Танец с Тенью (СИ) - Кроноцкая Нани

Встревоженный Фил подступил вплотную, придерживая ее сзади за плечи. Он видел, что ей плохо, но еще не понимал причину. Арина лишь уцепилась за мага, как утопающий за соломинку, прячась под вдруг накинутый на нее энергетический щит.

«Успел прикрыть! И как он только понял?» Мысли путались, вяло вытекая из головы вместе с сознанием. Арина стремительно проваливалась в самый настоящий, совершенно неподобающий для приличной ведьмы обморок. Как феечка какая, право слово.

Представшая перед выходящими из служебного портала членами оперативной группы картина была эпической: окровавленный гном на полу у окна, груда разнесенной в щепки мебели и маг, разъяренный и страшный, несущий на руках бессильно повисшую рыжеволосую девушку.

— Фил?

Вошедшая последней Ди прервала шокированное молчание.

— Гномом займитесь, его, кажется, почти убили. Светлый Дозор вызывайте, расширенную опергруппу в полном составе. Призыв демона. Я узнал его. Это Эврином[11], собственной персоной. Синерожая тварь беспредельная. Встречайте, можно без аплодисментов.

И шагнул в Сумрак, унося на руках великую ведьму, как какую-то заурядную школьницу. Хотя будь даже Арина в сознании, ей это непременно бы понравилось.

Сразу после этой эффектной сцены с элементами романтики прямо из Сумрака в кабинет ввалился взмыленный и растрепанный Канин, одежда которого была покрыта странными пятнами, подозрительно напоминающими кровь.

— Это… Это что такое?

Отодвинул хлопотавших возле бесчувственного Леонида темных дозорных.

— Целители в отряде есть?

— Я. Погодите, сиятельный, я заканчиваю клинический осмотр.

Щуплый с виду молодой человек был необычайно серьезен. Пристально следивший за его действиями Павел увиденным казался вполне удовлетворен.

— Помочь? — великий ведун подошел к ним вплотную, одним своим присутствием раздвинув всех окружавших гнома оперативников.

— Есть артефакт лечебного сна? Меня не хватит на травму и сон одновременно, — молодой лекарь устало смахнул капельки пота со своего бледного лба, — только что соскребал арестованного со стенки. Вы малость переусердствовали, сиятельный Павел.

Канин усмехнулся. Парнишка был прав: сказывалось напряжение последних дней, и когда аптекарь стал кидать в белую сову Ди дикими тульпами* своего изготовления, бесконечное терпение великого и ужасного Паши дало трещину. Аптекаря он физически размазал. Голыми руками, с удовольствием ломая кости и вырывая суставы. Масштабы нанесенных арестованному повреждений Павел отлично себе представлял, целителю действительно пришлось очень туго. Слабость. Это была настоящая слабость, непозволительная для великого ведуна Канина. И он ее себе сознательно позволил.

Лекарь осторожно опустил на многострадальную рыжую головушку Лео лечебный полог, окутал фиксирующим заклинанием и попытался поднять гнома с пола. Не осилил — гном был тяжел, как бетонная плита.

— Тут его некуда положить, — Павел думал несколько секунд. — Ди, у тебя номер со столом?

— Да. Там портал стоит, можно быстро уйти, погоди секунду. Сколько с нами? — она уже приступила к начертанию портальной звезды, найдя упаковку канцелярских карандашей на полу. — Простой телепортацией тут не обойтись.

Общаться мысленно им было проще, но афишировать свои маленькие секреты перед темными не хотелось.

Внезапно возник Корвус, отодвинул стоявшего между ним и лежавшим на полу гномом целителя, наклонился и легко подхватил увесистого раненого на руки. Стоявшие рядом темные одобрительно покачали головами. «Силен», — читалось в глазах оперативников.

— Всего нас четверо плюс раненый. Целителя же берем?

— Пусть останется, — Илья Корвус, без видимого труда державший на руках окровавленного гнома, развернулся к открывшемуся входу в портал, — он едва на ногах уже стоит, парня покормите и отправляйте спать. На сегодня ему хватит. Я тоже целитель.

И первым шагнул в начерченную Ди пентаграмму перехода. Переглянувшись многозначительно, Канин и Венди шагнули следом.

