Женаты по договору - Деметра Фрост
— Не надо! — снова просит жалобно девушка, но уже поздно — Аттавио медленно погружается в ее лоно, вырывая из груди тихий и отчаянный стон, и одновременно прихватывает губами чувствительную кожу на затылке.
Он берет ее аккуратно и неторопливо, явно жалея вчерашнюю девственницу. Ласкает пальцами и губами, прижимает к своему торсу, обволакивая собой и своим запахом — слегка пряным и горьковатым от пота. Но совершенно не раздражающим и не неприятным.
Только… подавляющим каким-то. И чрезмерным властным.
Потому-то Мира совершенно ничего не может сделать против воли мужа. Да и… не хочет, если быть честной с собой.
Слишком уж сильные эмоции вызывают в ней прикосновения графа. И тело отзывается — порочно и сладко, вибрируя каждой частичкой своего существа.
— Как же так…? — забывшись, выдыхает она потрясенно, когда умелые пальцы мужа вновь подводят ее на вершину экстаза, и она, под оглушительный бой собственного сердца, сотрясается всем телом, выгибается и откидывает голову на его плечо.
Аттавио дает ей лишь несколько секунд на передышку, а потом снова начинает атаковать — быстро, но аккуратно. Сладко. Но решительно. Рыча и до боли сжимая пальцы на нежных и мягких бедрах. Шумно дыша в растрепанные волосы цвета бледного золота.
И совершая один толчок за другим. Проникая глубоко и упруго.
Мираэль стонет и выгибается навстречу. Иногда вскрикивает. Цепляется пальцами за мужские ладони. Но не останавливает. Лишь вздрагивает раз за разом и с отчаянной покорностью принимает в себя мужа.
И едва ли понимает, что, кончив, Аттавио не торопиться покидать его лона. Наоборот — вжимается сильнее, удерживает руками и мягко поглаживает, будто успокаивая после своеобразного марафона.
А еще целует. Непривычно, но так сладко и нежно, что нереальные ощущения затмевают остатки сознания и погружают ее в волшебное марево, состоящее из тепла и неги…
* * *
Рассматривая себя в зеркало, Мираэль недовольно поджимает губы и даже морщится. Хочется ругаться, хочется взять и незамысловато побить мужчину, который «украсил» ее шею, плечи и грудь яркими отметинами.
И вот как в таком виде она покажется Золе? Что подумает эта девушка, увидев эти порочные и вульгарные отметины?
Ужас какой!
Недопустимо!
Ох, и зла она на мужа.
Но больше — на саму себя, которая позволила сотворить с ней подобное. И распутно отозваться на все те непотребства, что тот с ней сотворил.
Например, вульгарно стонать. Выгибаться в экстазе. И даже кричать от наслаждения.
Кошмар, сущий кошмар…
Но стоит Мире вспомнить тяжесть и неестественную наполненность внутри себя… Жадные поцелуи и властные движения…
Даже голова кругом идет и живот наполняется сладостью, а голова — туманным флером.
И вот что это может значить?
Что она — развратная и распутная женщина?
Что она, поступившись с собственными принципами, не может сдержать собственные животные инстинкты?
Как же выдержать эти мучения? Как смотреть на себя, а еще — в лицо мужу, с которым у нее должны были быть сугубо деловые и независимые отношения? Как сдержаться и не покраснеть в его присутствии, зная, что он не только видел ее голой и помешавшейся от страсти, стонущую и выгибающуюся от чувственных ласк, но и иступленно шептавшую его имя и прижимающейся, чтобы получить еще, еще больше удовольствия?
Чтобы избавиться от неприятных мыслей и эмоций, Мира решает привычно занять себя делом. Но сначала — тщательно и кропотливо одевается в самое глухое и закрытое платье, тщательно причесывается и убирает волосы в скромную и тугую прическу.
Идет в библиотеку. Именно туда, где, как сообщил дворецкий, сложили купленные накануне книги.
Разбирая их, таки разные и такие манящие, Мира незаметно для себя успокаивается, увлекаясь. Рассматривает с жадным любопытством, углубляется в чтение. И совсем теряет связь с временем. Пару раз в библиотеку заглядывает Зола, но графиня едва ли обращает на нее внимание, как и на столик с легкими закусками и чаем. Отмахивается, когда та напоминает о том, что пришло время обеда. И что-то бурчит в ответ на замечание, что «негоже молодой госпоже сидеть столько часов подряд среди книг и игнорировать приглашение мужа».
Да-да, даже последний комментарий Мира пропускает мимо ушей. До супруга ли ей сейчас, когда в ее руках такое богатство?
Поэтому нет ничего странного в том, что граф появляется в библиотеке собственной персоной.
Однако Аттавио совсем не злится на нее. Не чувствует он ни раздражения, ни раздосадованности — не после того, как ночью таки добился своего, да и утром порадовал себя приятной и желанной близостью с красивой и такой отзывчивой молодой женой.
Только любопытство. И, может быть, немного сожаления. Все-таки он был немного несдержан, хотя должен был пожалеть девственницу, потерпеть, быть более внимателен к ее состоянию после дифлорации.
Но как же трудно было удержаться! После всего, что он успел увидеть и почувствовать, ощутить под своими руками и поймать ответные реакции нежного и трепетного тела.
А уж от мысли, что он оказался у нее первым…
Голова пошла кругом. Низменные и порочные порывы возобладали над разумом, а от сладкого предвкушения того, что он — именно он и никто другой — может всему ее обучить и показать искушения всевозможных форм, сердце заходилось, как у нетерпеливого подростка.
А ведь он никогда не был как-то по-особенному заинтересован в девственницах. Всякое, конечно, случалось, но не лучше иметь дело с женщиной опытной и знающей, чего она хочет и как доставить любовнику удовольствие?
Определенно, лучше.
Но, как оказывается, это правило работает со всеми, кроме его собственной жены.
Как же интересно порой действуют жизнь и судьба…
И вот теперь эта девушка, совершенно, как оказалось, неискушенная и неопытная, закрылась от всего света и, в первую очередь, от него самого в библиотеке — в последнем месте, где должна находится молоденькая и красивая аристократка, — и с поразительным внимание изучала книги — и не любовные романы или стишки каких-нибудь легкомысленных поэтов, а серьезные и научные трактаты, от которых с таким трудом оторвалась только вчера.
А как мило и трогательно она сейчас обустроилась!
Забралась с ногами, скинув туфли, на низкую тахту, под самый светильник, но все равно близоруко щурилась. Сосредоточенно поджимала губы и рассеянно проводила, будто лаская, подушечками пальцем по краям страниц. Иногда слегка хмурилась. Иногда — торжествующе улыбалась. Что-то
