Бесстрашие - Кристин Смит
— Я… Мне нужно подышать. Прошу прощения.
Выйдя на парковку, я расхаживаю из стороны в сторону. Всё должно было быть не так. Моя жизнь была распланирована с самого рождения. Но сначала Сиенна сбила меня с курса, заставив сомневаться во всём, что я принимал за истину. А теперь, когда я уже поверил, что всё вернулось на свои места, судьба вновь уложила меня на лопатки. Что теперь делать? Всё, что я знал, всё, к чему стремился, пропало. Один-единственный документ лишил меня будущего.
Вот бы Сиенна была здесь…
Гоню непрошенную мысль. Но не могу отрицать правду: будь Сиенна здесь, она бы смогла меня успокоить. Её изумрудные глаза были бы полны сочувствия и поддержки. Её нежные руки обняли бы меня. Её слова, полные здравого смысла, направили бы меня в нужную сторону. Может быть, даже подарили надежду.
Я стараюсь не думать об этом. Будь Сиенна здесь, все эти мелочи меня бы порадовали. Но, по правде говоря, лишь её губы, касающиеся моих, смогли бы по-настоящему помочь мне забыться.
23
ЗЕЙН
— Как прошла встреча с юристом? — спрашивает Грета, раскатывая тесто, когда я захожу на кухню.
— Не очень, — говорю я, прислоняясь к ближайшей столешнице. — Я был совершенно ошарашен.
Грета остановилась и вытерла руки о фартук.
— Что такое? Что случилось?
Пожимаю плечами, устало опустив руки.
— Не знаю. Отец изменил завещание за пару дней до своей смерти и оставил обе компании Стилу. Дом мы должны продать и деньги разделить пополам.
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — не верит своим ушам Грета. — Твой отец никогда бы так не поступил. Он с самого твоего рождения всё время твердил, что оставит компании тебе.
— Видимо, передумал.
Грета, качая головой, подходит к холодильнику.
— Это совсем не похоже на Харлоу.
— Это официальный документ с его подписью. Он внёс правки в завещание и подписался.
Грета достаёт масло.
— Должна же быть какая-то причина.
— Она есть. Он решил сохранить компанию за семьёй.
Грета роняет масло на стол и быстро подходит ко мне, кладя руку на мою щеку.
— Ох, милый. Ты и есть его семья. Он очень, очень тебя любил. Не знаю ни одного отца, который так бы гордился сыном. Пускай у тебя нет его ДНК, но ты всегда был в его сердце.
Я сглатываю ком в горле, обнимая Грету.
— Спасибо, — шепчу ей.
Когда я отстраняюсь, то замечаю, что её ресницы намокли от слёз.
— Мне его не хватает, — признаётся она, вытирая глаза.
— Мне тоже. — Морщу нос, чтобы сдержать слёзы. — Он был хорошим человеком, лучше, чем я думал раньше. Особенно в последнее время.
Уже собираюсь уйти, но голос Греты останавливает меня.
— Зейн?
Я оборачиваюсь.
— Тебе не нужна компания, чтобы творить великие дела. Тебе достаточно быть собой.
Её слова эхом повторяются в моей голове, пока я иду тяжёлыми шагами по коридору. Останавливаюсь у кабинета отца. Дверь закрыта. Я не заходил сюда с тех пор, как он умер. Словно это гробница, хранящая память о нём. Этот кабинет был отражением моего отца. Деревянные панели на стенах, книги в кожаных обложках, стол из красного дерева — всё это носит отпечаток его души.
Я поворачиваю дверную ручку, слегка надавив, и дверь открывается. Четыре неуверенных шага — и вот я внутри. Закрываю за собой дверь. Всё здесь точно так же, как он оставил. Бумаги разложены на столе; мусорное ведро опрокинуто, словно он искал случайно выброшенный листок; на барной тележке стоят графины со спиртным.
В кабинете его запах. Дорогой одеколон, импортная кожа, старый виски.
Его кожаное кресло одиноко стоит за столом, похолодев от неиспользования. Если постараться, смогу представить отца, сидящего там, с очками на переносице, и исписывающего множество мелких листочков, пока идеи в голове вспыхивают одна за другой.
Я обхожу комнату, проводя рукой по гравировке на корешках тысяч книг, пока не дохожу до его стола. Сев на стул, я закрываю глаза, позволяя воспоминаниям последних десяти лет затопить мой разум. Вечеринка в честь моего десятого дня рождения, когда отец нанял целую цирковую труппу, чтобы они пришли к нам со своим представлением. Я потом ещё целый месяц был помешан на акробатике. Или наша первая поездка к океану, когда отец учил меня управлять кораблём.
Но были и плохие воспоминания. Однажды он забыл про мой день рождения и пропустил вечеринку, потому что был занят запуском нового продукта. Или тот раз, когда он сломал мой стик для лякросса, потому что посчитал эту игру слишком опасной для меня. Он боялся, что я могу испортить своё идеальное лицо. И, конечно же, всё то время, что он лгал мне о моём биологическом отце и о том, как умерла мама.
Харлоу не был идеальным отцом, но он был моим отцом.
По-прежнему сидя на его стуле, я открываю глаза. Рассеяно беру один листок со стола, затем другой. Они разорваны, словно были частью одного большого листа. Включившись в эту игру, я собираю кусочки пазла вместе. Нескольких не хватает, поэтому, решив, что они могли упасть со стола, я ищу их на полу. Не найдя, проверяю перевёрнутую мусорку. Бинго. Два листочка оказались на самом дне ведра.
Прикладываю недостающие фрагменты, вглядываясь в слова. Почерк почти нечитаемый, написано как будто в спешке. Но я знаю, что там. Сердце колотится, когда я читаю последнюю записку своего отца.
«Прости, Зейн».
* * *
Как только проходит первоначальный шок от прочтения записки с того света, я замечаю ряд цифр и букв в самом низу листа.
10-NO-155
Это какой-то шифр? Цифры что-то обозначают? Десять. Что может означать число десять? Десять комнат в доме? Десять зданий «Мэтч-360» и «Хромо-120» в нашей провинции? Десять причин, почему он завещал компанию Стилу, а не мне?
И что значит это
