Милость крестной феи - Мария Заболотская
– Нет, я желаю прояснить все именно сейчас! – воскликнул Ашвин, и глаза его лихорадочно блеснули. – Объявите о моих правах вслух ясно и четко, чтобы не было ни малейших сомнений: я – принц!
– Сдается мне, парнишка от потрясений не в себе, – прошептал Одерик Маргарете.
Но она, едва заметно улыбнувшись, ответила:
– Нет-нет, он делает все верно!
Господин Эршеффаль, взгляд которого бегал все беспокойнее – как и у любого другого человека, который не знает, чего именно ему нужно опасаться, – неохотно и опасливо промолвил:
– В том, что вы принц, не может быть никаких сомнений! Ваш покойный отец, находясь на пороге смерти, поручил мне и сударыне Беренис – единственным людям, показавшимся ему достойными доверия, – втайне заботиться о вас… О наследнике… Вам, ваше высочество, грозила смертельная опасность – узурпатор наверняка бы избавился ото всех претендентов на трон! И мы с Беренис, рискуя жизнями, сделали всё, чтобы убедить врагов, будто погиб не только король, но и его единственный сын. Мы поклялись оберегать вас и вернуть вам трон, как только для этого представится возможность. Вы, должно быть, слышали, как Беренис говорила, что я намеренно мешкал, не желая следовать присяге, чтобы не подвергать себя опасности… Ну так вот, могу поклясться, что это – гнусная клевета, ядовитые измышления, ведь сама она…
– Вот это мне сейчас не интересно вовсе, – прервал его пылкую речь Ашвин, и, несмотря на холодный тон наследника, лицо Эршеффаля несколько прояснилось. Ему все еще было невдомек, чего добивается принц, но по меньшей мере он не собирался обвинять опекуна в намеренном бездействии и нарушении клятвы верности…
– Что же вас интересует, ваше высочество? – с готовностью спросил он.
– Все, что имеет отношение к моему статусу принца, – отчеканил Ашвин. – Положены ли мне какие-то… регалии? Меч? Корона?
– Корона! – воскликнул Эршеффаль. – Разумеется! Я все эти годы верно хранил… надеясь… веря… во имя богов… Я немедленно принесу ее вам!
Одерик, которому происходящее казалось все более безумным – до коронации ли, когда Эли едва жива и слабеет с каждой минутой? – едва удерживался от того, чтобы обругать от души и Эршеффаля, и тщеславного мальчишку. Но Маргарета жадно прислушивалась к каждому сказанному ими слову, видимо находя в этих речах какой-то смысл, – и уж в супруге Одерик не посмел бы сомневаться. Слабый огонек надежды забрезжил в его душе. «Неужто? – подумал он, боясь даже мысленно произнести то, что пришло ему на ум. – Неужто?..»
Тем временем Эршеффаль вернулся, с благоговением держа в руках ларец.
– Корона принца, передававшаяся в вашем сиятельном роду от отца к сыну с незапамятных времен! – сказал он торжественно.
– Ну так возложите ее на мою голову, сударь! – нетерпеливо вскричал Ашвин. – Раз уж вы являетесь душеприказчиком покойного короля, то имеете полное право меня ею увенчать!
Господин Эршеффаль совершенно точно не ожидал, что ему придется короновать принца, не сменив дорожной одежды на приличествующую случаю, – а сам принц при этом и вовсе будет грязен, лохмат и бос, – но не нашелся, что на это возразить. Объявив, что выполняет волю покойного правителя, он возложил тонкий обруч на спутанные волосы Ашвина.
– Вот уж не думал, что вы пожелаете так решительно и быстро заявить о своих правах! – заметил он.
– Я обязан выполнить мое предназначение, – коротко ответил на это Ашвин.
Разумеется, господин Эршеффаль, услыхав о предназначении, посчитал, будто Ашвин говорит о своем долге наследника королевской династии, ведь что может быть важнее для юноши, только что узнавшего о своем праве на трон? Спроси Эршеффаля еще недавно, что за человек его воспитанник, – и он, не сомневаясь, сказал бы, что мальчик очень скромен и добр, разумен и прилежен, но начисто лишен амбиций и, увы, вряд ли наделен такими полезными для будущих королей качествами, как честолюбие и властность. Впрочем, сожаления опекуна по этому поводу вряд ли были искренними – его вполне устраивало то, что война с узурпатором откладывается до времен, когда наследник возмужает и обретет достаточную твердость нрава. Кто б мог подумать, что времена эти наступят куда быстрее, чем рассчитывал господин Эршеффаль! Неудивительно, что опальный сановник, погрузившись в беспокойные раздумья, чем же обернутся для него странные перемены в характере юного принца, совершенно упустил из виду причины этих перемен – и оттого в корне неверно истолковал происходящее.
