Раб Наилон. Вкус свободы - Анна Жнец
На ватных ногах Тэлли подошла к столу и вытащила из коробки острый нож. Зловещий блеск стали заставил ее поежиться. В горле пересохло. Рука дрогнула.
Тэлли уже использовала этот нож однажды. В похожей ситуации. И женщина умерла. Истекла кровью на ее глазах.
Прошло пять лет, а воспоминания о том трагическом дне так ее и не отпустили. Стоило прикрыть веки, и перед внутренним взором вставал последний взгляд роженицы, Тэлли как наяву ощущала теплую влагу под своими пальцами, а сердце сжималось от ужасного чувства беспомощности.
«Я не могу, — подумала она, глядя на то, как дрожит нож в ее руке. — Не могу».
Ребенок в ее животе толкался сильнее обычного. Ноги налились тяжестью.
«Я беременна, — полудохлой рыбой трепыхалась в голове мысль. — Я так устала. Так устала! Неужели я не заслужила покоя? Если Асаф умрет…»
Руки все еще тряслись, когда Тэлли мыла их забродившим соком кактуса агавы, чтобы убить всю невидимую гадость, что живет на коже человека. Затем она протерла тряпкой, смоченной в этом же соке, лезвие своего инструмента.
«Не могу, не могу, не могу», — крутилось и крутилось на языке. Хотелось прокричать это вслух и сбежать из шатра.
Вместо этого она сказала твердым, спокойным голосом, который совершенно не соответствовал ее внутреннему состоянию:
— Фаруха, дай Асаф сонное зелье.
В свободную руку ей сунули нагретый теплым воздухом пустыни сосуд. Это было странно, ведь Фаруха стояла у постели роженицы. Так кто же дал ей необходимое?
Растерянная Тэлли повернула голову.
— Лу! — сердито воскликнула она, увидев дочь. — Я же сказала тебе погулять снаружи! Тебе здесь не место!
— Зелье из панциря черепах, — шепнула девочка, сверкая огромными зелеными глазами. — Оно придаст тете Асаф сил. И поможет малышу. Не надо резать.
Зелье из черепах! Как Тэлли могла о нем забыть!
От облегчения закружилась голова. Знахарка крепко сжала в ладони драгоценный пузырек и, наклонившись, благодарно клюнула дочь в макушку.
— Лу, какая ты молодец!
Девочка просияла от похвалы. Ей нравилось приносить пользу. И все же Тэлли мягко выставила эту своевольную проныру вон из палатки: не для детских глаз были такие зрелища.
Переживая очередную схватку, будущая мать громко застонала в своем углу. Флой повернул к целительнице бледное, перекошенное от страха лицо. Его кожа стала цвета пыльной простыни.
— Пожалуйста, — прошептал он, глядя Тэлли в глаза. Каждый раз, когда Асаф кричала от боли, Флой весь сжимался и втягивал голову в плечи, словно чувствовал ту же муку, что и супруга.
Не было никакой гарантии, что волшебное зелье поможет Асаф разродиться, но Тэлли хотела попробовать обойтись без ножа. Ощущение теплого флакончика в руке придало ей уверенности.
— Выпей это, — она поднесла бутылочку к губам подруги.
Та даже не спросила, что ей дают, — жадно присосалась к глиняному горлышку. Без лишних слов она была согласна на все, только бы это спасло малыша в ее животе или хотя бы облегчило ее страдания.
Фаруха нырнула под окровавленную простыню на бедрах роженицы, чтобы проверить открыт ли путь для ребенка.
— Подождем, — сказала Тэлли. — Если лучше не станет, будем резать.
С протяжным вздохом Флой прижался лбом к плечу жены. Его трясло.
Время в палатке напоминало тягучий мед. От ужасной духоты все, кто находились внутри, стали потными и липкими. Волосы Асаф мокрыми прядями облепили лицо. Флой то и дело подносил к губам жены бурдюк с водой и обтирал ее лоб влажной тряпкой, спасая любимую от невыносимого зноя.
Спустя пять минут после того, как Асаф приняла зелье из панциря изумрудной черепахи, ее бледные покровы порозовели. Кожа вернула здоровый бронзовый оттенок. Женщина задышала легче, у нее появилось больше сил.
С облегчением Тэлли убрала нож обратно в коробку под столом.
— Отдохни, — в который раз предложила она Флою, но тот лишь мотнул головой и принялся обмахивать супругу ладонями, как веером.
— Это нормально? — дрожащим голосом спросил он, когда одна схватка пошла за другой и роженица больше не успевала отдыхать в перерывах между приступами: только рычала, мычала и кусала губы до крови. Она с такой силой сжимала руку мужа, что его пальцы покраснели. Тэлли подумала, что Флой, должно быть, уже не чувствует свою ладонь.
— Нормально, — бросила она, морщась от болей в пояснице и придерживая свой выпирающий живот, натянувший платье.
— Десять пальцев! — выглянула из-под простыни Фаруха.
— Кажется… кажется… мне надо в туалет, — глаза Асаф округлились в панике.
— Ребенок выходит! — закричали обе знахарки, и под куполом шатра поднялась ужасная суматоха.
* * *
Тэлли сама перерезала пуповину ребенку. Это была крепкая девочка с бронзовой, как у матери, кожей и острыми эльфийскими ушками. Войдя в этот мир, она тут же заявила о себе громкий воплем.
— Моя… — захлопал глазами Флой и пошатнулся: накопившаяся за двое суток усталость наконец дала о себе знать.
Асаф лежала на подушках, вся потная и измученная. У нее не осталось сил даже на то, чтобы свести ноги. Волосы под ее головой сбились в колтуны, под запавшими глазами залегли тени, на искусанных губах коркой запеклась кровь. Казалось, за время родов страдалица похудела на четверть собственного веса, хотя опустевший живот еще не успел сдуться.
Тэлли, сама едва живая от усталости, опустила малышку на грудь матери. У девочки на макушке серебрился смешной пушок, а еще она тут же с проворностью будущей охотницы поймала в кулачок прядь волос Асаф и вцепилась в нее крепкой хваткой.
— Моя… — в легком ступоре повторил Флой, не сводя глаз с ребенка. — Мои…
— Можно?
В палатку заглянул Наилон, розовый от неловкости. При виде него Фаруха до пояса прикрыла родившую легким одеялом.
— У меня дочь! — повернулся к другу новоиспеченный отец и как-то подозрительно всхлипнул. — Моя.
— Хочешь подержать? — спросила Тэлли.
Не успел Флой ответить, как малышка оказалась у него на руках. Хрупкая, влажная, сморщенная, она тянула к нему маленькие пальчики. Когда эльф взглянул на дочь, у него задрожали губы. В следующую секунду он отдал кроху знахарке и под изумленными взглядами стрелой вылетел из шатра.
— Куда это он? — Асаф приподнялась на подушках, посмотрев в сторону распахнутого полога.
Тэлли и Наилон переглянулись.
— Пойду узнаю, что случилось, — сказал последний, смущенный поведением приятеля.
Флой
