У роз нет запаха и вкуса - Лея Болейн
— Я же тебе сказал…
— Что написал какое-то письмо, разрывающее помолвку за две недели до свадьбы, проведя несколько минут с женщиной, с которой переспал несколько раз шесть лет назад? Тебе самому не смешно, Вильем?
— Нет, мне не смешно.
Тело всё ещё потряхивало от обещания неслучившегося удовольствия. Вильем стоял на полу на коленях между моих разведённых ног и смотрел на меня в упор. Карие глаза потемнели, а лицо заливал румянец. Как тогда…
— Мне нужны вы обе. И я не хочу, чтобы ты терпела. Уже натерпелась.
— Хочу тебя, — я потянулась к нему, но он не дал мне коснуться себя, однако и рук с моей талии не убирал. — Я хочу тебя безумно. Давай всё будет честно. Что тебе говорил Мортон обо мне тогда? Что меня надо соблазнить?
— Альяна, ты…
— Говорил?
— Да, — Вильем сжал руки чуть сильнее. — Хотел проверить твою верность. Что-то в этом духе.
— Слабовато ты проверял. А в итоге убедился, что Мортон прав, так?
— Я сразу отказался. Несмотря ни на что… Ты никогда не казалась мне порочной. И по поводу всего остального, что ты сейчас наговорила…
— Не надо, — я прижала ладонь к его губам. — Не надо ничего отрицать. Ты же знаешь, что я права. Мы оба это знаем.
— Ты не права. Я думал о тебе шесть лет, считая, что тебя больше нет, Альяна!
— Мёртвые куда лучше живых. В них трудно разочароваться.
— Дай мне время. Я всё решу.
— У меня полно времени. Это у тебя его нет, — я кивнула в сторону упавшей под стол газеты. — И Роуз…
— Дай мне время с вами обеими, Аль, — его нос уткнулся мне в шею, губы щекотали кожу. — Мне так хорошо с тобой. С ней. С вами. Не прогоняй меня.
— Разве я прогоняю? Один день с непривычки хорошо, Вильем. А потом? Будем спать друг с другом, пока я тебе не надоем. А я быстро тебе надоем, мне уже тридцать один, и характер у меня скверный. Волосы чёрные, на плече след ожога. И Роуз не всегда такой ангелок, как сегодня. Она бывает капризной, бывает вредной, и…
— Я иногда жую перья для письма, — сказал Вильем, глядя мне в глаза. — Иногда храплю во сне и пускаю слюни. Когда у меня жар, то меня всё раздражает, а ещё хочется, чтобы надо мной кудахтали и кормили с ложечки. А ты можешь обрушить эту крышу нам на головы. Но мне так хорошо с тобой. И ты уже не замужем, Аль. И Роуз я никому не отдам, пока ей не исполнилось восемнадцать, пока она не захочет создать собственную семью.
— Посмотрим через две недели, — сказала я ему в ухо. — Спокойной ночи, Вильем.
Глава 23
Закрыться с Алей и Роуз безвылазно на ближайшие пару лет, пока всё не утихнет, было бы идеально. Но он действительно на эмоциях отправил письма из Экрейста, скорейшим почтовым отправлением, естественно, и понимал, что на конверте будет стоять экрейстовский номер почтового отделения.
А это значит, его очень быстро найдут. Надо действовать наперёд.
В ту первую ночь Вильем остался ночевать в доме Альяны, на софе в гостиной, а проснулся незадолго до рассвета — некоторые монастырские привычки он так и не изжил, хотя уже почти семь лет не слышал звона монастырского колокола. Встал, плеснул на ладони прямо из кувшина в кухонном закутке, умыл лицо… И тихо прошёл в сторону спальни, отчаянно надеясь, что дверь не скрипнет и не заперта на засов. Не заперта — засовов на ней не предполагалось в принципе.
Роуз спала на маленькой детской кровати, на спине, раскинув руки и ноги в стороны морской звездой, в точности, как обычно спал он сам. Неожиданная волна злости поднялась внутри: он должен был узнать раньше! Сейчас ей пять лет, а какой она была год назад? Два, три, четыре года назад? Когда первый раз смогла сотворить иллюзию? Не испугалась ли? Почему не любит улиток? И какого дьявола общаться Аля отправляла её к своей долбанутой сварливой сестрице, внушавшей его — его! — дочери, что у неё не такой нос и что замечательные забавные конопушки — это некрасиво?!
А вслед за злостью пришёл страх, что он может потерять её. Их. Снова.
Альяна тоже спала — а может быть, притворялась, таким ровным и беззвучным было её дыхание. Лежала на боку, трогательно, по-детски подложив ладони под щёку, и Вильем торопливо сделал шаг назад, чувствуя, что сейчас не выдержит и схватит её в охапку. Места двоим в её постели хватит…
Нет уж, хватило с него и вчерашнего возбуждения, не получившего разрядки.
«Хорошо, я буду твоей любовницей», — сказала она, и это было правильно. «Безумно тебя хочу», — сказала она. Разве он не должен был рад, услышав её столь легко полученное признание? Разве не об этом он мечтал все эти шесть лет? Ещё раз уложить в постель свою вновь обретённую самую желанную женщину?
Но её слова на признание не походили. Скорее… на откуп. Альяна откупалась от него своим телом. От его участия, его присутствия, его притязаний на значительное место в их жизни. На дочь.
Расторгнуть помолвку через несколько минут после того, как встретил женщину, с которой переспал несколько раз несколько лет назад… Его жизнь стала трагикомедией.
Тогда, шесть лет назад, он испугался.
Сейчас понял, что, если испугается вторично, смалодушничает, упустит момент, будет жалеть не шесть лет, а все сорок или пятьдесят. Чуть больше, чуть меньше, как жизнь сложится.
Буквально выскочив из спальни Роуз и Альяны, Вильем написал детским восковым мелком на оборотной стороне одного из рисунков, лежащих на полу: «Не сбегай. Я вернусь» — и положил на стол, усыпанный бисером.
Он был знаком с Веронеллой год. С отцом семь лет. С Альяной… сколько наберётся дней, когда они виделись? По пальцам пересчитать. Но только в её доме после смерти матери он впервые не почувствовал себя чужим, посторонним. Даже жаль, что он не сможет показать ей, что выбирает её, потому что выбора никакого и не было. Ничего не было в той, другой жизни, что можно было бы положить на весы, от чего отказаться. Даже магия. Даже наука, магистратура, должность…
Ему повезло с экипажем, доставившим его в столицу уже к десяти утра.