Тем временем Ашвин ощупывал корону на своей голове, словно проверяя, настоящая ли она, и лицо его при этом было не столько радостным, сколько сосредоточенным и хмурым.
– На родине вас ждет венец несравненно величественнее и роскошнее! – поторопился заметить его почтенный крестный. – Эта корона очень стара – в те времена мастера еще были не столь искусны…
– Хватит и того, что она настоящая, – ответил Ашвин с некоторой задумчивостью. – И должно быть, я теперь достаточно настоящий принц…
– Достаточно настоящий?! – воскликнул господин Эршеффаль, искренне удивившись тем ноткам сомнения, что послышались ему в голосе Ашвина. – Ваше высочество!.. Да я готов поклясться своей головой, что вы происходите из славнейшего королевского рода! Более истинного принца, чем вы, нужно еще поискать!
– Вот и проверим, так ли это, – промолвил Ашвин, решительно поднимаясь с места.
– Самое время… – дрожащим от волнения голосом произнесла Маргарета, припав к плечу Одерика. – Говорите, ваше высочество! Говорите так, чтобы вас услышали в тенях и по ту сторону туманов!
– О чем это вы, сударыня? – разволновался и господин Эршеффаль, только сейчас заподозривший, что волшебство, совершенно ему не понравившееся при первой и единственной с ним встрече, тайно проникло в его собственный дом.
– Ашвин?.. – прошептала и Эли, которая едва ли могла слышать хотя бы половину из того, что было здесь сказано, но безошибочно угадавшая, что происходит нечто более удивительное, нежели все предыдущие уловки магии, вместе взятые.
– Я, принц Ашвин, – громко и отчетливо произнес юноша, не глядя ни на кого из присутствующих, – признаюсь в том, что полюбил эту девушку, Эли. Клянусь, что полюбил ее до того, как узнал о проклятии и о том, что наша встреча была предопределена магией. Клянусь, что говорю это не из благодарности и не из жалости, – хотя до конца своих дней буду признателен Эли за то, что она спасла меня от врагов… и от прежней жизни. Клянусь, что любил ее, не зная, что она принуждена любить меня в ответ. Клянусь, что никогда не встречал девушки прекраснее нее. И чтобы никто и никогда – ни в людском мире, ни в мире фей – не усомнился, что клятвы мои правдивы, я предлагаю Эли свои руку и сердце… – тут он вздохнул и едва слышно прибавил: – Хоть и знаю, что она их не примет…
Никто – даже донельзя возмущенный господин Эршеффаль – не посмел перебить речь принца. Странная тишина воцарилась во дворце, тени сгустились… На некоторое время он стал неотличим от крошечного лесного домика среди старых яблонь – того и гляди ветви заскребутся в окна, а по полу покатятся алые сочные яблоки! И то верно – сколько ни гони лошадей, за сколькими позолоченными дверями и стенами ни прячься, а от волшебства, как и от судьбы, не уйти…
– Ну нет, ваше высочество!.. – все-таки заговорил Эршеффаль, сердито запинаясь и пофыркивая. – Это никуда не годится! Сейчас не место и не время, да и девушка эта, честно сказать, вовсе не…
– Тише! – безо всякого почтения приглушенно шикнула на него Маргарета, склонившись над Эли. – Магия не любит непочтительности…
– Оно… уходит? – спросил Ашвин, и голос его впервые предательски дрогнул.
Одерик, собиравшийся спросить то же, но от волнения лишившийся дара речи, шумно выдохнул и решился лишь на то, чтобы опуститься на колени рядом с дочерью и коснуться ее холодной руки. Она, казалось, ничего не слышала и не видела, в который раз лишившись чувств.
Господин Эршеффаль хотел было кликнуть слуг, чтобы покончить со странным и пугающим действом, своевольно происходящим в его собственной гостиной, но не смог издать ни звука, как будто невидимая ледяная рука сжала его горло и потянула вниз, заставляя гордую голову склониться едва ли не до земли. Оказалось, что волшебство не только приходит в дома без приглашения,
