Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн
…боги тёмного горизонта!
Умываясь в фонтанчике, я смыла нейтрализатор… Не весь, конечно, только тот, что наносила на область головы и лица, но этого, похоже, оказалось достаточно, чтобы он учуял меня.
Я заблудилась во времени, стоя вот так, рядом с ним, посреди огромного зала, на глазах у своих друзей и ещё каких-то незнакомых людей. Мне стало невыносимо, чудовищно хорошо, как человеку, которому целитель, выйдя из палаты, где лежит смертельно больной родственник в агонии, устало объявляет: «Будет жить!».
Мне хотелось увидеть в его глазах если не восхищение, то хотя бы подтверждение того, что я — такая, как есть — нравлюсь ему. Больше, чем Аглана, больше, чем та я, какую он представлял в своих фантазиях, когда искал меня.
— Матильда, — сказала я тихо, утыкаясь носом в его грудь, чувствуя, как его губы скользят по моему влажному затылку. — Вот такая вот Матильда. Если вам не нравится то, что вы видите — просто не открывайте глаза, профессор. Профессор…
— Маленькая врушка, ты отлично играешь в прятки. Мне нравится. Всё нравится. Очень.
Он взял меня силой, он хотел меня запереть, он постоянно говорил мне гадости, называл дурочкой и поганкой, он обманывал меня, во всяком случае — недоговаривал и утаивал, а я хотела сбежать от него с первой нашей встречи. Но вот теперь мы встретились, он обнимал меня, он откровенно любовался мной, девчонкой с мокрыми неаккуратными волосами, в невзрачном платье — и на несколько мгновений всё прочее стало неважным.
— Вартайт Мортенгейн!
Резкий оклик незнакомым, пронзительно-высоким и при этом мужским голосом — словно ледяной душ. Мортенгейн замер, не выпуская меня из рук, а потом обернулся, медленно и насторожённо. Беспокойным или напуганным он не выглядел, но и удовольствие незнакомцы своим появлением явно ему не доставили. Впрочем, очевидно, что незнакомцами они были только для меня. Чувствуя руки профессора на груди, собственнически прижимавшие к себе долгожданную добычу, я разглядывала их. Высокий и худощавый юноша, нет, скорее мужчина непонятного возраста, с острым тонким носом и неожиданно острыми вытянутыми кончиками ушей. Молодое и бесспорно красивое бледное лицо несколько портил тяжёлый взгляд круглых, чуть навыкате глаз оттенка спелой вишни, неприятный высокомерный прищур, юному человеку никак не принадлежавший. Да и уместно ли было говорить «человеку»? Причёска у незнакомца тоже была странная: светлые, почти белые волосы приподняты и прихвачены лентой на затылке. Откинув на спину прядь, падавшую на лицо, блондин продемонстрировал необычный рисунок на коже: причудливая голубая вязь. Однако ни забавным, ни женственным его облик не казался.
Вот оторопь внушал, это да.
Одна из двух его спутниц, девушка — или леди? — в том же неопределённом возрасте, отталкивающе хорошенькая, тоже была светловолосой и остроносой. Тонкая, как тростинка, она стояла с опущенными к полу глазами, будто пытаясь сделать вид, что всё происходящее её здесь не касается. Вторая леди, напротив, яркая, черноволосая, лет сорока на вид, в шляпке, украшенной живыми цветами, по-хозяйски и не без любопытства оглядывалась вокруг. Её острый взгляд прозектора с какой-то брезгливой жалостью прошёлся по замершей на месте Аглане, потом безо всякого снисхождения упёрся в нас с профессором, и мне захотелось от Мортенгейна отодвинуться, а лучше сразу улечься в стабилизирующую ванну анатомикуса для органов. Но пока что брюнетка молчала, а вот блондин с татуировкой на лице держать язык за зубами не собирался. И его непривычно высокий голос резал мои барабанные перепонки, но при этом смеяться или даже иронизировать над ним по-прежнему не хотелось.
Мортенгейн спрыгнул со сцены, протянул руку и помог мне спуститься. Мы подошли ближе к гостям и неподвижной Аглане, при этом руки моей профессор не отпускал.
— Вартайт Мортенгейн, извольте дать объяснения по поводу сложившейся ситуации!
— С удовольствием, фэрл, — откликнулся Мортенгейн, голос его звучал уверенно и спокойно, и тревога отпустила меня — не целиком, самую малость. — Доброго вечера, мама, какой неожиданный, но приятный визит! Надеюсь, охранники и все прочие, кто мог оказаться на твоём пути, живы или хотя бы доступны реанимационному воздействию.
М-мама?!
Я уставилась на черноволосую… дуплишицу?! — преспокойно усевшуюся на стул, предназначенный для пианиста. А вот теперь тревога не то что вернулась — накинулась, как голодный каннибал на свежее человеческое мясо. Эх, как же хочется что-то нервно потеребить в руках, жаль, что саквояжик так и остался стоять у дверей в зал, да и руки заняты, точнее, рука.
Мама, придуши их всех друдары…
Мама! По виду она Вартайту максимум в старшие сёстры годится. И характер чувствуется, ух, какой непростой паршивый характер…
— Рад нашей встрече, вот только можно было дождаться завершения праздника. Дети хотели танцевать! — укоризненно-примирительным тоном, словно отчитывая склонного с истерикам ребёнка, продолжал Мортенгейн, пытаясь накрутить прядь моих волос на палец — леди Мортенгейн наблюдала за этим действом, никак не выражая своего отношения к происходящему, однако ж пристально. Я вспомнила рассказ профессора про отработку детских провинностей в морге и попыталась отодвинуться — но он не выпустил.
Выхухоль небесная, про запечатление Мортенгейн, похоже, не соврал. Нашел, вцепился и не отпускает, даже при родной матери, прекрасно понимающей, что это рыжее недоразумение — человек, и на роль невесты и будущей законной жены единственного сына она совершенно не годится.
— Отпустите! — прошипела я, стараясь говорить как можно тише. — Нельзя же так!
— Льзя, — шепнул мне на ухо Мортенгейн. — Молчи, стой рядом и ничего не бойся. Так надо. Чем ближе стоишь, тем безопаснее.
Оптимистично, ничего не скажешь… Я поёжилась.
— Ну, здравствуй, родной, — хмыкнула, наконец, моя несостоявшаяся свекровь. Голос у неё оказался низким, звучным и глубоким, а ехидство взгляда могло дать фору сыну. — Такой большой мальчик, а всё ещё не научился приструнивать собственных девиц. Как видишь, попытка сбежать от проблем не удалась. Де Гро, — она милостиво и одновременно пренебрежительно кивнула подбородком в сторону застывшей пары — интересно, кто они, супруги? Брат и сестра? Уж больно были они похожи, — подали официальный протест в магистрат относительно твоего молчания… Ещё и меня привлекли, а у меня на этот вечер были планы. Изволь решить вопрос.
Двери зала открылись и на пороге показался заместитель ректора с ещё двумя сопровождающими. Несколько мгновений они созерцали нашу милую композицию, а потом поклонились и тихо испарились, не забыв тщательно прикрыть
