Бей или беги - Рита Лурье
Он ушел, а Томасин так и осталась стоять у стекла. Ее больше не интересовали рабочие, копошащиеся внизу, как муравьи, она оценивала свое размытое отражение и пыталась убрать с лица злое ликование. Рано радоваться. Все это еще может плохо закончиться. Она не исключала, что в эту самую минуту охрана выворачивает карманы Зака наизнанку, а его самого тащит на эшафот. С ней же будет разбираться Малкольм. И он вряд ли похвалит ее изобретательность и план, состоящий из множества элементов, как мозаика. Томасин постаралась — ждала момента, чтобы стащить салфетку, приглядывалась к косметике Дайаны, выбирая что-то максимально пригодное для письма, прятала послание до подходящего момента под оторванной обметкой рукава кардигана. Она могла попасться в любой момент, но обиднее всего, если это произойдет сейчас — после такого долгого пути, за шаг до… свободы? Теперь была очередь Зака сделать свой ход. То, что он работает на заводе оружия, неплохая возможность. Им бы не помешало хоть что-то, если придется бежать отсюда, продираясь через сопротивление охраны и горы трупов.
Томасин вздрогнула, заслышав скрип двери. Она боялась посмотреть на Малкольма и увидеть его гнев. Она прекрасно изучила, каким смертоносным и жестоким его делает ярость. Все это время она гуляла по лезвию. Велика вероятность, что именно сегодня шаг станет последним.
— Ты довольна? — буднично спросил он, но следующие слова выплюнул с отвращением, — твой приятель жив, здоров, сыт и обеспечен всем необходимым. Даже возможностью реализоваться, которую он не заслуживает и обязательно похерит.
Томасин прикинула, как правильнее будет ответить. Слишком бурная радость выдала бы ее с потрохами, но необходимость слов благодарности была налицо.
— Спасибо, — выдавила девушка. Она задержала дыхание, слушая его приближающиеся шаги. Походка хищника, а уж маленькая охотница в этом разбиралась. Она вжала голову в плечи, готовясь к удару. С недавних пор она всегда ждала его. Раз Малкольм однажды преступил эту черту, ничего не остановит его от того, чтобы повторить.
Я должна расплатиться? — подумала она, но не сказала. Это могли быть ее последние слова.
Но Малкольм не спешил сводить с ней счеты, как и требовать плату за оказанную ей почесть. Он пристально вглядывался в лицо девушки, нахмурившись. Его взгляд нервно метался по ее лицу, словно выискивая ответ на какой-то вопрос.
— Ты думала, что он трудится в кандалах, в какой-нибудь шахте? — наконец заговорил он, — его морят голодом и стегают плетью? Или что-то в таком духе?
— Нет, — покачала головой Томасин.
— Врешь, — подловил ее мужчина, — именно так ты и думала.
— Нет же, — повторила она и зажмурилась, когда он шагнул к ней, готовясь понести кару за свои слова, за что-нибудь, ей неведомое, но значимое в извращенной логике психопата. Но вместо этого Малкольм вдруг взял ее лицо в ладони и подтянул к себе, чтобы поцеловать. Впервые за все это время. И хоть это был голодный, почти злой поцелуй, он все же напомнил Томасин о прошлом, ведь она была уверена, что такое взаимодействие между ними осталось там, в далекую пору ее жизни в Цитадели.
Он быстро выпустил ее и отстранился. Разорвал и тактильный, и зрительный контакт.
— Я… мне нужно заплатить за встречу с ним? — предположила Томасин. Она чувствовала себя сбитой с толку и искала хоть какое-то объяснение его поступку. Руководствуясь неприятной традицией, сложившейся между ними, она расценила его, как намек, что ей не помешало бы задрать юбку, спустить белье и проявить чудеса покорности.
— Нет, — глухо сказал Малкольм, — пора возвращаться домой.
Домой, — повторила она про себя. Ни в каком случае, ни в каком мире, даже таком безумном, окружавшем их, Томасин не стала бы называть тот омерзительный особняк домом. То была ее тюрьма. И она плелась за ним, как заключенная за своим тюремщиком. А он, надо думать, в этом знал толк.
Перед тем, как сесть в повозку, Томасин заметила во дворе завода грузовой автомобиль, и он прочно завладел ее вниманием. Как она поняла, здесь пренебрегали подобными способами транспорта, отдавая предпочтение лошадям, но, видимо, все же использовали машины для вывоза тяжелых грузов. Они могли бы спрятаться в кузове вместе с Заком. Забраться в какой-нибудь ящик. Если… если друг прочитает ее записку до того, как она сойдет с ума в заточении. Если ей удастся выпросить, выторговать любой ценой еще хоть одну встречу с ним.
Водитель грузовика высунулся из кабины, чтобы захлопнуть открытую дверцу трехпалой рукой. Томасин не видела его лица, но эта деталь всколыхнула в ее душе волну невыносимой тоски по отцу. Тоски, сожаления и чувства вины. Он пришел бы в ужас, узнав, во что превратилась его маленькая отважная охотница.
Томасин взобралась в повозку, проигнорировав галантно предложенную ладонь Малкольма.
Отец говорил: бей или беги. Убегать она уже пробовала, но ничего хорошего из этого не вышло. Она снова попалась в ловушку, куда страшнее, чем та яма в земле.
Возможно, стоит попробовать нанести удар.
Глава одиннадцатая
Томасин нуждалась в помощи. Она не собиралась повторять свою ошибку и доверяться Дайане, потому рассудила, что с женщины можно получить хотя бы информацию. Очень осторожно. Дайана себе на уме и легко почует подвох, если спрашивать слишком прямо. Впрочем, и у нее было слабое место — всякие предметы роскоши и одежда, о которых она могла трепаться бесконечно, забывая себя. Возможно, ей было одиноко и она искала слушателя или компанию. Возможно, ей было все равно — слушают ее или нет, лишь бы только не прекращать свой напыщенный монолог.
Томасин озадачила ее запросом на «что-то особенное».
Малкольм часто отсутствовал дома, понятное дело, не торопясь посвящать пленницу в причину отлучек. Сегодня он должен был остаться и ужинать с ней. Томасин не могла упускать такую возможность, она собиралась выторговать себе еще одну встречу с Заком. Она трезво оценивала риски: если повезет, ужин станет последним, заключительным этапом ее мучений и у нее будет достаточно времени, чтобы оправиться от пережитого, но уже на свободе. В случае провала смерть представлялась ей не самым проигрышным вариантом. У мертвецов нет проблем. Небытие сулило избавление.
Дайана так и не ответила ни на один вопрос, даже заданный очень мягко и осторожно, с головой окунувшись в поставленную перед ней задачу. Как зловещая фея-крестная она порхала
