от всего.
— Это от него, да?
Она поняла, что он смотрит ей на живот, будто уже что-то было видно.
— Пожалуй, до этого мне никогда так худо не бывало.
Идвар опять спросил:
— И когда он родится?
— Весной, в конце марта или в начале апреля…
— Я тоже родился в апреле…
— Он-то, надеюсь, не будет болеть, он должен родиться нормальным…
— Я тоже родился нормальным, я потом заболел…
— Ты родился нормальным здоровым ребёнком? — она нахмурилась недоверчиво.
— Как все, в срок, через девять месяцев…
— А почему болел тогда?
Идвар пожал плечами:
— Не знаю.
— Я подумала, ты родился раньше срока.
— Да нет же! Почему?
А Элла ничего не ответила и всё так же, нахмуренная, стала расправлять постель, заставив этим Идвара подняться. Он ещё немного потоптался и ушёл, пожелав спокойной ночи. Аэлла погасила свечу и долго лежала без сна, думая. Последний разговор не шёл из головы. И тут она, вытащив из-под одеяла руки, стала считать на пальцах месяцы. Апрель… Апрель, март, февраль, январь… И тут её аж подбросило. Август! Август месяц! Почему это так удивило её? Да потому что в это время король Эдуор болел, лежал в лихорадке, со сломанными ногами! Какие тут могут быть дети?.. А это значит…
У неё аж дыхание остановилось.
А это значит, что король не является отцом Мирону! Идвар — не сын короля! Его мать — королева Иолла родила сына от чужого мужчины, другого мужчины. Знает ли сам король?.. Конечно, знает! Отсюда его отношение к сыну, или уже не сыну… Не поймёшь!
А, может, и смерть королевы не случайна? Совсем не зря она умерла? Может, и так…
Надо узнать это, проверить у кого-нибудь, спросить. У кого? Кто это может знать? Кто ответит на вопросы?
И сна ни в одном глазу! Какой уж тут сон!
* * * * *
Дверь ей открыл мужчина средних лет, скользнул по лицу глазами, спросил:
— К матери?
Аэлла кивнула головой, боясь спросить хоть что-то, задать уточняющий вопрос. По-моему, она всё определила правильно. Рядом рынок, улица Пекарей, и именно здесь должна жить Старая Арда, так на улице указали.
Её и служанку пропустили внутрь, в лавку. Здесь торговали хлебом, и мужчина прошёл вглубь, в другую комнату, прихрамывая находу. Всё правильно. Это, должно быть, младший сын повитухи, тот, что хромой от рождения.
— Заходите… — он пригласил их, выглянув.
— Подожди меня здесь, — Аэлла приказала Эл остаться и прошла в другую комнату. Старуху она увидела сразу и даже замерла, не говоря ни слова. Маленькая, согбенная годами и проблемами, повитуха собирала на полке какие-то скляночки, переставляла с места на место, что-то бормоча. На гостью даже головы не повернула, и Аэлла спросила спустя минуту:
— Вы — Старая Арда?
Старуха ответила, даже не глянув в её сторону:
— Я ни разу не видела тебя, в первый раз пришла? — повернулась и посмотрела чёрными внимательными глазами, долгим оценивающим взглядом. Аэлла уже сбросила капюшон с головы, но плащ всё равно скрывал фигуру. — Почему раньше не пришла? Уже вечер, поздно, мы закрыты…
— Я не хочу, чтоб меня видели…
