Вероника. Дом там где сердце - Людмила Вовченко
Но они были внимательны. И осторожны. Каждый шаг, каждое движение было пронизано уважением — и внутренним напряжением. Как будто оба знали: это не игра.
Когда ужин закончился, и последние звёзды высыпали на небо, Макс и Эван подошли ближе. Один слева, другой справа.
— Мы не просим ответ прямо сейчас, — сказал Макс. — Мы хотим, чтобы ты знала — ты можешь выбрать нас обоих. Или не выбирать вовсе. И просто быть собой.
— А мы будем рядом, — добавил Эван. — Всегда.
Глава 46
ГЛАВА 46.
ПРОЛОГ ЭПОХИ
Снег шёл мягко, как пепел памяти. На фоне серого неба в витражных окнах гостиной отражались догорающие сумерки Лондона. В камине потрескивали дрова, а перед ним, уютно завернувшись в плед, Вероника водила пальцем по страницам нового тома из кодекса. Её взгляд был сосредоточен, но в уголках губ играла лёгкая, едва заметная улыбка. Макс с книгой в руках беззвучно прошёл мимо, его шаги были почти не слышны на ковре. Эван сидел в кресле у окна, сосредоточенно разглядывая улицу и машинально крутил в пальцах винтажную зажигалку.
— Итак, — раздался голос Кристалла с привычной ироничной интонацией, — вы готовы отправиться в самую живописную кашу под названием «начало двадцатого века»?
Вероника вздохнула, отложила кодекс и посмотрела на мужчин:
— Если вы надеялись, что я откажусь — слишком поздно. Я уже мысленно в Петербурге с тростью и в платье, затянутом в корсет.
Макс хмыкнул:
— Главное, не забудь, что корсет — это не оружие, хоть ты и будешь пытаться его использовать как средство устрашения.
Эван усмехнулся:
— А я, пожалуй, возьму цилиндр. По крайней мере, он скрывает выражение ужаса от всего этого безумия.
Кристалл весело мигнул:
— Вот и славно. Тогда встречаемся в костюмерной. Рекомендую взять обмундирование согласно моде 1902 года. И не забудьте — никаких мобильников, косметики с шиммером и пластика. Если увидят — будут жечь.
КОСТЮМЕРНАЯ
Огромная комната, скрытая за зеркальной стеной в библиотеке, напоминала музей театра и кино в одном флаконе. Здесь висели мундиры, платья, корсеты, плащи, перья, шляпы, манто, зонты и даже трости с тайными отсеками. Стены были уставлены шкафами и ящиками, в которых хранились туфли, перчатки, галуны, пудра, ароматические масла и парики. Всё было волшебно подогнано под размер и вкус владельца, словно дом сам чувствовал моду души.
Вероника стояла перед зеркалом, сердито сжимая в руках кринолин:
— Кто придумал это пытку?
— Французский гений, — ответил Кристалл. — Но ты можешь выбрать что-то скромнее. Например, платье гувернантки. Серо-коричневое. С высоким воротом.
— Нет уж! — вздохнула девушка. — Корсет так корсет. Я хотя бы буду умирать красиво.
Макс вышел из-за перегородки в тёмно-синем фраке с позолоченными пуговицами и белоснежным галстуком-крестообразным бантом. На нём всё сидело безупречно. Он усмехнулся:
— Умирать — не входило в план. А вот произвести впечатление — вполне.
Эван появился чуть позже, в элегантном английском костюме цвета графита с длинным пальто и шляпой. Он лишь слегка улыбнулся, глядя на Веронику, но в глазах промелькнуло что-то тёплое, даже печальное. И это задело её сильнее, чем мог бы комплимент.
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
— Слушай внимательно, — Кристалл медленно произносил каждое слово, словно преподаватель. — Попадёте вы во второй день частной выставки у аристократа Павла Андреевича Мерецкого. Он коллекционер, немного фетишист, одержим историей и не доверяет ни одному искусствоведу. Картина Васнецова, которую мы ищем — это «Песнь о вещем Олеге». Оригинал утерян, но, по словам заказчика, в этом времени она пока ещё в его доме. Нам надо её… «выкупить». Или хотя бы предложить замену.
— А замену мы взяли? — спросила Вероника.
— Разумеется. Реплику. Но, — тут Кристалл понизил голос, — лучше, если ты его убедишь отдать оригинал в музей. Павел — человек тонкий. Он любит искренность. И красивые женщины.
— Спасибо, — буркнула она, — всегда приятно быть частью плана.
ПЕРЕД ПОРТАЛОМ
Комната изменилась. В центре, как пульсирующее сердце, сиял Кристалл. Его цвет стал насыщенным, словно предвкушающим событие. Макс стоял напротив Вероники, подавая ей руку:
— Как ощущения?
— Как перед свиданием вслепую с историей. А у тебя?
— Как перед дракой на балу.
Эван подошёл ближе, его голос был мягким:
— Помни: говорить мало — лучше слушай. И если что — пусть Кристалл подскажет. Он у нас болтливый.
Кристалл ухмыльнулся:
— Болтливый, но спасительный. Готовы?
Трое ступили вперёд.
Свет растворил их силуэты.
Время отпустило поводья.
* * *
Город, ускользающий сквозь пальцы"
Невский проспект утопал в январской серости, но даже сквозь лёгкую снежную пелену город сохранял величие. Петербург встречал Веронику, Макса и Эвана ледяным ветром, запахом угля и предчувствием странного, словно каждый дом мог обернуться страницей из чужой, но родной книги.
Три тени на фоне литых фонарей: мужчина в строгом пальто с меховым воротником — Эван, женщина в густо-синем бархатном пальто — Вероника, и мужчина в чёрной шерстяной накидке с капюшоном — Макс. Они выглядели вполне органично, как персонажи с петербургской афиши начала XX века.
Костюмерная, найденная в доме, оказалась настоящим кладезем эпох. Вероника вначале сопротивлялась идее надеть длинное платье, но Кристалл строго напомнил:
— Не забывай правила, куколка. Никакой пластмассы, никаких молний. Только натуральные ткани, только хардкор.
— А лифчик можно? — пробормотала она, глядя на тяжёлое синее платье с высоким воротником.
— В те времена — нет.
Макс, проходя мимо, хмыкнул:
— Ну что, мадам, вперёд в агонию женского костюма. Будет весело.
— Тебе легко говорить, — буркнула она. — У тебя брюки и плащ, а я как пингвин в корсете.
Эван не вмешивался, но его губы дёрнулись в сдержанной улыбке. Лёгкая ирония в его взгляде снова разожгла в ней внутренний протест. Слишком обаятельны оба, слишком уверены в себе.
* * *
Дом, где, по информации Кристалла, хранилась картина Васнецова, находился в старом особняке на Фонтанке. Якобы, картина считалась утраченной — но на самом деле была спрятана коллекционером, который отказывался отдать её даже за крупные суммы.
Вероника задыхалась от восторга: она стояла перед входом в здание, окружённого ледяной оградой, за которой затаилась эпоха. Всё казалось черно-белым, как старое кино. Лошадиные упряжки, редкие