Оставшиеся в кабинете темные еще раз с ужасом осмотрели «боевые разрушения». Тут было на что посмотреть: Обожженные будто пламенем преисподней стены. Расколоченные цветочные горшки. Залитый кровью и какими-то цветными жидкостями пол, художественно присыпанный землей из этих горшков и щепками мебели. И сама мебель. То немногое, что от нее осталось. Никогда они не видели таких жалких обломков, оставшихся от некогда хорошего и прочного стола и стульев. Остов шкафа напоминал руины древнего акрополя. Обрывки медицинских карт, отчего-то тоже сильно обожженные. Поле битвы, а не кабинет.

Никита Бибин пожал плечами и наложил охранную руну, со вздохом вспомнив о погребенных под мебельными завалами вещественных доказательствах и электронных ценностях. Потом начертил простой триглав короткого портала и коротко кивнул своей группе:

— Потом все разберем. Сейчас — вызываем Светлых, и всем спать. Я в дежурке, пошел скорбеть над протоколами. Арестованный все равно до утра не откроет глаз. А великие сами разберутся, на то они и сиятельные.

И быстро всех вывел, не оглядываясь.

31. Фил и любовь

"Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь — кокетства".

22 мая, ночь, Гурзуф.

Сделав шаг в глубину Сумрака, Фил запоздало задумался. Подхватить бессильно осевшую прямо на пол кабинета, теряющую сознание Арину было порывом, абсолютно естественным для мужчины. Влюбленного мужчины. Унести свою ношу из эпицентра боевых действий в зону безопасности так же естественно. А вот подумать о маршруте этого самого отступления вышеупомянутый влюбленный мужчина не потрудился. За что был зол на себя. Снова зол.

Сегодняшний вечер был полон поводов для самобичевания. Прямо скажем: сегодня сиятельный (с некоторых пор) Рафаил Янович Дивин потерял голову и окончательно сорвался. Утешал его только тот факт, что случилось это с ним впервые в жизни. Даже будучи гоним и презираем, обитатель трущоб и подвалов «Филька-Допрос» еще ни разу в жизни не терял самообладания. До недавнего времени у него не было друзей. А враги оценивали его темперамент эпитетами совсем не лестными. «Рептилия» — был самым цензурным из них.

Памятный бой с Диной не был исключением. Новоявленная «сестрица» сорвалась тогда сама. Как оказалось, на то были веские причины. Произошедшее вначале вызвало в нем лишь чувство сожаления: легендарная Ди оказалась истеричной девчонкой, подставившейся заведомо более слабому противнику. Потом — лишь жалость. Даже тот странный поцелуй с обменом кровью не был минутой слабости. Скорее пропущенным ударом в дуэли. О последствиях которого он еще узнает — несомненно.

Еще вчера он думал, что не знает, что такое любовь. Никто не любил морального уродца-азеркина, само присутствие которого заставляло всех говорить только правду. Кто мог такое стерпеть? Люди вокруг расценивали его воздействие как раздевание на многолюдной площади или моральное изнасилование. А он не мог иначе. Не владел своим даром, не умел по-другому, обрушивая свой талант на их головы. Правда — обоюдоострое оружие.

Даже свести счеты с жизнью он не сумел. Все заранее рассчитав, все взвесив. Не учтя лишь явившуюся словно с неба свою спасительницу, поймавшую его за руку в прыжке с моста. Тонкая и невысокая рыжеволосая девушка этой самой своей рукой перевернула тогда черную страницу его жизни. И продолжает листать эту книгу теперь. Здесь и сейчас.

Он не был «суицидником». Просто однажды утром, проснувшись в подвале, Фил отчетливо понял: смерть от голода и холода, терзавших его израненное и изъеденное вшами тело, будет куда дольше и мучительнее. А вариантов на другую жизнь у него больше нет. Совсем ничего не осталось.

Зачем она его тогда поймала? Ругаясь удивившими даже его витиеватыми заборными скабрезностями, сжав зубы, она цеплялась за него, будто тонула сама. И такая жажда жизни полыхала в медовых глазах этой рыжей, что он сдался. Сам потянулся, сам выпал за ограждение того проклятого моста. Упал к ней в руки, будто раненая птица. И пропал. Навсегда.