Кошка Белого Графа - Кира Калинина
Джеруч продолжал рыться в саквояже. А я обошла вокруг шкатулки, ткнулась в обитый медью уголок… и в голове у меня взорвалась шутиха! Не хуже тех, что повергли в ужас могучих мамок.
Сквозь звон и боль я осознала, что лежу на полу, а кавалер сидит надо мной на корточках и качает пальцем перед носом.
– Глупая, глупая кошка, – выговаривал он по-ригонски. – Нельзя трогать королевский кладезь. Никому нельзя, кроме меня, заруби это на своем мокром розовом носике, поняла? Даже Ялуну нельзя, а он мой друг.
Он добавил что-то по-эйлански, потрепал меня по холке, как собаку, и поднялся.
Ялун поставил на комод дорожный лучезар и задул лампу. Извлек из кофра складную вешалку для одежды, аккуратно повесил на нее элегантный темный костюм. Цокнул языком на помятости, сбил ногтем соринку с рукава. Затем в его руках появилась щетка без щетины. Щетка скользила по ткани, и та становилась будто только из-под утюга, а соринки исчезали.
Сколько, оказывается, на свете полезной магии!
При падении я, к счастью, ничего себе не ушибла – спасибо густому меху. Но от магической шутихи шумело в голове, и стук в дверь отозвался в затылке неприятными толчками.
– Простите за беспокойство! – прозвучал девичий голосок. – Вы не видели кошку ее высочества?
– Мя-а-ау! – завопила я.
– Белка! Ты здесь? Откройте, слышите!
Эйланцы открыли.
Но сначала с быстротой молнии проделали несколько вещей.
Кавалер Джеруч бросил шкатулку обратно в саквояж, запер замок и поставил на него печать. Ялун же спрятал в кофр волшебный сундучок и лучезар, а прежде чем тот погас, успел стукнуть ногтем по колпаку масляной лампы. Фитилек лампы ярко вспыхнул. Клянусь, я видела, как с пальца слуги сорвались искры, пройдя прямо сквозь стекло!
Все эти действия были совершены в считаные мгновения, и Ялун распахнул дверь.
– Зачем кричать, прекрасный барышня? Кошка здесь, видеть? Сам приходил.
Он говорил по-ригонски хуже хозяина – или кто они там друг другу.
Кайса влетела внутрь, подхватила меня на руки и прижала к груди – я чуяла, как колотится ее сердечко.
Стало совестно. Бедняжка переволновалась, думала, меня мамонт в снег втоптал. Еще принцесса, небось, нагоняй ей дала за то, что не сберегла графский подарок.
– Я… Благодарю вас, господа, что позаботились о любимице ее высочества, – Кайса поглядела на кавалера Джеруча, на его слугу и попятилась. – Прошу простить за беспокойство. Мы пойдем…
– Я помогу, – кавалер решительно шагнул к фрейлине. – Позвольте. Кошка тяжелая. Хрупкая барышня не должна носить такой груз.
Кайсе не хотелось меня отдавать. Но еще меньше ей хотелось затевать спор, задерживаясь в тесной комнатке с двумя мужчинами, да еще чужеземцами. Тем более что секретарь не стал ждать разрешения и потянул меня из ее рук. Кайсе осталось лишь уступить.
Наше шествие через весь большой запутанный дом напомнило мне эйланскую сказку про витязя-ворона и царевну-голубку. Тоненькая фрейлина шла впереди – феей, указующей путь герою. Следом шагал сам воин-спаситель с драгоценной ношей на руках. Придворные, слуги и обитатели дома, которых легко было отличить по неряшливому виду, провожали нас взглядами.
В какой-то момент Джеруч начал мурлыкать под нос мотив.
– Ой, кавалер, вы знаете «Песню о пропавшей невесте»? – оглянулась Кайса.
– Это наша, эйланская, песня, и ее верное название «Песня о погибшей невесте», – ответил Джеруч с усмешкой. – Но, когда ее переводили на ваш язык, слова смягчили и изменили концовку. У вас невеста бабочкой улетает в луга, чтобы порхать и кружиться в вихре лета, храня свою девичью красоту от тягот семейной жизни. А у нас дева бросается в море со скалы, потому что, пока жених был на войне, ее обесчестил богатый всадник. Она не смогла вынести мысли, что не сберегла для избранника свою чистоту.
– Какая ужасная история! – жалостливо воскликнула Кайса. Она обернулась, и стало видно, что ее глаза блестят слезами. – А что жених?
– Отрезал обидчику голову и принес на могилу невесты. Песня кончается тем, что он сидит под оливой, пьет горькое вино и оплакивает свою любовь. Но сейчас последние два куплета уже не поют. Все кончается гибелью девушки.
Кавалер снова усмехнулся – мрачно, едва ли не зло.
Кайса пробежала через комнаты, в которых хлопотали слуги и бездельничали гвардейцы, распахнула дверь в просторный зал.
– Она нашлась, ваше высочество! Кавалер Джеруч любезно приютил нашу Белочку.
– Ах, кавалер! Примите мою искреннюю благодарность, – принцесса поднялась с дивана и пошла к нам, потягивая руки. Секретарь подал ей меня, низко поклонился и отступил. – Как же так, Белка? Мы волновались! Больше не убегай, пожалуйста.
Она почесала мне шею, улыбнулась, потом подняла взгляд на кавалера.
– Сегодня вечером я жду от вас урок эйланского. Отговорки не принимаются!
Кавалер поклонился еще ниже.
– Почту за честь, ваше высочество.
Он бросил взгляд на Кайсу, усмехнулся и вышел. Я слышала, как удаляются его шаги и как тает в отдалении мелодия песни о погибшей невесте.
За общим ужином Камелия вновь усадила графа Даниша рядом с собой и много расспрашивала о снежной магии и других владыках стихий, о Ригонии, о дворе короля Альрика – весело, непринужденно и исключительно по-ригонски. Время от времени она касалась его руки невинными, не скрываемыми от чужих глаз жестами, и во взгляде Даниша сменяли друг друга свет и тьма.
А я совсем перестала что-то понимать. Может, у них с принцессой был роман, и это свои письма он хочет вернуть? Но и эйланцы в свите Камелии неспроста!
По другую руку принцессы расположился барон Хлепик, хозяин имения – лысый плюгавый человечек в старомодном сюртуке как будто с чужого плеча.
Лучшие дни рода Хлепиков остались позади, стол у них был куда беднее, чем в трактире, а прислуга вышколена хуже. Принцесса попросила чего-нибудь для меня, и свита оживилась, предвкушая новый акт спектакля под названием «Кормление монаршей любимицы». Но представление провалилось. Грузная пожилая тетка в застиранном фартуке тихо внесла миску с отонками и поставили на пол в углу.
Я, разумеется, есть не стала.
– Смотри, еще нос воротит, – шепотом ворчали слуги у стены.
К приезду ее высочества просторный обеденный зал отмыли и принарядили как смогли. Повесили драпировки, явно из старых портьер, постелили выцветшие ковры, поставили старинные бронзовые шандалы, зеркала в бурых рамах и кадки с фикусами. Но запах ветхости и гнили сочился из
